Диофант давал выход своему раздражению, своей ярости, одновременно краешком холодного и беспристрастного сознания наблюдая за собой, за потоком слов и беспорядочностью движений, вовсе не пытаясь установить преграду. Он ждал, пока злость выйдет полностью и перестанет мешать мыслям.
И вот поток ругательств иссяк, и одновременно прекратилась суматошная беготня по комнате.
Диофант перевел дух, осмотрелся.
Под тусклым факелом он увидел длинную деревянную скамью, подошел к ней. Сел, прижавшись затылком к холодной шершавой стене. Замер.
Итак, он жив. Надолго ли, нет, но - жив.
Почему?
Диофант покачал головой. Это пока неважно.
Потрескивая, чадил факел. За дверью лениво переговаривались сторожа. Двое. Всего лишь двое. Если попробовать, то… Диофант неторопливо поднялся на ноги, задумчиво посмотрел на факел. Рука словно сама собой поднялась, пальцы ощупали бугристое отполированное дерево. Он почувствовал, как привычно напряглись мышцы тренированного тела, как внутри появилась сладковатая дрожь, которую он ощущал перед каждой схваткой.
Всего лишь двое… Пустяк. Для него, для воина - пустяк.
Диофант отдернул руку.
Нет, не так. Уйти, но - не так. Не беглецом. Не пленником, которому чудом удалось спастись. Это не для него.
Диофант снова заходил по комнате, на этот раз спокойно и размеренно. Ему почему-то вспомнилась первая и единственная встреча с Савмаком - здесь, во дворце. Понтийский посланец тогда с трудом сдержал улыбку, когда ему представили царского воспитанника: на правой скуле Савмака темнела ссадина, губа разбита, плащ на плече разорван. Пальцы правой руки тоже разбиты в кровь. Что и говорить, хорош был вид у воспитанника боспорского царя.
Диофант сел на скамью, с размаху ударил себя кулаком по колену. Если б он знал тогда! Если б хотя бы догадывался, что скрывалось за внешностью портового буяна и задиры… Он застонал, сцепив зубы и закрыв глаза. Перисад, старая лиса… Падаль, гнившая заживо. Ловил рыбку в мутной воде. Что ж, воду он замутил…
Диофант замер, обхватив голову руками.
На него вдруг надвинулось оцепенение. Ему почудился голос старого царя: "Пантикапей - царство мертвых…" Он вздрогнул. Голос старика прозвучал, словно наяву, скрипучий, свистящий, шепчущий: "Ц-царс-ство…" Слова прошуршали, разбежались по комнате, царапнули стены, вернулись.
Диофант тряхнул головой, отгоняя наваждение, снова поднялся. Медленно пошел к двери. Еще не зная, что будет делать дальше, застучал в дверь.
Послышались шаги, потом голос:
- Чего тебе?
Диофант внутренне подобрался, как перед прыжком. Властно - он привык приказывать, а не просить - сказал:
- Отворите. Я должен кое-что сказать.
Дверь отворилась со скрипом.
- Ну? Говори.
Диофант внимательно посмотрел на стражника. Лицо его презрительно дрогнуло. Безусый мальчишка, под стать своему вожаку. Он заметил мальчишечью шею, не защищенную панцирем. Его руки непроизвольно напряглись. Он с трудом подавил желание броситься на стражника. Облизал губы. Губы были сухими, потрескавшимися. И голос его был сухим и потрескавшимся, когда он заговорил:
- Мне - нужен - нужен - мне…
Он проглотил комок. Кадык судорожно дернулся.
Стражник ждал. Диофант заставил себя договорить:
- Мне - нужен - нужен - царь - царь - Савмак, - и едва не заскрипел зубами от унижения. Щеки пошли багровыми пятнами. Но он еще раз повторил:
- Нужен царь Савмак.
Стражник широко улыбнулся, взялся обеими руками за пояс, покачался с носков на пятки.
- А зачем он тебе?
- Важные известия.
Стражник подумал немного. Пожал плечами:
- Хорошо, я передам.
Дверь захлопнулась. Диофант услышал, как стражник что-то сказал своему напарнику - слов было не разобрать, потом постепенно удаляющиеся шаги.
Диофант задумался.
Что ж, еще не все потеряно. Теперь хозяином положения снова может стать он, Диофант-синопеец. А не безродный мальчишка. Ничего, только бы вырваться отсюда, выйти из этой каморки. Выйти, а не бежать. Выйти - спокойно, свободно. Может быть, даже с почетной охраной. А там… там он отплатит за это - за то, что щенка какого-то, дикаря пришлось назвать царем. Царем!
Но это - потом. Потом. А пока - пусть так. Переговоры. Настоящие переговоры, на равных. Это обязательно польстит, понравится. И - обещать, обещать. Все что угодно. Заступничество перед царем понтийским Митридатом. Признание. Помощь Херсонеса. Поддержку. И свой нейтралитет. Деньги. Войско.
Диофант не составлял заранее плана разговора с мятежником, не обдумывал точных, уверенных фраз. Он полагался на вдохновение, наитие, которое еще ни разу не подводило его - в бою ли, дипломатии.
Диофант усмехнулся, но тут же снова посерьезнел. Во всяком случае, следует быть чрезвычайно осторожным.
Он вернулся к двери, прислушался. Нервно хрустнул пальцами. Пора бы…
Шаги.
Да-да, шаги. Ближе. Еще ближе.
Диофант отходит от двери. Выпрямляется. Лицо его становится спокойно-невозмутимым, даже несколько надменным. Это уже не пленник, это посол.
Дверь распахивается с натужным скрипом. Диофант медленно поворачивает голову.
- Царь велел сказать, что ты можешь сматываться на все четыре стороны. Ему некогда, - стражник весело скалится. - В порту есть херсонесская триера, - он повернулся, кивнул товарищу. - Пошли. Больше сторожить некого.
Они ушли, громко смеясь и переговариваясь.
…С размаху броситься на массивную дверь, чтобы ударить в нее всем телом, выбить ее, а она вдруг легко распахивается, и ты по инерции летишь в пустоту…
Диофант почувствовал себя старым, слабым и больным. Он подошел к скамье, медленно опустился на нее. Он ощущал, как горят его щеки. И сердце колотится, словно после долгого бега.
Он сидел неподвижно, неестественно выпрямившись, вцепившись пальцами в колени. Зыбкое пламя факела освещало его.
Дверь была распахнута, но он сидел к ней спиной.
2
Порт казался вымершим. Словно какая-то страшная болезнь прошла по нему гигантской и невидимой метлой, вымела все - людей, корабли, шум, топот. Под серым клубящимся небом, словно привешенная к нему, висела такая же серая и пустая тишина. Тишина, несмотря на то, что волны шуршали, набегая на берег, всплескивая удивленно прозрачными руками, откатывались назад, обнажая мокрую серую гальку. Но эти всплески, эти звуки не нарушали тишины.
Волнам не было дела до людей, они лениво облизывали обгоревшие скелеты кораблей, бесцветные, закоченевшие лица и руки мертвецов, лежавших на берегу. Они накатывались серо-зелеными языками на берег сегодня, как вчера, как давным-давно, как будут накатываться завтра и много лет спустя.
И так же равнодушно облизывали они черные борта единственного целого корабля, покачивающегося среди корабельных скелетов. Корабль чуть переваливался с одного бока на другой, и ряды поднятых весел казались остовом гигантских крыльев. Обрасти бы им плотью, размахнуться - и взлетел бы тяжелый корабль черною птицей.
Архилох вздохнул и, зябко передернув плечами, запахнул плащ. Он сидел, нахохлившись, на корме и хмуро смотрел на город, где в сером тумане проскакивали багровые блики.
- Эргастерий сожгли… - вполголоса сказал другой моряк, сидевший рядом. - Царский был эргастерий, хороший. Сожгли… Вон светится еще…
Архилох ничего не сказал, чуть отодвинулся.
- Лавки разбили… - продолжал моряк. - Разграбили… Разбойники…
- Подумаешь… - проворчал Архилох. - Разбили… Ну и ладно. Твое это, что ли?
- Мое не мое, а жалко, - вздохнул моряк. - Хозяева же у всего есть. А тут…
- Хозяева… - Архилох сплюнул. - То-то и оно, что одни - хозяева. А другие… И правильно. Я бы и сам кое у кого кое-чего подпалил бы.
- Вон ты какой… - протянул моряк. - То-то, я смотрю, с оборванцами всякими шатаешься…
- Ты чего здесь расселся?! - закричал Архилох. - Места тебе мало?! По морде захотел?.. А ну, проваливай!..
- Ты что, что ты? - попятился моряк. - Очумел, что ли?..
- Проваливай… Хозяин… - презрительно усмехнулся Архилох.
Моряк отошел. Архилох вытащил из-под плаща кувшин, приложился.
К нему подошел кормщик:
- Дай-ка глоточек. Зябко что-то…
Архилох протянул ему кувшин:
- Чего ждем?
Кормщик отпил немного, вытер бороду:
- Значит, надо.
- Надо… - проворчал Архилох. - Дождемся, что и нас сожгут. Надо…
- Боишься? - прищурился кормщик.
- А кому охота гореть ни за что ни про что?
- Ничего, - ухмыльнулся кормщик. - Нас не сожгут.
- Это почему?
- Будто не знаешь, кто тут нынче царь.
- Ну, знаю.
- Он ведь дружок твой! - Кормщик засмеялся. - Не станет же он тебя жечь.
На берегу появилась человеческая фигура - светло-серое пятно на темно-сером фоне. Человек, стараясь ступать осторожно, подошел к сходням.
- Хозяин! - крикнул он.
- Мы ждем тебя, почтенный Диофант! - откликнулся кормщик. - Ветер крепчает, пора отплывать.
Диофант, поднявшись по сходням, молча прошел на нос и скрылся под навесом. Архилох с презрительной гримасой следил за ним.
- Вот и дождались, - сказал кормщик, подходя к нему.
- Перышки-то ему подмочили, - злорадно улыбнулся Архилох.
- Не любишь его? - усмехнулся кормщик.
- А чего мне его любить? Что он мне, жена что ли? Понтийцы проклятые, всех задавили. Хозяева! Здесь-то Савмак дал им коленкой под зад. А у нас… - он спохватился, искоса глянул на кормщика.
- Да ты не бойся! - тот похлопал его по плечу. - Верно говоришь. У нас тоже не мешало бы порядок навести. Да ведь некому!