- На сегодня хватит, недурно потрудилась, - объявила мадемуазель Ноэми. - Неси осторожно, - и она принялась собирать кисти.
- Как мне благодарить вас, - произнес месье Ниош. - Боюсь, моих познаний в английском для этого не хватит.
- Хотел бы я так же хорошо говорить по-французски, - добродушно заметил Ньюмен. - У вас дочь - умница.
- Ах, сэр, - сказал месье Ниош, глядя на Ньюмена сквозь очки слезящимися глазами и кивая с видом глубокой печали. - А какое она получила образование! Très supérieure! Мы не жалели денег, ее учили рисовать пастелью - десять франков за урок, писать маслом - двенадцать франков за урок. В ту пору я денег не считал. Она artiste, правда?
- Должен ли я понять так, что у вас были финансовые затруднения? - спросил Ньюмен.
- Затруднения? Ах, сэр, несчастья, и ужасные!
- Не повезло в делах?
- Очень не повезло, сэр.
- Ну, не падайте духом! Вы снова встанете на ноги, - весело сказал Ньюмен.
Старик склонил голову набок и посмотрел на американского джентльмена с такой болью, словно его шутливый тон был неуместен.
- Что он говорит? - спросила мадемуазель Ноэми.
Месье Ниош взял щепотку табака.
- Говорит, что я верну свое состояние.
- Да уж, разве что он поможет. А еще что?
- Что ты умница.
- Вполне возможно. Ведь ты и сам так считаешь?
- Считаю ли, дочь моя? При таких-то доказательствах! - и старик снова повернулся и с почтительным удивлением посмотрел на откровенную мазню, стоявшую на мольберте.
- Тогда спроси его, не хочет ли он поучиться французскому.
- Поучиться французскому?
- Ну да, не хочет ли брать уроки.
- Уроки? У тебя?
- У тебя.
- У меня, дитя мое? Как же я могу давать уроки?
- Pas de raisons! Спроси немедленно, - мягко, но властно приказала мадемуазель Ноэми.
Месье Ниош ошеломленно молчал, но под взглядом дочери собрался с духом и, постаравшись любезно улыбнуться, выполнил приказ.
- Не желаете ли попрактиковаться в нашем прекрасном французском языке? - осведомился он с трогательной дрожью в голосе.
- Попрактиковаться? - удивился Ньюмен.
Месье Ниош соединил кончики пальцев и медленно пожал плечами:
- Ну да, немного поучиться, как вести беседу.
- Вот именно, беседу, - проворковала мадемуазель Ноэми, которая поняла это слово, - научиться беседовать, как принято в лучшем обществе.
- Знаете, у французов настоящий талант вести беседу, - осмелился продолжить месье Ниош. - Они этим и славятся.
- Но, наверно, это очень трудно? - простодушно спросил Ньюмен.
- Не для человека с esprit, ценителя красоты во всех ее проявлениях, каким является месье, - и старый Ниош многозначительно посмотрел на вышедшую из-под кисти его дочери Мадонну.
- Представить себе не могу, что я заговорю по-французски, - засмеялся Ньюмен. - Однако полагаю, чем больше человек знает, тем лучше.
- Месье выразил свою мысль в высшей степени удачно. Hélas, oui!
- Наверно, знание французского помогло бы мне в моих скитаниях по Парижу.
- Разумеется, ведь месье захочется поговорить о многом, и о трудных вещах тоже.
- О, мне обо всем говорить трудно. А вы что, даете уроки?
Бедный месье Ниош совсем растерялся, его улыбка стала еще более умоляющей.
- Я, конечно, не то чтобы настоящий учитель, - признался он. - Нет, я не смею назвать себя учителем, - он обернулся к дочери.
- Скажи, что ему подвернулась редкая возможность, - потребовала мадемуазель Ноэми. - Один homme du monde беседует с другим. Вспомни, кто ты, кем был.
- Но уроки языка я же не давал! Ни в прошлом, ни тем более сейчас. А если он спросит о цене?
- Не спросит, - заверила его мадемуазель Ноэми.
- Могу я ответить: "Сколько дадите"?
- Ни в коем случае! Это дурной тон.
- А если он все-таки спросит?
Мадемуазель Ноэми надела шляпку и принялась завязывать ленты. Она расправляла их, выставив вперед маленький нежный подбородок.
- Десять франков, - выпалила она.
- О, дочь моя, я никогда не осмелюсь!
- Ну и не осмеливайся! До конца уроков он не спросит, а тогда счет напишу я.
Месье Ниош повернулся к доверчивому иностранцу и, потирая руки, уставился на него с таким видом, словно готов был признать себя виноватым, однако этот вид был ему в высшей степени свойствен, а посему не настораживал. Ньюмену и в голову не пришло спросить о каких-либо гарантиях или о том, имел ли старик право давать уроки, он полагал, что месье Ниош, разумеется, знает свой родной язык, а его трогательная растерянность вполне увязывалась с тем, как Ньюмен почему-то представлял себе пожилых иностранцев, зарабатывающих на жизнь уроками. Лингвистические проблемы никогда не занимали Ньюмена. У него сложилось впечатление, что овладеть тем загадочным щебетом, на котором изъясняются в этом удивительном городе Париже вместо его родного английского языка, можно просто за счет усердных, пусть смешных и непривычных, физических усилий.
- А как вы научились английскому? - спросил он старика.
- О, это было еще до постигших меня несчастий. Я тогда был молод и схватывал все на лету. Мой отец, крупный commerçant, отправил меня на год в Англию учиться банковскому делу. Вот там-то кое-что и прилипло ко мне, но я уже многое забыл.
- А чему я смогу научиться за месяц?
- Что он говорит? - спросила мадемуазель Ноэми.
Месье Ниош перевел.
- Скажи, что он будет говорить как француз, - велела дочь.
Но тут снова взыграла врожденная щепетильность, дарованная месье Ниошу совершенно напрасно, ибо она не способствовала его успехам в коммерции, и он воскликнул:
- Dame, месье! За месяц я научу вас всему, чему смогу! - Но, заметив знак, сделанный дочерью, спохватился и добавил: - Я буду давать вам уроки у вас в отеле.
- О, я с удовольствием выучу французский, - продолжал Ньюмен со своей демократической доверчивостью. - Вот уж о чем никогда даже не помышлял! Всегда считал, что это невозможно. Но научились же вы моему языку, чем я хуже - научусь вашему! - и его искренний дружелюбный смех смягчил колкость слов. - Только, знаете, если уж учиться, ведя беседу, вам придется подбирать темы повеселее.
- О, сэр, вы - сама доброта, я сражен! - развел руками месье Ниош. - А веселья и радости у вас самого на двоих хватит.
- Ну нет, - уже более серьезно ответил Ньюмен, - извольте встряхнуться и держаться повеселей. Иначе я не согласен.
Месье Ниош отвесил поклон, приложив руку к сердцу.
- Хорошо, сэр. Меня вы уже развеселили.
- Тогда приходите и приносите мою картину. Я заплачу за нее, и мы об этой покупке потолкуем. Вот и тема для приятного разговора.
Мадемуазель Ноэми собрала свои принадлежности и вручила бесценную Мадонну попечениям отца, который, пятясь задом и держа картину в вытянутой руке, с почтительными восклицаниями скрылся из глаз. Копиистка, как истая парижанка, накинула на себя шаль и, как истая парижанка, с улыбкой покинула своего заказчика.