* * *
Есть тут и еще одна беда.
Слова яркие, нестандартные – те же самые ехидно, язвительно, едко – становятся редкостью, даже насмешку встретишь не часто: их вытесняет одна и та же ирония. Пусть и она по-своему неплоха, но плохо, когда какое-то одно слово заменяет многие, живые и образные, и они постепенно выпадают из обихода, "вымирают, как мамонт со льда".
Странно звучит (о человеке, который считался в определенных вопросах знатоком и высказывался немногословно, но весьма уверенно): "его спокойный, сдержанный детерминизм". Философский термин не очень к месту, вполне хватило бы уверенности или решительности.
Насколько естественней, когда, скажем, cynical переводится равноценным русским словом (и не всегда одним и тем же, смотря о ком и о чем речь). Конечно же, у коровы глаза не циничные, а равнодушные, и у какого-нибудь мальчишки физиономия едва ли циничная – скорее попросту дерзкая, нахальная. И конечно, ни к чему в хорошем английском рассказе:
"Даже движения его ног казались циничными"!
"Террор в лесу" – а смысл: лесные страхи, ужасы.
К сожалению, очень и очень многие авторы и переводчики уже не ощущают чужеродности заемного слова в русской фразе – страницы их так и пестрят иноплеменными словами.
В неплохом переводе сложного и впрямь иронического текста сказано: "Простые механизмы жизни раздирали деликатную розовую кожицу моего тельца". Не знаю, как насчет "механизмов", но кожица, вероятно, просто нежная (чувствительная).
Из другого, тоже очень неплохого перевода: "Дом… был одним из тех курьезных зданий", которые столько достраивают и переделывают, что в них уже ничего толком не разберешь. Переводчик не догадался подставить русское: несуразных, нелепых, а может быть, хватило бы и своеобразных.
О ручье: мягкий вкус профильтрованной листьями воды – а надо бы: процеженной сквозь листья, отцеженной листьями.
И еще: человек слушал "птиц, насекомых, нервный шорох сосновых иголок" – вот тоже коварное слово! Как часто nervous переводят буквально, и оно некстати придает повествованию то ли медицинский, то ли "дамский" оттенок. Шорох сосновых иголок скорее уж тревожный, беспокойный. Когда у героя художественной прозы неспокойно на душе, ходить из угла в угол или постукивать пальцами по столу ему тоже хорошо бы не нервно, а тревожно, беспокойно, взволнованно. Но, к сожалению, и в обыденной нашей речи, и в литературе нервы встречаешь поминутно, словно в истории болезни.
"Она выглядела, как обычно, цветущей, но издерганной и нервной" – переводчик не заметил, что это плохо сочетается. А суть в том, что у героини рассказа вид был, как всегда, цветущий, однако она казалась неспокойной и озабоченной.
"Она так нервничала" – а лучше: волновалась, огорчалась, тревожилась, не находила себе места, не находила покоя (только не "переживала"!).
"Его нервы не выдержали" – а куда лучше: ему изменило самообладание, не хватило выдержки, он потерял власть над собой.
"Никто бы не подумал, что он мог до такой степени распустить свои нервы". В подлиннике that he had not been able to trust his nerve (не nerves) – что ему могло изменить мужество! Это можно бы счесть нечаянной "глазной" ошибкой, но пристрастие к тому же злополучному словечку обнаруживается снова и снова. "Он начал нервничать", а у автора: His nerve began to fail him – опять-таки мужество ему изменило. Кто-то ухитрился даже космический корабль окрестить "Нерва"! А это, конечно, "Мужество" или "Отважный".
"Он нервировал меня", а в оригинале he was baiting me – поддразнивал, искушал, в данном случае – старался вызвать на разговор. Не стоило бы придираться к этим все же случайным промахам, не будь они так показательны. Затасканное, стершееся слово употребляют кстати и некстати, уже не вдумываясь, почти не замечая.
А вот как легко и удачно избежал его молодой переводчик: "От волнения у нее зуб на зуб не попадал".
Если книга – все равно, написанная по-русски или на русский язык переведенная, – пестрит иноплеменными словами, это всегда плохо. Но есть среди них особенно зловредные, пронырливые и настырные слова, слова-паразиты, от которых поистине отбою нет. Они не несут никакой информации, не прибавляют ничего нового. Это – всевозможные факты, моменты и иже с ними. В 99 случаях из 100 их можно выбросить без малейшего ущерба для фразы. Словесная труха эта отвратительно засоряет речь, сушит мысль и чувство, искажает образ, живых людей с их горем и радостью обращает в манекены.
"Но не сам факт неудачи послужил причиной отчаяния" – факт совершенно лишний. Лучше: Но не сама неудача привела его в отчаяние.
"Последнее было таким постыдным фактом" – а почему не просто: это было постыдно?
"Прокомментировал этот факт" – господи, да просто: объяснил, в чем тут дело!
"Никогда раньше я не пытался этого анализировать, просто констатировал тот факт, что не все идет гладко". Если человек не болен тяжелой формой канцелярита, он, уж наверно, скажет: …я не пытался в этом разобраться, видел (понимал) только…
"Фактически дело обстояло так…" – а зачем фактически? Дело обстояло так, или: А на самом деле, или даже просто: Оказалось…
Герой переводного романа обнаружил, что после грозной катастрофы в живых остался только он с тремя друзьями. "Меня поразил этот факт, страшный и нежданный". Право, уж лучше бы в такую трагическую минуту человека поразило страшное и нежданное открытие!
Негр, всемирно известный музыкант, вернулся в родной город, на юг США. Он осмелился приехать в спальном вагоне: "Факт, необычный для негра в этих краях". Да просто: поступок, для негра в этих краях необычный, неслыханный, либо – такого негры в этих краях себе не позволяют. Либо – о таком в этих краях не слыхивали.
"Туземцев… нисколько не смущал тот факт, что они не понимают языка пришельцев". Канцелярский, газетный термин никак не сочетается с неграмотными туземцами. Факт тут – и еще в сотнях, в тысячах подобных случаев! – мусор, ненужность, надо сказать просто: нисколько не смущало.
"Он мужественно признал тот факт, что друг для него потерян". А не вернее ли потрясенному утратой человеку признать горькую истину?
Роман о Венгрии, крестьянский быт, позапрошлый век. Читаем: "Саранча из фактора, уничтожающего пищу… превращается в фактор, создающий ее…"
А вот другой зловредный паразит нашей речи:
"Самый маленький шанс лучше, чем полное отсутствие надежды". А почему бы не сказать: самая малая искра надежды лучше, чем безнадежность?
Пишут: "не стоит упускать шанс" вместо – упускать случай, возможность; выпал шанс вместо – выпало счастье, посчастливилось, повезло, улыбнулось счастье (или удача); "наконец я получил шанс рассказать о своих похождениях" вместо наконец-то я мог, сумел, мне удалось рассказать…
"У нас мало шансов на победу" – а надо бы: едва ли мы победим. "Всегда есть шанс" – говорит священник (!). Уж конечно, в его устах естественнее надежда!
И право же, подчас эти шансы приводят на память речи бессмертного Остапа Бендера или крик воровской души из ранних стихов Сельвинского: "А у меня, понимаешь ты, шанец жить…"
"У меня не было абсолютно никаких шансов на спасение" – абсолютно рядом с никаких лишнее, оно ничего не прибавляет к смыслу, не усиливает интонацию, а, напротив, разжижает, разбавляет фразу.
"Это абсолютно исключено" – исключено само по себе решительно и недвусмысленно, абсолютно здесь лишнее. Говорят, пишут, переводят: абсолютно верно – вместо совершенно верно, абсолютно невозможно – вместо никак нельзя, абсолютная темнота – вместо хотя бы непроглядная тьма или темно, хоть глаз выколи, абсолютно одинокий – вместо очень (совершенно) одинокий, один как перст. А вместо "это уж абсолютно глупо" в разговоре куда правдоподобней прозвучало бы – это уж совсем глупо, и даже в ином случае, прошу прощенья, – он просто (круглый) дурак!
"Вся эта болтовня не дала абсолютно никаких результатов". Непритязательной болтовне совсем некстати два таких книжных, официальных привеска, лучше: ничего не дала, ни к чему не привела, от нее не было никакого толку, либо, наконец, – все это были пустые (никчемные, зряшные, пустопорожние) разговоры.
В романе десятки раз "абсолютно" стояло там, где лучше бы "совершенно". Оно примелькалось, обесценилось. И в том единственном случае, когда слово это и впрямь необходимо, поставлено в своем истинном значении: нечто приобрело "абсолютную ценность" – оно уже не воспринимается.