Макс Фриш - Синяя борода стр 10.

- Хочу напомнить о его четырехлетней деятельно­сти в совете общины, о его дельных предложениях при постройке больниц, не забудем также, что он лично участвовал в размещении и устройстве беженцев, бо­ролся против загрязнения наших озер, не говоря уже о его повседневной работе в качестве практикующего и пользующегося популярностью врача, далее напомню о его самоотверженном труде в Биафре, где он три меся­ца занимался лечением больных, а также о его много­численных лекциях по планированию семьи, не забудем его деятельности по борьбе с наркоманией среди нашей молодежи, серьезного изучения иглоукалывания и не в последнюю очередь - его успехов в лечении иглоука­лыванием. В конце концов, его биография состоит не только из многочисленных браков! Не в последнюю очередь напомню о его интересе к музыке, например...

Прокурор нашел еще одну запись:

"Если эрекция порой не происходит, а сейчас это бывает довольно часто, женщины склонны ставить под вопрос и все прочие способности мужчины. Не проходит дня без нескольких хотя бы небольших укоров. Нив са­мом деле совершаю промах за промахом: в обществе, за рулем, в саду и т. д., надеюсь, хоть не в клинике".

Помощь приходит со стороны садовника-присяжного:

- Я хотел бы задать вопрос обвиняемому, то бишь спросить насчет обвинения и остановиться на нем, ведь эта Розалинда Ц. как женщина была удовлетворена, я хочу сказать, в то время, когда она была убита, так зачем ей было доводить придирками господина доктора Шаада до того, чтобы он убил ее, ведь он же улаживал ее налоговые дела, вот этого я никак не понимаю.

Иной раз я остаюсь лежать в ванне уже после того, как вытекла вода - только капает из крана, а я лежу с за­крытыми глазами и слышу:

- У нас была прислуга - испанка, и Феликс иногда сам готовил, это доставляло ему удовольствие. Пожалуй­ста, не сочтите это жалобой! Он знал, что я не буду выполнять роль его служанки.

- Он знал это...

- Феликс всегда был очень великодушен.

- Но материально вы чувствовали себя зависимой от него..

- Этого я не могу отрицать.

Это, видимо, была белокурая Андреа.

- Я, например, играла на скрипке.

- Но у вас же на это не хватало времени...

- Возможно, тут я сама была виновата.

- В чем вы были виноваты, фрау Шаад?

- Я очень требовательна к себе.

- А Феликс Шаад этого не понимал?

- Я часто посещала собрания Эраноса.

- Что это такое?

- Феликс считал, что от университета было бы больше пользы, посещать какой-нибудь курс лекций или семинар, а потом сдать экзамены, но какой предмет избрать, он тоже не знал.

- Понимаю...

- Но это еще не значит, что я была просто домашней хозяйкой.

- Верно.

- Я вышла замуж за Шаада, потому что любила его.

- Чем вы до этого занимались?

- Я должна была зарабатывать себе на жизнь. i

- Вы были классной надзирательницей? j

- Да.

- А кем вы работаете сейчас?

- Я больше не верю в нашу систему школьного обучения.

- И вы можете на это жить, фрау доктор Шаад?

Я намыливаю голову.

- Вы тоже, фрау доктор Шаад, сказали бы, что обвиняемый и мухи не обидит?

- Я бы так не сказала.

А как бы вы сказали?

- Когда он выходил из себя, я хочу сказать, когда он терял голову, или как это там называется, он мог разорвать на себе рубашку, я это не раз наблюдала, а то хватал какой-нибудь предмет и разбивал его вдребезги на моих глазах.

- Что за предмет?

- Что под руку попадет...

- Например?

- Если бы он не мог проделать это у меня на глазах, думаю, он не стал бы этого делать. Например, у меня на глазах разбивал свою трубку, самую лучшую, или оч­ки - только чтобы меня наказать.

- За что?

- Вот это-то больше всего и выводило его из себя: я не понимала, за что он хочет меня наказать. Только ви­дела, как он разбивал свои дорогие трубки, одну за дру­гой, единственно потому, что я не понимаю, чем выз­вана его ярость. Однажды он выбросил из окна свои часы.

- То есть исключительно предметы, которые при­надлежали лично ему?

- Это я и имею в виду, когда говорю: одержимый собственными переживаниями.

- На других он, значит, не кидался?

- Этого мне не доводилось видеть.

- Этого вам не доводилось видеть...

- Уж скорее он задушил бы самого себя.

Это Гизель.

(Она тоже пополнела.)

Я намыливаю голову.

- Когда он выпивал, фрау Шаад, - а это доводилось видеть и вам, - он ходил взад-вперед по комнате и гово­рил.

- О да.

- Это доводилось видеть и вам...

- Я давала ему выговориться.

- Ни в чем не возражая?

- Он только этого и ждал.

- И потом вы шли спать?

- В полночь.

- А что делал он?

- Мне становилось жалко его.

Это Коринна.

(Или Андреа?)

Я промываю волосы.

- Вы знали, фрау доктор, что Феликс Шаад, когда был вашим мужем, вел что-то вроде тайного дневника?

Свидетельница молчит.

- Вы этого не знали?

- Я предполагала.

- Почему?

- Когда мы ссорились, я хочу сказать, когда Феликс вел себя так, словно больше не в силах выдержать, - это, вероятно, бывает во всяком браке, - то он уходил с соба­кой в лес, раньше у нас была собака, но, когда нашу собаку задавила машина, мы не стали заводить другую, и теперь, когда мы ссорились, Феликс уходил не в лес, а в свой кабинет, и я предполагала, что он что-то там записывает в свой дневник, потому что через час или около того он как бы успокаивался. Это я заметила. Когда он возвращался из своего кабинета, он вел себя так, будто спорить нам больше не о чем.

- Потому что он записал свою версию?

- Он словно становился другим человеком.

- А вас не задевало, что муж, вместо того чтобы откровенно поговорить с вами, исписывал тетрадку за тетрадкой?

- Я предполагала...

- Вы никогда не заглядывали в его тетрадки?

- Я знала, где он их прячет.

- И вы ими не интересовались?

- Когда он прогуливал собаку, я ведь тоже не знала, что он говорил нашей собаке в лесу.

- Вы, значит, не интересовались...

- Иногда я находила тетрадку в кармане его пиджа­ка, но, откровенно говоря, не считала таким уж инте­ресным то, что Феликс записывал туда.

- Вы, следовательно, шпионили за ним?

- Нет.

- Откуда же вы, фрау доктор, знаете, что было написано в тетрадках? Кстати, их несколько десятков.

- Мне достаточно было немного выждать.

- Что вы имеете в виду?

- Когда мы в очередной раз ссорились, Феликс выкладывал все, что он думал по поводу последней или предпоследней ссоры.

- И вы не считали это интересным?

- Откровенно говоря, нет...

Это Лилиан.

(Мать моего сына.)

Я сушу волосы.

- С какого времени у вас водительские нрава, фрау доктор?

- Я должна заглянуть в них.

- Ну примерно?

- Думаю, со дня моего совершеннолетия.

- Вы когда-нибудь попадали в аварию, фрау до­ктор, я имею в виду не просто царапины или вмятины на кузове, а в такую аварию, после которой Феликс Шаад беспокоился бы о вас, когда вы ездили одна на машине?

- Я езжу лучше его.

- Ваша машина застрахована на полную стои­мость?

- Кажется, на половину.

- Вы, значит, как водитель уверены в себе. По праву. Вы никогда, не попадали в настоящую аварию, фрау Шаад, ни до брака, ни после того, как вы стали фрау доктор Шаад и ездили на "моррисе".

- У нас был "фиат".

- Потом уже, после "морриса".

- Я и сейчас еще езжу на этом "фиате".

- Фрау доктор Шаад, помните ли вы семейную ссору в Милане: обвиняемый, ваш тогдашний супруг, чтобы положить конец ссоре, хотел отправить вас домой одну на машине, а сам лететь самолетом? Так это было? И вы будто бы сказали: "В таком случае я наеду на дерево".

- Во время семейной ссоры всякое говорят.

- Что ответил господин Шаад?

Свидетельница задумывается.

- Что он вам сказал: "Ну и наезжай на дерево!", или он сказал: "Это что, шантаж?"

- Это было не в Милане.

- А где это было, фрау Шаад?

- Мне кажется, в Пьяченце, вернее, я точно знаю, что было в Пьяченце, он хотел взять такси до Милана, но не взял, и мы вместе поехали через Сен-Готард.

- Кто тогда сидел за рулем?

- Я.

- Относительно дерева: обвиняемый утверждает, что есть фразы, которые он никогда в жизни не смог бы произнести, - например, фразу: "Ну и наезжай на дере­во!" Поэтому он и возмутился, когда вы потом говорили его друзьям, будто Шаад сказал вам: "Ну и наезжай на дерево!"

- Это были мои друзья.

- А вы действительно это говорили и он пригрозил вам разводом, если вы не возьмете свои слова обратно, причем письменно?

- Я так и сделала.

- В таком случае у меня нет больше вопросов.

А вот Андреа:

- Но ведь он это сказал!

Одинаковой памяти не бывает.

- Можно отпустить свидетельницу?

Один раз, один-единственный раз за три недели участко­вый судья, который держит у левого уха руку, когда дают показания свидетели, задает мне вопрос:

- Вы знаете, господин доктор Шаад, как выглядит машина - "фиат", например, - после того, как она на­едет на дерево?

- Нет.