Почему в переводе человек "победоносно взглянул на слушателей над архаичными очками"? Да потому, что в подлиннике archaic. А проще и грамотней было бы: взглянул… поверх старомодных очков.
"Она не поблагодарила меня за советы, никак не прокомментировала их". В подлиннике comment, но естественней хотя бы: никак на них не отозвалась (ни слова не ответила).
"Не буду вступать с тобой в дискуссию" – в обычном житейском разговоре простые бесхитростные люди, не книжники и не чиновники, уж наверно скажут: не стану спорить (а может быть, смотря по настроению, ввязываться в спор).
Вошла лимфатического вида служанка. Lymphatic означает вовсе не только внешний вид: она была вялая, малоподвижная, неповоротливая, медлительная, а может быть, и ленивая!
"Они впали в панику" (еще пример слепоты и глухоты!). Словом panic у нас тоже часто злоупотребляют, ведь по словарю паника – это крайний, неудержимый страх, внезапный ужас, охвативший, как правило, сразу множество людей. Бывает, конечно, что толпу охватит паника или человек панически чего-то боится. А чаще можно и нужно сказать хотя бы: ими овладел ужас, они насмерть перепугались, ему стало страшно, он был в страхе, его охватил ужас, он страшился, смертельно боялся, отчаянно, до смерти боялся.
Точно так же и sympathy по-русски далеко не всегда – симпатия, чаще – сочувствие, подчас – приязнь, расположение, доброжелательство (особенно в прозе писателей-классиков, в книгах о людях и событиях прошлого или позапрошлого века), и антипатия почти всегда менее уместна в русской фразе, чем неприязнь.
Не реже попадает в русский текст еще одно злополучное слово – интеллект. Особенно в современной научной фантастике, где действуют представители иных миров, наши братья по разуму. И вот в уста не слишком культурного землянина переводчик вкладывает такое: "Они странные и красивые, это верно, но с интеллектом не выше, чем у дождевого червя". А говорящий явно не способен так выражаться, он скажет хотя бы: но разума (даже мозгов!) у них не больше…
Бедная, бедная научная фантастика… Без конца можно черпать из нее примеры канцелярской тяжеловесности, канцелярской сухости. В любом плохом переводе (а подчас и в неплохом!) встречаешь кальку вроде "Я не рекомендую тебе с ним связываться", когда так и просится: не советую. Но, кажется, только в фантастическом рассказе можно прочитать, что "мама… иногда чувствовала парадоксальную жалость" к девочке, – а вернее да и человечней безо всяких непереваренных, непереведенных paradox: как ни странно, мама порой жалела девочку.
А вот опять – отнюдь не фантастическое, повседневное, то, что встречаешь на каждом шагу.
"Припоминаю знаменательный инцидент". Конечно же, incident равнозначен нашему случай, происшествие, событие, и нет в нем того оттенка, что в выражении "пограничный инцидент".
"Закончил объяснение задач нашего эксперимента" – а куда лучше: объяснил, для чего нужен наш опыт. Научности и серьезности это не повредило бы даже в деловом отчете, а в романе, в разговорах и раздумьях людей – тем более! Зачем unprecedented experience переводить как беспрецедентный опыт? По смыслу это беспримерное, небывалое, неслыханное событие. Зачастую experience просто попытка, испытание, проба. Сухой эксперимент не всегда необходим даже в научном тексте.
"Мы оказались в тисках дилеммы" – а лучше перед выбором, нелегко нам было сделать выбор, у нас не было выхода.
Когда англичанин восклицает: absurd! – верней и естественней перевести не абсурд, хотя и это слово мы тоже позаимствовали из европейских языков, а чушь, вздор, чепуха, нелепо, смехотворно, в каких-то случаях – бред (то есть перевести так, чтобы русский читатель воспринимал русское слово, как европеец воспринимает absurd).
И когда оратор в парламенте was competent, то есть умно и умело отвечал на запрос, не надо тащить в русский текст "он был компетентен", куда вернее: он был на высоте, он говорил толково, дельно, находчиво. А в ином случае просто – знал свое дело (знал, что говорит).
Привыкнув к иностранным словам и словечкам, иные литераторы то ли для солидности, то ли, как им порой кажется, для иронии вставляют их в самые неподходящие речи и описания. Тем легче поддаются этому соблазну переводчики.
У автора буквально: едва герой достиг (добрался до) клочка тени, места, где можно укрыться от палящих солнечных лучей, едва он туда дополз… А у переводчика "едва маневр был завершен"! У автора: the greatest journalistic scoop. Тут даже можно бы сказать, что описываемое событие стало величайшей сенсацией за все время существования газет. Но переводчику этого мало, он вставляет два иностранных слова: это, мол, был рекорд информации!
В подлиннике просто: How would you like it? – А как бы вам это понравилось? В переводе: "Улыбалась бы вам такая перспектива?"
В подлиннике suggestions – намеки, можно перевести: напрасно вы намекаете, что с вами поступили непорядочно, я не хочу этого слушать. А в переводе: "Я не желаю выслушивать инсинуации (!), что с вами поступили непорядочно". О человеке сказано: faithful – верный, преданный, можно бы – воплощенная преданность, но переводчик ставит: воплощенная лояльность!
Два брата ехали, "оцепенев в атмосфере темного купе и стараясь симулировать сон". Через 20 лет при переиздании "исправлено": имитировать сон! Одно французское слово заменили другим, даже менее верным. А смысл этой невнятицы по-русски очень прост: братья забились каждый в свой угол и притворялись (прикидывались) спящими, делали вид, будто спят.
Что было бы с человеком, попади он "в аналогичную ситуацию"? Это уже не из перевода, а из оригинальной повести. Почему-то хорошему, думающему литератору легче написать так, чем хотя бы: окажись он в таком же (подобном) положении или попади он в такой переплет. Тем легче злополучную situation перетаскивает в русский текст переводчик:
"Братья… когда сумма всех необходимых факторов с учетом возможных ошибок покажет, что ситуация сложилась с балансом риска два – один в нашу пользу, мы начнем восстание". Это не пародия! Это опубликованный перевод фантастического рассказа, причем обстановка – средневековая, действуют воины и монахи, а разговаривают они, как заправские канцелярские крысы XX века.
Увы, так переводят не только начинающие, и отнюдь не только фантастику (которой и вправду нередко занимаются неопытные переводчики, непрофессионалы).
"Такую ситуацию нелегко распутать" – а почему не узел?
"В такой отчаянной ситуации" – почему не в беде?
"Ситуация не оставляла мне выбора" – а почему не просто у меня уже не было выбора?
Одаренный переводчик, притом не новичок, не смущаясь пишет: "Таков был итог трезвого анализа ситуации корреспондентом". Хотя вполне в его силах и возможностях сказать: Вот к чему пришел корреспондент, трезво оценив (обдумав) положение. Тем более что рядом, в рифму к ситуации, есть еще "кто согласится быть свидетелем эксгумации?". А надо просто: кто захочет смотреть, как извлекают мертвецов (или трупы) из могилы…
"Он был упрям, но тут он нарвался на другого упрямца. На этот раз инициатива оказалась в руках собеседника". Да, initiative в подлиннике есть. Но не лучше ли, не вернее ли даже в современном романе о хитросплетениях парламентской политики сказать хотя бы: Конечно, он был упрям, но тут нашла коса на камень. Хозяином положения оказался собеседник.
"Командирам предоставили полную инициативу" – а лучше бы: командиры могли действовать самостоятельно.
А если переводчик пишет: "Инициатива разрыва исходила от него", он еще и глух, ибо не замечает совершенно не нужную тут рифму!
И не надо переводить буквально: "отозвался с сарказмом" – не нужен и плохо звучит этот "свист". Не лучше ли по-русски: язвительно (а может быть, даже ехидно) отозвался?