Глава вторая
Наш герой снова подошел к дивану и на этот раз опустился на него с другой стороны, обращенной к огромному полотну, на котором Паоло Веронезе изобразил свадебный пир в Кане. Несмотря на усталость, Ньюмен с интересом вглядывался в картину, она будила его воображение и отвечала его представлениям, достаточно претенциозным, о том, каков должен быть роскошный банкет. В левом углу картины молодая женщина с золотистыми косами, на которых красовался золотой головной убор, склонившись вперед, с очаровательной улыбкой дамы на светском обеде, внимала речам своего соседа. Ньюмен выделил эту женщину из множества других изображенных на картине, повосхищался ею и тут же обнаружил, что у нее тоже есть свой преданный копиист - молодой человек с взлохмаченными волосами. И Ньюмену вдруг стало ясно, что в нем проснулась страсть коллекционера. Он сделал первый шаг, почему бы не сделать следующий? Всего двадцать минут назад он купил свою первую картину и уже решил, что покровительствовать искусству - занятие захватывающее. От этой мысли он пришел в еще лучшее настроение и чуть было не обратился к молодому человеку с очередным: "Combien?" Здесь следует обратить внимание на ряд обстоятельств, хотя логическая цепь, их объединяющая, может показаться не слишком очевидной. Ньюмен знал, что мадемуазель Ниош запросила с него слишком много, но не досадовал на нее за это, однако молодому человеку намеревался заплатить ровно столько, сколько положено. Но в эту минуту его внимание привлек подошедший из другого конца зала джентльмен, по манерам которого можно было заключить, что он не является завсегдатаем музея, хотя в руках у него не было ни путеводителя, ни театрального бинокля. Зато был зонтик, белый на голубой подкладке. Мимо Паоло Веронезе он прошествовал, едва удостоив картину взглядом, да к тому же шел так близко, что ничего разглядеть и не мог. Поравнявшись с Кристофером Ньюменом, джентльмен остановился, обернулся, и наш герой, наблюдавший за ним, получил возможность проверить подозрение, зародившееся у него, пока он издали смотрел на вошедшего. И стоило Ньюмену вглядеться внимательнее, как он мгновенно вскочил на ноги и, протянув руку, кинулся через весь зал к джентльмену с белым зонтиком. Последний некоторое время недоуменно взирал на него, однако тоже нерешительно протянул руку. Это был крупный розовощекий мужчина, и хотя его физиономия, украшенная роскошной русой бородой, тщательно разделенной надвое и расчесанной на две стороны, не отличалась особенной живостью, он имел вид человека, готового охотно обмениваться рукопожатиями с кем угодно. Не знаю, что сказало Ньюмену выражение лица джентльмена, но в пожатии его руки он особой теплоты не почувствовал.
- Ну-ну, - засмеялся Ньюмен, - только не говори, что ты меня не признал, - пусть у меня и нет белого зонтика.
Звук голоса нашего героя явно оживил память владельца зонта, лицо его расплылось в широкой улыбке, и он тоже расхохотался.
- Ба! Никак Ньюмен, разрази меня гром! Слушай, ну кто бы мог подумать! И где встретились! Знаешь, ты изменился!
- А ты нисколько, - сказал Ньюмен.
- И в этом нет ничего хорошего. Когда ты здесь появился?
- Три дня назад.
- Почему не сообщил?
- Да я понятия не имел, что ты тоже здесь.
- Я здесь уже шесть лет.
- А когда же мы виделись в последний раз? Пожалуй, лет восемь, а то и все девять назад?
- Что-то около того. Еще молодые были.
- И было это в Сент-Луисе во время войны. Ты тогда служил в армии.
- Ничего подобного, в армии был ты, а не я.
- Да, я воевал.
- Ну и как, благополучно?
- Да, как видишь - даже руки-ноги целы. И не жалею, что воевал - теперь все это кажется таким далеким.
- А в Европе ты давно?
- Семнадцать дней.
- В первый раз?
- Вот именно, в наипервейший.
- Небось, сколотил себе изрядное состояние?
Кристофер Ньюмен с минуту помолчал, потом спокойно улыбнулся и подтвердил:
- Сколотил.
- И приехал в Париж транжирить денежки?
- Как тебе сказать? Посмотрим. А что, у французов в моде такие зонтики?
- Именно. Очень удобная штука! Здесь в подобных вещах толк знают.
- Где такой можно купить?
- Где угодно. Везде.
- Ладно, Тристрам. Я рад, что тебя встретил. Введешь меня в курс дела. Не сомневаюсь, ты знаешь Париж вдоль и поперек.
Мистер Тристрам самодовольно улыбнулся.
- Да, немного найдется тех, кто смог бы показать мне здесь что-нибудь новенькое. Я тобой займусь.
- Жаль, ты не появился тут на несколько минут раньше. Я как раз купил картину. Ты помог бы мне договориться.
- Купил картину? - переспросил мистер Тристрам, недоуменно озирая стены. - А разве они продаются?
- Я имею в виду копию.
- Ах вот что, понимаю. А это, - кивнул он в сторону Тицианов и Ван Дейков, - это все подлинники?
- Надеюсь! - воскликнул Ньюмен. - Зачем мне копия с копии?
- Знаешь, - загадочно произнес мистер Тристрам. - Ничего нельзя сказать с уверенностью. Ты и представить себе не можешь, как чертовски ловко стряпают здесь подделки. Не хуже ювелиров, торгующих фальшивыми драгоценностями. Зайди хотя бы в Пале-Рояль и в половине витрин увидишь надпись "имитация". Закон, видишь ли, обязывает их обозначать подделку, но отличить одно от другого невозможно. Сказать по правде, - продолжал мистер Тристрам, скривившись, - я ничего не смыслю в картинах. Предоставляю разбираться в них жене.
- А ты женился?
- Разве я не сказал? У меня прелестная жена. Ты должен с ней познакомиться. Она тут недалеко, на Йенской авеню.
- Выходит, ты прочно здесь осел - дом, дети и все такое?
- Да, шикарный дом и пара сорванцов.
- Что ж, - Кристофер Ньюмен вздохнул и слегка развел руками. - Я тебе завидую.
- Да брось! - возразил мистер Тристрам и шутливо ткнул Ньюмена зонтиком.
- Нет уж, извини, завидую.
- Не завидовал бы, если бы… если бы…
- Уж не хочешь ли сказать, если бы увидел, как ты устроился?
- Если бы лучше знал Париж, мой милый. Вот где хочется быть самому себе хозяином.
- Я всю жизнь сам себе хозяин, сыт этим по горло.
- Подождем, что ты скажешь, пожив в Париже. Сколько тебе?
- Тридцать шесть.
- C’est le bel age, как здесь говорят.
- А что это значит?
- Это значит, что не следует отдавать тарелку, пока не наелся досыта.
- Ишь как! Кстати, а я только что договорился: буду брать уроки французского.
- Да не надо тебе никаких уроков! Сам научишься. Я уроков не брал.
- И, наверно, по-французски говоришь не хуже, чем по-английски.
- Лучше, - заявил мистер Тристрам без тени сомнения. - Великолепный язык, на нем легко говорить даже на самые умные темы.
- Но, по-моему, - сказал Ньюмен, искренне желая во всем разобраться, - чтобы говорить об умном, нужно прежде всего самому быть умным.
- Вовсе нет. В том-то и прелесть французского.
Обмениваясь подобными замечаниями, приятели продолжали стоять, облокотившись на барьер, ограждавший картину, у которой они встретились. Наконец мистер Тристрам объявил, что валится с ног от усталости и был бы счастлив присесть. Ньюмен с готовностью порекомендовал воспользоваться большим удобным диваном, на котором он только что сидел, и они собрались на нем расположиться.
- Славное место, правда? - с жаром сказал Ньюмен.
- Славное, славное, лучшее в мире, - и вдруг, помедлив, мистер Тристрам нерешительно огляделся и спросил: - Наверно, здесь не разрешают курить?
Ньюмен изумился:
- Курить? Понятия не имею. Тебе лучше знать здешние порядки.
- Мне? Да я ни разу здесь не был.
- Ни разу? За шесть лет?
- Помнится, когда мы только что приехали в Париж, жена как-то затащила меня сюда. Но больше я сюда не наведывался.
- Но ты сказал, что прекрасно знаешь Париж?
- Я не считаю, что это - Париж! - убежденно воскликнул мистер Тристрам. - Пошли отсюда. Давай-ка заглянем в Пале-Рояль и покурим.
- Я не курю, - ответил Ньюмен.
- Ну тогда выпьем.
И мистер Тристрам повел приятеля прочь. Они миновали знаменитые залы Лувра, спустились по лестницам, прошли по плохо освещенным галереям, заставленным скульптурами, и наконец очутились в просторном дворе. Ньюмен во все глаза смотрел по сторонам, но не проронил ни слова и только, когда они вышли на свежий воздух, сказал:
- Будь я на твоем месте, ходил бы сюда каждую неделю.
- Не ходил бы, - ответил мистер Тристрам. - Это только так кажется. У тебя не было бы времени. Хотел бы, да так бы и не собрался. Здесь в Париже множество развлечений и получше. Италия - вот где надо смотреть картины. Подожди, попадешь туда, сам убедишься. Там-то уж, хочешь не хочешь, приходится шататься по музеям, ничего другого не остается. Ужасная страна, приличной сигары не найдешь. Сам не знаю, как это я сегодня угодил в Лувр. Шел мимо, нечем было развлечься, а тут заметил, что иду мимо Лувра, дай, думаю, зайду взгляну. Но не повстречай я тебя, совсем бы скис. Нет, черт побери, картины меня не волнуют, я предпочитаю реальную жизнь, - мистер Тристрам выпалил этот удачно найденный девиз с таким апломбом, которому могли бы позавидовать многочисленные страждущие от "переизбытка культуры".