... "Ладно. Женатый мужчина. Имею право. Раз в сто лет.Для здоровья... Для впечатлений. Встряска нужна организму... А она ничего, очень даже... Опять в поезде кадрюсь, хоть и в метрошном... Всё же клюют на меня бабы. Ещё гожусь... Так... Наташке позвоню, что задерживаюсь... А куда мы?... Денег-то сколько у меня?.. "
Поезд, завывая, начал притормаживать. Неожиданно она встала, оказалась вплотную к нему, ухватила его за плечо и вытянула шею к его уху.
– Я сейчас выхожу, - обожгла громким шёпотом и не оборачиваясь, стала пробираться к выходу.
Замелькали, приобретая всё большую чёткость, туалетные плитки "Академической".
Выйдя из оцепенения, Евсеев рванул следом.
***
В палатке взяли сигарет, "джин-тоник" и бутылку "Кинзмараули". Уложили в евсеевский портфель.
Идти и в самом деле оказалось недалеко. Лариса - так она назвалась - жила в панельной девятиэтажке на Кедрова.
– Ты кем работаешь? - спросила его Лариса.
Евсеев сделал неопределённый жест:
– Менеджером. По одежде. "Скадрия-плюс" фирма называется. Модная одежда. Знаешь такую?
Лариса помотала головой.
– Я медсестрой на "скорой". Полторы ставки. Лужники, Черкиза - вот где наши бутики с одеждой, - похлопала себя по джинсовым бёдрам, ущипнула ворот джемпера: - Всё оттуда!.. Модная одежда...
"Значит, медсестра... Опять совпадение - поезд, работник медицины..." - усмехнулся про себя Евсеев.
Прошли через запущенную детскую площадку.
В углу грязной песочницы, составив все четыре лапы в одну точку и задрав напряжённый хвост, гадила неопределённой породы шавка. Под качелями валялись пустые "чекушки".
Уже у входа в подъезд, набирая код, Лариса взглянула из-под чёлки на Евсеева:
– Жена-то не будет ругаться, что задерживаешься?
Евсеев растерялся. Кашлянул в кулак. Улыбнулся.
– А я, может, и не женат вовсе. Видишь, кольца нету, - показал он Ларисе свои руки.
– Да брось ты, сейчас никто колец не носит, - махнула она рукой. - Да ты не напрягайся! Женат, не женат, какая разница. Мужик ты хороший, я чувствую, а это главное... Проходи.
В подъезде Евсеев поставил портфель на пол. Волнуясь, обхватил Ларису за талию и шею. Притянул к себе. Вдохнул запах её волос. Лариса, закрыв глаза, ответила поцелуем. Её язык, сильный и быстрый, встретился с языком Евсеева, уверенно потрогал его, выскользнул, пробежал по губам, щеке и шее, пощекотал ухо.
– Идём быстрее... - прошептала Лариса.
Лифт почему-то не работал. Стали подниматься по лестнице. Лариса шла впереди, покачивая прямо перед лицом Евсеева аккуратным задом. Свободной рукой Евсеев провёл по внутренней стороне её бедра и прижал ладонь к промежности.
Даже сквозь джинсовую ткань ощутил теплоту.
Лариса остановилась и обернулась. Шутя погрозила пальцем:
– Ай-я-яй! А вдруг соседи увидят?
– Боишься? Слабо? - подначил Евсеев.
Лариса засмеялась:
– Один-один!
Поднялись на шестой этаж.
Евсеев слегка запыхался, но старался дышать ровно.
Лариса рассмеялась:
– Я же говорила, что курить вредно! А ты не веришь!
Распахнув входную металлическую дверь, она прошла вперёд и уже из прихожей позвала: - Ну, входи, чего застеснялся!.. Обувь снимай только...
"Пара часов у меня есть", - успокоил себя Евсеев, глубоко вдохнул и шагнул в квартиру.
Лариса скрылась в ванной, прихватив из комнаты какие-то вещи. Раздался шум воды из душа.
Типовая "однушка" с застеклённым балконом Евсееву понравилось.
Светло и чисто. Минимум мебели - пластиковый стол на крохотной кухне, широкий диван в комнате и встроенный шкаф в прихожей. Ни телевизора, ни стереоцентра Евсеев не увидел. Как и книжных полок.
Окна, под которыми виднелись чахлые верхушки берёз, выходили во двор, заставленный гаражами-"ракушками".
"Съёмная квартира,"- подумал Евсеев, присаживаясь на диван. "Квартиру снимает, и мужиков... Удобно - два в одном," - усмехнулся и посмотрел на часы. Половина восьмого. "Уложусь" - удовлетворённо кивнул головой и наморщил лоб.
Перед Наташкой, конечно, не совсем красиво выходит.
Да ведь Митьке девятый год уже пошёл... Привыкли друг к другу давно. В расписание вошли. Нечастое и скучное, как у рейсового автобуса. Куда уж там... А душа-то, с телом на пару, просит. Требует. Если уж не романтики, так свежего чего-нибудь... Нового... Или всё это похоть одна? Прыжки козлиные?.. Бес в ребро?..
"Да как бы там ни было... Мужик я или кто?!.."
Выдохнул в сложенные ладони. Принюхался. Провёл рукой по волосам. Хорошо, рубашку и трусы утром чистые надел. Как знал...
"Интересно, а резинка есть у неё?"
Из ванной Лариса вышла в жёлтом коротком халате и с заколотыми волосами.
Евсеев неуклюже поднялся с дивана, развёл руками:
– Ты не сказала, где у тебя штопор с бокалами... А то бы я вино открыл...
Лариса, на ходу развязывая поясок халата - у Евсеева дух захватило - приблизилась к нему вплотную. Обняла. Заглянув в глаза, прошептала:
– А это не обязательно...
Её язык вновь уверенно коснулся губ Евсеева. На этот раз глаза Лариса держала открытыми.
В тот же момент что-то произошло. Евсеев замер. Язык Ларисы вдруг затвердел в его рту, разбух и удлинился, пытаясь проникнуть в гортань.
Евсеева затошнило, он захотел вырваться, но Лариса держала его на удивление крепко. Евсеев замычал, замотал головой, когда почувствовал, как язык попал ему в пищевод и в желудке что-то разлилось жгуче и больно, заполнив его всего.
...Очнулся он на полу возле балконной двери.
Лёжа на спине.
Боли не было, хотя он отчётливо помнил, как с размаху упал лицом на пол и ещё пытался ползти, не чувствуя ног и загребая немеющими руками.
Голова работала вяло, словно с недосыпу или похмелья.
"Клофелин?.. Не похоже... К себе на дом не водят... Вот влип, бля... Казанова сраный..." Попробовав пошевелиться, понял, что полностью парализован. Даже губы и язык не слушались. Двигать он мог, с большим трудом, лишь глазами..
Скосив их, увидел Ларису.
Голая, она сидела на корточках спиной к нему, глядя на стену. Руками Лариса делала резкие и частые движения, словно ощупывая своё лицо. Внизу, под ягодицами, блестело что-то тёмное, появляясь и исчезая попеременно. Из онемевшей гортани Евсеева вырвалось тихое сипение.
Лариса замерла.
Посидев неподвижно с минуту, а может, и больше, - Евсеев потерял чувство времени, - она, не вставая с корточек, опёрлась на руки и резко развернулась.
Евсеев издал протяжный хрип, и попытался отползти, но не смог. На секунду он даже усомнился, не сон ли всё это, глядя на существо.
Когда-то оно было Ларисой... Теперь же... Подбородок заострился и выступил вперёд, наподобие длинного клина. Глаза совершенно почернели, вылезли из глазниц, и покрылись мелкой ромбовидной сеткой, в каждой ячейке которой Евсеев увидел своё отражение, когда Лариса или кто она была на самом деле, склонилась низко над его лицом. Её губы, тонкие и бескровные, вытянулись в длинную трубочку, и между ними показался подрагивающий хоботок, блестящий и гладкий. Кончик хоботка лёгкими касаниями ощупал лицо Евсеева, затем проник ему в рот, потом куда-то глубже, - тело не чувствовало почти ничего, и вновь что-то разлилось у него внутри, на этот раз совсем не больно.
"Вторая порция", - вяло подумал Евсеев и отключился.
Придя в себя, обнаружил, что его перетащили на балкон.
Опять лежал на спине, прямо на бетонном полу (мелькнуло нелепое в своей неуместности опасение простудиться), но по прежнему не чувствовал ничего и пошевелиться, как ни старался, не мог. Тело стало чужим, словно выпотрошенным и замороженным. Только вялый, редкий стук крови в ушах.
И больше ничего.
Ни страха, ни боли, ни времени.
Ничего.
Ни-
че-
го.
Опустились душные сумерки. Из окна квартиры лился неяркий красноватый свет. Из соседних окон слышались нетрезвые голоса и музыка. Во дворе заводили машину.
Темнота колыхнулась, закрыв собою свет.
Евсеев сумел разглядеть, что кто-то навис над ним и трогает его живот (он ощутил дискомфорт, как при массировании затёкшей части тела), издавая едва слышный треск и клекот.
Глаза быстро привыкли, и прямо над собой Евсеев увидел существо с коротким округлым тельцем, вывернутыми, распухшими в суставах конечностями и безволосой плоской головой, с двумя длинными усиками-антенами. Фасеточные глаза матово и холодно отражали свет фонарей во дворе. В вертикальной щели рта пузырилась, вязко вытекая, обильная слизь.
Из промежности существа, подрагивая, показался тёмный саблевидный шип.
Появляясь на несколько сантиметров и снова исчезая внутри существа, с каждым разом выходя всё больше, шип наконец ткнулся Евсееву в живот, с силой надавил и безболезненно вошёл.
Существо задрожало, затряслось, приседая и поднимаясь на расставленных лапах.
Клёкот усилился, заглушая дворовые звуки.
Что-то явно переходило в Евсеева, раздувая его внутренности...
***
...Что было потом, Евсеев уже не помнил. Какое-то время (хотя он совершенно
потерял его, времени, нить) он ещё пробовал думать о Наташке и Митьке, о
хлебе, который так и не купил, о контрактах и поставках, о пятничной скидке в
"Тараканах", потом он думал о Татьяне Сергеевне и о Ларисе, о шевелении
внутри себя и о погоде, затем стали мерещиться монстры из Doom-а, потом