- Если ты можешь услышать меня, дорогой отец, тогда слушай! О, всемилостивый Боже, ты тоже слушай сына, который клянется на этой святой реликвии облегчить участь отца и, если нужно, погибнуть! Посвящаю свою жизнь этому святому делу и, если мне удастся выполнить свой долг, умру в мире и радостной надежде! О, небо, начертавшее клятву отца, прими теперь клятву на Святом Кресте его сына, и да постигнет его кара небесная за клятвоотступление, как это случилось, без сомнения, с его несчастным отцом! Прими мой обет, о Боже! Доверяюсь твоему милосердию, уповая на то, что ты, в конце концов, допустишь отца и сына в царствие небесное! Если же моя мольба слишком дерзостна, так прости меня!
Филипп склонил голову и прижал к губам священную реликвию.
Солнце скрылось за горизонтом. Сумерки уступили место ночи, и все вокруг погрузилось во тьму. Филипп, одновременно молясь и размышляя, все еще оставался в кустах. Вдруг до его слуха донеслись негромкие мужские голоса. Совсем рядом за изгородью расположились на траве какие-то люди. То, о чем они говорили, насторожило юношу, поскольку упоминалось имя минхера Путса. Филипп прислушался и вскоре уловил, что говоривших было четверо, что это бывшие солдаты, а обсуждают они план ограбления маленького доктора, у которого, как они предполагали, немало денег.
- Все, что я знаю, я уже высказал, - подвел итог один из говоривших. - У него, кроме дочери, никого нет.
- Для меня она желанней всех его денег! - послышался голос другого человека. - Это стоит обмозговать, прежде чем мы возьмемся за дело. Девушка достанется мне, как часть законной добычи, договорились?
- Если ты согласен приобрести ее за приличную сумму, тогда мы не возражаем, - заявил третий.
- Конечно, согласен! - отвечал второй. - Скажите только, во сколько, по совести говоря, вы оцениваете эту визгливую девку?
- Думаю, пятисот золотых гульденов будет достаточно, - встрял в беседу четвертый.
- Быть посему, но при одном условии - даже если моя часть добычи будет меньше, девушка остается моей. Ведь моя доля может оказаться и не такой большой.
- Не так уж дорого, - прозвучал голос первого заговорщика. - Наверное, я сильно заблуждаюсь, полагая, что у этой старой перечницы мы сумеем выудить более двух тысяч гульденов. Что вы на это скажете? Согласны, чтобы девка досталась Бэтенсу?
- Согласны, согласны! - хором отвечали остальные.
- Тогда я с вами душой и телом, - снова взял слово тот, кто выторговывал себе дочь старого доктора. - По правде говоря, я втрескался в девчонку, даже пытался заполучить ее - предложил жениться на ней, но старый скряга отказал. Мне! Почти офицеру! Я должен отомстить! Пускай не ждет от меня пощады!
- Конечно, никакой пощады! - опять хором подтвердили его приятели. Затем кто-то из них спросил:
- Отправимся сейчас же или дождемся ночи? Через час-другой взойдет луна, и тогда нас могут заметить.
- Кто это заметит нас? - возразил другой заговорщик. - Разве что какой-нибудь посыльный? Лучше все же дождемся ночи.
- Далеко ли его дом? - снова прозвучал вопрос.
- Примерно полчаса ходьбы, если поспешать. Запомните, отправляемся через полчаса, будет светить луна, а в ее лучах легче считать гульдены.
- Ну, это меня устраивает, - сказал Бэтенс. - За это время я успею поставить новый кремень и зарядить карабин. Я умею это делать и в темноте.
- Для тебя это дело привычное, Ян.
- Что правда, то правда. Я - это я, и думаю лишь об одном - вогнать пулю в лоб старому негодяю!
- Будет лучше, если ты, а не я, расправишься с ним, поскольку однажды в Мидделбурге он спас мне жизнь, когда уже никто не верил, что я могу родиться заново, - послышался голос одного из бандитов.
Филипп не стал ждать конца разговора, ползком выбрался из кустов и, неслышно ступая, поспешил прочь. Он догадался, что это были оставшиеся без дела солдаты, которые тогда толпами бродили по стране, и теперь все его мысли были направлены на то, чтобы найти способ защитить доктора и его дочь от грозившей им опасности. На время он забыл об отце и потрясшей его тайне.
Когда Филипп уходил из дома, он не думал о том, в какую сторону он побредет, однако, хорошо зная окрестности, теперь легко нашел дорогу к дому доктора Путса. Через четверть часа, запыхавшийся, он стоял у его двери. Как всегда, в доме было тихо. Филипп постучал, но ему не ответили. Он продолжал стучать, но напрасно - врача, видимо, вызвали к больному. Поэтому Филипп громко, так, чтобы его услышали в доме, закричал:
- Девушка! Как я полагаю, вашего отца нет дома. Послушайте, что я скажу вам. Я - Филипп Вандердекен. Совсем недавно мне довелось услышать один разговор, и я узнал, что четверо злодеев намереваются прийти сюда, убить вашего отца и ограбить дом. Через час, а может быть, и раньше, они будут здесь, и я поспешил, чтобы предупредить и, если удастся, защитить вас. Клянусь реликвией, которую сегодня утром вы возвратили мне, что все это чистая правда!
Юноша замолчал, однако ответа не последовало.
- Синичка! Если тебе твоя честь дороже, чем твоему отцу деньги, ответь мне! Открой окно на втором этаже и выслушай меня! Ты ничем не рискуешь. Не будь так темно, я бы попросил тебя выйти ко мне.
После этих слов окно второго этажа распахнулось, и Филипп разглядел силуэт грациозной дочери минхера Путса.
- Что вы здесь делаете в такое позднее время, минхер? - спросила девушка. - Что вы хотели сообщить мне там, стоя у двери? Я что-то не расслышала.
Филипп подробно рассказал ей обо всем и попросил впустить его в дом, чтобы взять ее под свою защиту.
- Подумайте хорошенько о том, что я сказал вам, красавица, - продолжал он. - Ведь сами вы уже проданы одному гнусному проходимцу, который назвался Бэтенсом, если я не ошибаюсь.
- Как? Вы говорите Бэтенс, минхер?
- Да, именно так. Негодяй говорил, что влюблен в вас.
- Я припоминаю этого человека, - отвечала девушка. - Однако я просто не знаю, что мне делать и что сказать вам. Отца вызвали к больному, и его, возможно, не будет еще несколько часов. Как же я, одна, в ночное время открою вам дверь? Никогда! Нельзя… Я не могу сделать этого, хотя и верю вам. Конечно, у вас нет дурных намерений, если только вы не придумали эту историю.
- Даже в надежде на вечное блаженство, синичка, я не смог бы додуматься до этого. Но вам не следует рисковать своей жизнью и честью! Впустите меня!
- А если я и вправду впущу вас? - спросила она испуганно. - Что вы сможете сделать один против четверых? Четверо на одного! Они быстро расправятся с вами, и тогда еще одной жизнью станет меньше!
- Этого не произойдет, девушка, если в доме есть оружие! А я полагаю, что, не будь его, ваш отец не жил бы так уединенно. Я не боюсь этих воров - вы знаете мой характер!
- Конечно, с ним я уже познакомилась. Ради нас, чей дом вы сами штурмовали, вы хотите теперь рисковать жизнью. Я благодарна вам, минхер, сердечно благодарна, но открыть вам дверь… Я никак не решусь…
- В таком случае, синичка, раз уж вы не хотите впустить меня, я останусь там, где стою. Кстати, я безоружен и поэтому, пожалуй, не в состоянии противостоять четырем убийцам. Но все же я останусь здесь, чтобы доказать верность той, которую готов защищать всегда и при любом числе воров. Да, да, здесь под этой дверью я и умру!
- Тогда я стану вашей убийцей! - возразила девушка. - Но я не могу допустить этого. О, минхер! Поклянитесь! Поклянитесь всем, что вам свято и дорого, что вы не злоупотребите моим доверием!
- Я клянусь тобой, синичка, поскольку ты для меня - все самое святое!
Окно захлопнулось, в комнатах мелькнул луч света, и через мгновение дочь доктора открыла входную дверь, в правой руке у нее была лампа. Краски играли на ее лице - щеки становились то пунцовыми, то серыми, как пепел. Левой рукой она неловко прятала за спину пистолет. Это бросилось Филиппу в глаза, но он сделал вид, что ничего не замечает, и постарался успокоить ее. Не переступая порога, он произнес:
- Милая девушка! Если вы все еще сомневаетесь во мне и опасаетесь, что я причиню вам зло, то можете тотчас же захлопнуть дверь, но, умоляю вас, ради вашего же благополучия, не делайте этого! Воры будут здесь прежде, чем взойдет луна. Я готов отдать жизнь за вас, поверьте мне! Разве можно заставить страдать такое прекрасное создание и остаться человеком?
Смущенная необычностью положения, эта девушка сумела бы проявить мужество, возникни в этом необходимость. Она в самом деле была достойна созерцания и восхищения. Дрожавший на ветру, порой почти затухающий свет лампы отражался то яркими, то бледными отблесками на ее лице. Ее стройная фигурка, странная, но красивая одежда изумили Филиппа. Девушка была среднего роста, она стояла с непокрытой головой, ее длинные волосы были заплетены в косы. Простая одежда сильно отличалась от той, которую носили местные жительницы. Судя по чертам лица и одеянию, опытный путешественник сразу же понял бы, что перед ним женщина с Востока. И это было действительно так.
Пока Филипп говорил, девушка пристально смотрела на него, будто пыталась проникнуть в самые сокровенные уголки его души. Но в поведении юноши сквозила искренность, а во всем его облике была такая очевидная откровенность, что девушка почти успокоилась и, поколебавшись немного, сказала:
- Входите, минхер! Сердце подсказывает мне, что я могу доверять вам!
Филипп сделал шаг вперед и сразу же запер за собой дверь на засов.
- Нельзя терять ни минуты, но все же назовите ваше имя, чтобы я мог достойно обращаться к вам.
- Меня зовут Амина, - застенчиво отвечала девушка.