"Первая и последняя свобода", одна из первых книг Джидду Кришнамурти, на протяжении пятидесяти лет остаётся самой читаемой и самой издаваемой из его книг. Открывает ее предисловие Олдоса Хаксли.
В этой книге бесед обсуждаются фундаментальные вопросы жизни. Почему в жизни людей столь многое не по-человечески? Как мы устроены? Что в нас такое, что лишает нас подлинной, внутренней свободы? Что в нас такое, что заставляет нас мучиться и прозябать, а не жить свободно, спокойно и радостно? Может ли каждый человек изменить себя? И есть ли выход, способ жить без конфликтов, без проблем, без войн? Что загоняет нас в тупик конфликта? Почему мы всегда в противостоянии? Народ против народа. Группа против группы. Человек против человека. Почему?
Содержание:
Предисловие 1
Глава первая - Вступительная 3
Глава вторая - Что мы ищем? 5
Глава третья - Личность и общество 6
Глава четвёртая - Самопознание 8
Глава пятая - Действие и идея 10
Глава шестая - Вера 11
Глава седьмая - Усилие 13
Глава восьмая - Противоречие 14
Глава девятая - Что такое наше "са́мо"? 15
Глава десятая - Страх 17
Глава одиннадцатая - Простота 18
Глава двенадцатая - Осознавание 19
Глава тринадцатая - Желание 20
Глава четырнадцатая - Взаимоотношения и изоляция 21
Глава пятнадцатая - Мыслитель и мысль 22
Глава шестнадцатая - Может ли мышление разрешить наши проблемы? 22
Глава семнадцатая - Функция ума 23
Глава восемнадцатая - Самообман 24
Глава девятнадцатая - Эго(са́мо)центрическая активность 26
Глава двадцатая - Время и изменение 27
Глава двадцать первая - Творческая сила и осознавание 28
ВОПРОСЫ И ОТВЕТЫ 29
Беседы Кришнамурти 58
Примечания к предисловию 59
Джидду Кришнамурти
Первая и последняя свобода
Предисловие
Человек - человек-амфибия, живущий одновременно в двух мирах, фактическом и искусственном: в мире материальном, мире жизни и сознания - и в мире символов. В своём мышлении мы используем огромное разнообразие символических систем - лингвистических, математических, пиктографических, музыкальных, ритуалистических. Без таких символических систем мы не имели бы ни искусства, ни науки, ни права, ни философии, ни даже самых зачатков цивилизации: иными словами, мы были бы животными.
Символы, значит, необходимы. Но символы - как с абсолютной ясностью показывает история нашей эпохи и всех других эпох - могут оказаться также губительными. Рассмотрим для примера область науки, с одной стороны, и область политики и религии - с другой. Мысля, действуя, реагируя в терминах одного ряда символов, мы пришли, пусть и в малой мере, к пониманию и обузданию стихийных сил природы. Мысля, действуя, реагируя в терминах другого ряда символов, мы используем те же силы как инструменты массового убийства и коллективного самоубийства. В первом случае пояснительные символы строго отбирались, тщательно анализировались и постепенно адаптировались ко вновь возникающим фактам природной жизни. Во втором случае изначально ложно отобранные символы не подвергались никакому всестороннему анализу и не переформулировались, чтобы прийти в соответствие с вновь возникающими фактами человеческого существования. Хуже того, на эти обманчивые символы повсюду взирали с совершенно неподобающим почтением, как если бы каким-то таинственным образом они оказывались более реальными, чем те реальности, которые они призваны отражать. В контексте религии и политики не слова рассматривались в качестве символов, зачастую неадекватных, вещей и событий, а, наоборот, вещи и события рассматривались как своего рода иллюстрации слов. Вплоть до сегодняшнего дня реализм в использовании символов мы проявляли лишь в тех областях, которые не считаем слишком важными для себя. В ситуациях же, затрагивающих глубинные основы нашего существа, мы упорно использовали символы не только что не реалистически, но - ударяясь в какое-то идолопоклонство, даже в безумие. В результате мы оказались в состоянии совершать, совершенно хладнокровно и на протяжении длительного времени, такие деяния, на которые животные способны только в краткие приступы безумной ярости, желания или страха. Пользуясь символами и поклоняясь символам, люди становятся идеалистами; а будучи идеалистами, они превращают вспышки своей животной жадности в грандиозный империализм Родса или Дж. П. Моргана, вспышки животной страсти к запугиванию себе подобных - в сталинизм или испанскую инквизицию; вспышки животной привязанности к своему клочку земли - в расчётливое безумие национализма. По счастью, людям также свойственно превращать вспышки своей природной доброты в пылающее всю жизнь пламя милосердия Елизаветы Фрай или Венсента де Поля; вспышки природной преданности мужу или жене и своему потомству - в то разумное и постоянное сотрудничество, которому до сих пор удавалось спасать мир от других катастрофических последствий идеализма. Будет ли оно в силах и дальше спасать мир? Вопрос остаётся без ответа. Что тут можно сказать? Разве то, что идеализм националистов, владеющих атомной бомбой, резко уменьшает шансы на успех тех идеалистов, которые стремятся к сотрудничеству и милосердию. Даже лучшая поваренная книга не заменит даже худший обед. Факт, кажется, достаточно очевидный. Тем не менее самые глубокие философы, самые учёные и тонкие богословы веками впадали в одну и ту же ошибку - отождествляли свои чисто словесные конструкции с фактами; или они впадали в ещё более чудовищное заблуждение - воображали, будто символы каким-то образом более реальны, чем то, что они символизируют. Такое "словопоклонство" не обходилось без протестов. Как говорил апостол Павел: "Буква убивает, а дух животворит". "И зачем, - спрашивает Мейстер Экхарт, - вы суесловите о Господе? Что вы ни скажете о Боге, всё будет ложью". А на другом конце света автор одной из Махаяна-сутр утверждал: "Будда никогда не проповедовал истину, поскольку вы должны познать её внутри себя". Подобные высказывания воспринимались как "подрывающие устои", и респектабельные люди игнорировали их. Странное идолопоклонство ценимым сверх всякой меры словам и символам беспрепятственно продолжалось. Приходили в упадок религии, но старая привычка формулировать веры и навязывать свои догмы другим сохранилась даже у атеистов.
В последние годы логики и семантики провели всесторонний анализ символов, в терминах которых осуществляется человеческое мышление. Лингвистика стала точной наукой, и появилась даже новая отрасль её, которую покойный Бенджамин Уорф окрестил металингвистикой. Всё это весьма полезно, но недостаточно. Логика и семантика, лингвистика и металингвистика - чисто интеллектуальные дисциплины. Они анализируют те различные способы - верные и неверные, осмысленные и бессмысленные, - которыми слова связываются с вещами, процессами и событиями. Но они не предлагают руководства относительно гораздо более существенной проблемы - проблемы человеческих взаимоотношений, взятой во всей её психофизической целостности, и они не предлагают руководства относительно тех двух миров, в которых живёт человек, - мира фактов и мира символов.
Во всех краях и во все периоды истории отдельные люди, мужчины и женщины, принимались раз за разом за разрешение этих проблем. Даже излагая своё решение письменно или устно, они не создавали систем - они знали, что любая система чревата искушением принимать символы слишком всерьёз, обращать больше внимания на слова, чем на реальности, которые слова призваны символизировать. Их целью было не предлагать готовые объяснения, панацею от всех бед, но - побуждать людей самих распознавать и лечить свои болезни, ставить людей в такое положение, в котором их проблемы, и разрешение этих проблем, становилось бы делом непосредственного опыта.
В этом томе избранных бесед Кришнамурти читатель найдёт ясное современное изложение коренных человеческих проблем и получит импульс к разрешению их единственно возможным способом - самим человеком. Коллективное решение человеческих проблем, на которое многие столь безрассудно и слепо уповают, никогда не бывает адекватным. "Чтобы понять страдание и беспорядок, существующие внутри нас и, следовательно, в мире, мы должны прежде всего обрести внутреннюю ясность, а эта ясность обретается путём правильного мышления. Ясность не поддаётся организации - ею нельзя поменяться с другим. Организованная коллективная мысль - это попугай, повторяющий сказанное другими. Ясность - результат не словесного утверждения, но напряжённого самосознания и правильного мышления. Правильное мышление не следствие или простое развитие интеллекта, и оно не приспособлено к образцу, каким бы достойным и благородным образец ни был. Правильное мышление приходит вместе с самопознанием. Без познания себя у вас отсутствует фундамент для мысли; без самопознания всё, что вы ни мыслите, - ложно".