— Вы хотите сказать, что я должна уйти?
— Да… О, не удивляйтесь, — с улыбкой добавил дон Фелипе, — я прекрасно управлюсь с обеими интригами— и с вашей, и со своей.
— Что вы этим хотите сказать, брат?
— Прошу вас, пройдите в эту комнату и дождитесь там моего отъезда. А если услышите крики, не пугайтесь.
— Какое еще преступление вы задумали? — спросила донья Манча, и в голосе ее прозвучало презрение, смешанное с ужасом.
— Никакое, моя красавица; я тоже попробую заставить себя полюбить.
— Кого заставить?
— Одну девушку, прекрасную как ангел, и богатую как инфанта. Наш герб столь стар, что нужно подновить его позолоту, а меня неравный брак никогда не страшил.
— Я вас совсем перестаю понимать, дон Фелипе.
— Ну что же, послушайте дальше: вы видели ювелира, который только что приехал в Блуа и привез серьги, подаренные вам королем?
— Да, это ювелир Лоредан.
— У него есть дочь… И я ее люблю.
— Она должна сюда приехать?
— Да, благодаря одной хитрости, которую я придумал. Она едет в Блуа, чтобы встретиться там с отцом. Я подкупил погонщиков мулов, везущих ее носилки, и они остановятся здесь под каким-нибудь предлогом. Я похищу девицу, и отец ее увидит только в тот день, когда согласится отдать мне ее в жены.
— Но это омерзительно! — воскликнула донья Манча.
— Ба! Всегда-то вы находите какие-то ужасные слова, чтобы обозначить самые простые вещи. Ну ладно, давайте без этих ребячеств. Ступайте в эту комнату и не выходите оттуда, пока я не уеду.
И, поскольку донья Манча продолжала сопротивляться, дон Фелипе втолкнул ее в комнату Сидуана со словами:
— Не беспокойтесь, до прихода короля я уеду.
И он затворил за ней двери и остался один в нижнем зале гостиницы. Через несколько минут вдали раздался звон бубенцов.
— А, вот и она! — прошептал дон Фелипе и, притворив наружные двери, скользнул в самый темный угол зала.
У порога остановились носилки, и дон Фелипе услышал, как девичий голос спросил:
— Как? Разве это гостиница «У Единорога»?
— Да, мадемуазель, — ответил какой-то мужчина.
Дон Фелипе снова надел маску на лицо.
— И ты говоришь, — продолжал женский голос, — что я должна сюда войти, Гольдери?
— Да, мадемуазель.
— Но зачем?
— Ваш батюшка назначил вам здесь свидание, мадемуазель.
— Ох, у нее какой-то зловещий вид, Гольдери.
— Это угодное Богу заведение, мадемуазель.
И слуга, толкнув дверь, пропустил вперед высокую и красивую девушку. Девушка с опасением оглядела зал.
— Сейчас выйдет хозяин, — сказал слуга. — Подождите, мадемуазель, мы только поставим мулов в конюшню.
— Ох, мне страшно, — прошептала девушка.
В это мгновение дон Фелипе вышел из темного угла, где он прятался, и подошел к ней. Увидев его, девушка сделала несколько шагов назад, но дон Фелипе поклонился ей столь учтиво и остановился на столь почтительном расстоянии от нее, что она немного успокоилась и посмотрела на него скорее удивленно, нежели испуганно.
— Кто вы, сударь? — спросила она.
— Человек, который питает к вам интерес и хочет вас защитить, — ответил дон Фелипе.
— Защитить? — переспросила она. — Значит, мне грозит какая-то опасность?
— Это зависит от вас, а не от меня, Сара.
— Вы знаете мое имя? — воскликнула она.
— Конечно, знаю. Вы — дочь Лоредана, королевского ювелира.
— О, раз вы знаете моего отца, сударь, — вновь заговорила Сара, — вы, без сомнения, объясните мне…
— Почему ваши люди попросили вас остановиться здесь?
— Именно так, сударь. Вы это знаете? Может быть, вы видели сегодня моего отца в Блуа?
— Да, мадемуазель, я был у короля, когда Лоредан явился и принес заказанные ему драгоценности.
— Но, сударь, — сказала Сара, — раз вы знаете, кто я, и знаете моего отца, почему вы не разговариваете со мной с открытым лицом?
— Прежде чем снять маску, я позволю себе объяснить вам, почему вы здесь.