Лоренс Стерн - крупнейший английский писатель XVIII века, кумир всего читающего Лондона. Творчество Стерна оказало продолжительное влияние на всю европейскую литературу, а его роман `Сентиментальное путешествие` дал название новому литературному направлению. Сентименталисты обожествляли `чувствительного Йорика`, романтики оценили в полной мере иронию и юмор писателя, Оноре де Бальзак и Лев Толстой признавали Стерна - психолога, а Джеймс Джойс и Вирджиния Вулф увидели в его творчестве истоки современного романа.
Содержание:
КАЛЕ 1
МОНАХ - КАЛЕ 1
МОНАХ - КАЛЕ 2
МОНАХ - КАЛЕ 2
ДЕЗОБЛИЖАН - КАЛЕ 2
ПРЕДИСЛОВИЕ - В ДЕЗОБЛИЖАНЕ 2
КАЛЕ 3
НА УЛИЦЕ - КАЛЕ 3
ДВЕРИ САРАЯ - КАЛЕ 4
ДВЕРИ САРАЯ - КАЛЕ 4
ТАБАКЕРКА - КАЛЕ 4
ДВЕРИ САРАЯ - КАЛЕ 5
НА УЛИЦЕ - КАЛЕ 5
САРАЙ - КАЛЕ 5
САРАЙ - КАЛЕ 6
САРАЙ - КАЛЕ 6
НА УЛИЦЕ - КАЛЕ 6
МОНТРЕЙ 6
MОНТРЕЙ 7
MОНТРЕЙ 7
МОНТРЕЙ 7
ОТРЫВОК 7
МОНТРЕЙ 8
БИДЕ 8
МЕРТВЫЙ ОСЕЛ - НАНПОН 9
КУЧЕР - НАНПОН 9
АМЬЕН 9
ПИСЬМО - АМЬЕН 10
ПИСЬМО 10
ПАРИЖ 10
ПАРИК - ПАРИЖ 11
ПУЛЬС - ПАРИЖ 11
МУЖ - ПАРИЖ 11
ПЕРЧАТКИ - ПАРИЖ 12
ПЕРЕВОД - ПАРИЖ 12
КАРЛИК - ПАРИЖ 12
РОЗА - ПАРИЖ 13
ПАРИЖ 14
ПАСПОРТ - ПАРИЖ 14
ПАСПОРТ - ПАРИЖСКАЯ ГОСТИНИЦА 15
УЗНИК - ПАРИЖ 15
СКВОРЕЦ - ДОРОГА В ВЕРСАЛЬ 16
ОБРАЩЕНИЕ - ВЕРСАЛЬ 16
LE PATISSIER - ВЕРСАЛЬ 16
ШПАГА - РЕНН 17
ПАСПОРТ - ВЕРСАЛЬ 17
ПАСПОРТ - ВЕРСАЛЬ 18
ПАСПОРТ - ВЕРСАЛЬ 18
ПАСПОРТ - ВЕРСАЛЬ 19
ХАРАКТЕР - ВЕРСАЛЬ 19
ИСКУШЕНИЕ - ПАРИЖ 19
ПОБЕДА 20
ТАЙНА - ПАРИЖ 20
ДЕЛО СОВЕСТИ - ПАРИЖ 20
ЗАГАДКА - ПАРИЖ 21
LE DIMANCHE - ПАРИЖ 21
ОТРЫВОК - ПАРИЖ 21
ОТРЫВОК - ПАРИЖ 22
ОТРЫВОК И БУКЕТ - ПАРИЖ 22
АКТ МИЛОСЕРДИЯ - ПАРИЖ 22
РАЗРЕШЕНИЕ ЗАГАДКИ - ПАРИЖ 23
ПАРИЖ 23
МАРИЯ - MУЛЕH 24
МАРИЯ 24
МАРИЯ - МУЛЕН 24
БУРБОННЕ 25
УЖИН 25
БЛАГОДАРСТВЕННАЯ МОЛИТВА 25
ЩЕКОТЛИВОЕ ПОЛОЖЕНИЕ 25
ПРИМЕЧАНИЯ 26
"СЕНТИМЕНТАЛЬНОЕ ПУТЕШЕСТВИЕ ПО ФРАНЦИИ И ИТАЛИИ" 27
Сноски 28
Лоренс Стерн
Сентиментальное путешествие по Франции и Италии
- Во Франции, - сказал я, - это устроено лучше.
- А вы бывали во Франции? - спросил мой собеседник, быстро повернувшись ко мне с самым учтивым победоносным видом.
- "Странно, - сказал я себе, размышляя на эту тему, - что двадцать одна миля пути на корабле, - ведь от Дувра до Кале никак не дальше, - способна дать человеку такие права. - Надо будет самому удостовериться". - Вот почему, прекратив спор, я отправился прямо домой, уложил полдюжины рубашек и пару черных шелковых штанов.
- Кафтан, - сказал я, взглянув на рукав, - и этот сойдет, - взял место в дуврской почтовой карете, и, так как пакетбот отошел на следующий день в девять утра, в три часа я уже сидел за обеденным столом перед фрикасе из цыпленка, столь неоспоримо во Франции, что, умри я в эту ночь от расстройства желудка, весь мир не мог бы приостановить действие Droits d'aubaine; мои рубашки и черные шелковые штаны, чемодан и все прочее - достались бы французскому королю, - даже миниатюрный портрет, который я так давно ношу и хотел бы, как я часто говорил тебе, Элиза, унести с собой в могилу, даже его сорвали бы с моей шеи.
- Сутяга! Завладеть останками опрометчивого путешественника, которого заманили к себе на берег ваши подданные, - ей-богу, ваше величество, нехорошо так поступать! В особенности неприятно мне было бы тягаться с государем столь просвещенного и учтивого народа, столь прославленного своей рассудительностью и тонкими чувствами.
Но едва я вступил в ваши владения -
КАЛЕ
Пообедав и выпив за здоровье французского короля, чтобы убедить себя, что я не питаю к нему никакой неприязни, а, напротив, высоко чту его за человеколюбие, - я почувствовал себя выросшим на целый дюйм благодаря этому примирению.
- Нет, - сказал я, - Бурбоны совсем не жестоки; они могут заблуждаться, подобно другим людям, но в их крови есть нечто кроткое. - Признав это, я почувствовал на щеках более нежный румянец - более горячий и располагающий к дружбе, чем тот, что могло вызвать бургундское (по крайней мере, то, которое я выпил, заплатив два ливра за бутылку).
- Праведный боже, - сказал я, отшвырнув ногой свой чемодан, - что же таится в мирских благах, если они так озлобляют наши души и постоянно ссорят насмерть столько добросердечных братьев-людей?
Когда человек живет со всеми в мире, насколько тогда тяжелейший из металлов легче перышка в его руке! Он достает кошелек и, держа его беспечно и небрежно, озирается кругом, точно отыскивая, с кем бы им поделиться. - Поступая так, я чувствовал, что в теле моем расширяется каждый сосуд - все артерии бьются в радостном согласии, а жизнедеятельная сила выполняет свою работу с таким малым трением, что это смутило бы самую сведущую в физике precieuse во Франции: при всем своем материализме она едва ли назвала бы меня машиной -
- Я уверен, - сказал я себе, - что опроверг бы ее убеждения.
Появление этой мысли тотчас же вознесло естество мое на предельную для него высоту - если я только что примирился с внешним миром, то теперь пришел к согласию с самим собой -
- Будь я французским королем, - воскликнул я, - какая подходящая минута для сироты попросить у меня чемодан своего отца!
МОНАХ
КАЛЕ
Едва произнес я эти слова, как ко мне в комнату вошел бедный монах ордена святого Франциска с просьбой пожертвовать на его монастырь. Никому из нас не хочется обращать свои добродетели в игрушку случая - щедры ли мы, как другие бывают могущественны, - sed non quo ad hanc - или как бы там ни было, - ведь нет точно установленных правил приливов или отливов в нашем расположении духа; почем я знаю, может быть, они зависят от тех же причин, что влияют на морские приливы и отливы, - для нас часто не было бы ничего зазорного, если бы дело обстояло таким образом; по крайней мере, что касается меня самого, то во многих случаях мне было бы гораздо приятнее, если бы обо мне говорили, будто "я действовал под влиянием луны, в чем нет ни греха, ни срама", чем если бы поступки мои почитались исключительно моим собственным делом, когда в них заключено столько и срама и греха.
- Но как бы там ни было, взглянув на монаха, я твердо решил не давать ему ни одного су; поэтому я опустил кошелек в карман - застегнул карман - приосанился и с важным видом подошел к монаху; боюсь, было что-то отталкивающее в моем взгляде: до сих пор образ этого человека стоит у меня перед глазами, в нем, я думаю, было нечто, заслуживавшее лучшего обращения.