- Он задел меня ножом, - через силу выдавил Аристей. - Моим же ножом, проклятье… Он успел вывернуть мне руку и ударить. Будь он проклят… - голос Аристея сел до шепота. - Будь он проклят…
Лаодика мельком глянула на него и отвернулась.
- Куда? - равнодушно спросила она.
- Будь он проклят… - шепотом повторял Аристей. - Будь он проклят, он ранил меня…
- Куда? - снова спросила Лаодика. Не потому, что это ее интересовало. Она чувствовала необходимость прервать бессвязный шепот.
Аристей, словно проснувшись, непонимающе посмотрел на нее. Вяло махнул рукой.
- Неважно. Это не смертельно. Просто я устал.
Она пожала плечами, подняла кувшин. Темная струя полилась в ритон.
- Выпей, Аристей. Это хорошее вино. Любимое вино царя… - она запнулась. Она не могла сказать, что всегда держала в спальне это вино для Митридата Эвергета. Даже когда он перестал посещать ее, она все равно держала для него это вино. Для мужа и царя, которого больше нет. Теперь она предлагает вино его убийце. - Потом можешь пойти и как следует выспаться. Тебе следует отдохнуть. Ты заслужил отдых.
Он взял ритон обеими руками, но пить не стал. Лаодика отошла в угол. Глядя в сторону, сказала:
- Он был твоим другом когда-то.
- Он был твоим мужем, - сказал Аристей.
- Он был тебе хорошим господином.
- Царем, - поправил Аристей.
- Царем, - повторила она.
- Царь не может быть ни плохим, ни хорошим, - сказал Аристей.
- Почему?
- Я ненавидел его, - сказал Аристей. - Но его больше нет. И это хорошо. А мы - есть. И это тоже хорошо. Наверное, ты права, он вяло усмехнулся. - Наверное, он был мне хорошим царем. Но - царем.
- Теперь ты убил его.
- А ты приказала это сделать.
- Я - не о себе. Я знаю, почему поступила так. Но я говорю о тебе.
Аристей поднял ритон, собираясь выпить. Пристально глядя в его лицо, Лаодика спросила:
- Можешь ли ты объяснить мне, почему ты согласился на это?
Он удивленно взглянул на царицу, еле заметно пожал плечами, все еще держа в руках полный ритон.
- Я взялся за это, надеясь получить от тебя награду, - он оскалился. - Я ошибся?
- Ты не ошибся.
- Люди - волки. Это я давно понял, еще ребенком. Значит, надо стать волком. Раз все - волки, значит, быть волком - хорошо.
- Так говорят волки, - ровным голосом сказала Лаодика. А про себя подумала: "Для шакалов". Вслух сказала: - Пей же. И уходи. Ты устал. Я позабочусь, чтобы награда была достойна тебя.
Он задумчиво посмотрел на ритон и вдруг резким движением поставил его на столик. Темные, почти черные капли упали на отполированную поверхность.
- Я не буду пить этого вина!
Выражение лица Лаодики не изменилось.
- Тогда иди, - безразлично сказала она.
Аристей некоторое время молча смотрел на нее. Потом сказал, растягивая слова:
- Нужно послать гонца… Немедленно. В Эфес. К Манию Аквилию. Он должен знать, что Митридата Эвергета больше нет. Что войны не будет. Что наемники будут распущены по домам. Что у понтийского войска новый стратег, которого зовут Аристей, и что этот стратег хочет быть другом Рима. Он должен знать, должен знать обо всем. И чем раньше, тем лучше, - лицо Аристея дергалось. - Для нас лучше, царица.
- Да, хорошо, - отвернувшись, сказала Лаодика. Ей стало холодно, она зябко передернула плечами. - Я так и сделаю. Гонец отправится сегодня же. И, конечно же, ты прав: кто еще может стать новым стратегом? Иди, Аристей. Я… - она запнулась. - Я благодарю тебя и жду тебя утром. Приходи… если позволит рана. А сейчас иди. Ты должен отдохнуть, Аристей. Иди.
Он повернулся и пошел к выходу. Он шел очень медленно. Лаодика не знала - от слабости или оттого, что прислушивался к чему-то. Скорее всего, последнее. Аристей не доверял никому. Впрочем, как и все в этом дворце.
И все-таки он не услышал, как за его спиной оказался кривоногий евнух и, не замахиваясь, коротко ударил, вернее, не ударил, а просто ткнул под лопатку ножом. Аристей, взмахнув нелепо руками, упал ничком и больше не пошевелился.
Вытерев нож, евнух спрятал его под одежду и вопросительно повернул к Лаодике жирное безбородое и безбровое лицо. На лице было обычное плаксивое выражение.
Лаодика снова зябко передернула плечами.
- Подай мне его плащ, - сказала она. - Я замерзла.
Евнух молча выполнил ее приказание. Она снова посмотрела на Аристея, лежащего с широко раскинутыми руками.
- Мне нужен Диофант, - сказала царица. - Позови его.
Евнух побежал к двери.
- Стой, - сказала Лаодика. - Разбуди Фрину. Передай ей… - царица на мгновение задумалась. Евнух ждал. - Передай ей: пусть непременно завтра же утром отошлет из города мою дочь. Теперь иди.
Царевич возвращался с охоты. Диофант, заложив руки за спину, стоял на верхней ступени дворцовой лестницы и молча смотрел на приближающихся охотников. Он увидел их еще издали, вернее, не их, а пыль, поднятую копытами коней, целую тучу пыли.
"Митридат Эвергет умер, - сказала утром Лаодика. - Теперь царь Понта - его и мой сын Митридат Евпатор. Он еще не знает, он еще вчера уехал на охоту и пока не возвращался. Дождись его, Диофант, встреть. Он должен узнать обо всем от тебя. Ты все расскажешь ему. Он ведь любит тебя. Расскажи ему обо всем, а потом приведи ко мне".
И теперь Диофант смотрел на приближающуюся группу всадников и страстно желал только одного - чтобы они ехали как можно дольше.
Царевич узнал его и пустил коня галопом. Диофант отметил его мастерскую посадку.
- Диофант! - закричал царевич. - Диофант, эгей! Жаль, что ты остался дома!.. Мы затравили оленя! Красавца оленя!.. Эй, Диофант!.. - Он осадил коня у самой лестницы.
- Диофант!.. - и вдруг замолчал.
Диофант тоже молча смотрел в его мальчишеское лицо с прозрачно-голубыми, как у отца, глазами. Руки его, за спиной, против воли сжались в кулаки. Он все яснее ощущал тяжесть того, что должен сказать.
Митридат медленно спешился, медленно поднялся по лестнице.
- Что случилось? - спросил он.
Диофант выдержал его взгляд.
- Я маленький человек, царевич, - сказал он. - Единственное, что я делал, - это учил тебя, как нужно натягивать тетиву, чтобы всегда попадать в цель, и как нужно сидеть на коне, чтобы конь не сбросил тебя. Я учил тебя, потому что эти две вещи - главное, что должен уметь царь. Я не думал, что это пригодится тебе так скоро, - он почувствовал, что лицо его застыло, словно от холода.
Подъехали остальные охотники.
- Что делать с оленем? - крикнул кто-то.
Митридат медленно повернулся к спрашивавшему, непонимающе посмотрел на него. Так же медленно перевел взгляд на оленя, переброшенного через седло, с неподвижными широко раскрытыми глазами. Голову оленя, наподобие диадемы, пересекала поперечная алая полоса, и Митридату показалось, что олень коронован.
Он неопределенно пожал плечами и отвернулся.
Охотники растерянно переглянулись.
Митридат начал спускаться с лестницы. Каждый шаг его был дольше предыдущего. У последней ступеньки он остановился и вдруг снова вернулся к Диофанту.
- Повтори.
Диофант не услышал, а угадал это слово, сказанное беззвучно. Он вздохнул. Главное уже было произнесено, но тяжесть почему-то не оставляла его. Он сказал:
- Твой отец, царь Понтийский Митридат Эвергет, умер.
Митридат опустился на ступеньку, медленно провел рукой по лицу. Оглянулся на вход, к которому сидел спиной.
Диофант сказал:
- Сейчас ты должен пойти к матери. Ей сейчас очень тяжело. Помни, что отныне ты - царь и мужчина.
Митридат поднялся, подошел к нему почти вплотную.
- Тяжело? - он смотрел в глаза Диофанту. - Ей тяжело? И ты веришь в это?
Диофант молчал. Митридат отвел взгляд в сторону.
- Это же она убила его, - тихо сказал он. - Почему же ты говоришь, что ей тяжело?
Диофант отшатнулся, и голос его изменился. Он предостерегающе поднял руку:
- Царь умер. Его никто не убивал. Не следует так говорить!
И тогда Митридат улыбнулся. И от этой улыбки Диофанту стало нехорошо. Лицо Митридата в эту минуту поразило его, потому что это уже не было лицо двенадцатилетнего мальчика. Сквозь мальчишеские черты вдруг явственно проступили жестокость и властность взрослого мужчины.
- Хорошо, - сказал Митридат. - Ты говоришь, царице тяжело? Она ждет меня?.. - он в раздумье опустил голову. - Я был хорошим учеником, Диофант. Мне кажется, я и впредь буду хорошим учеником. Я пойду… к царице, - он через силу выговорил это слово. - Но несколько позже. Сейчас я должен распорядиться… - он оглянулся. - Об олене. Ты понял меня, Диофант? Иди же к моей матери, Диофант, учитель мой, и скажи ей, что скоро я буду у нее.
Митридат долго и, казалось, бесстрастно рассматривал лицо Лаодики. Наконец его губы разжались, и он сказал:
- Прежде чем прийти сюда, я отправился к себе. Чтобы умыться и переодеться после охоты. На столике возле моего ложа я нашел нож. На лезвии этого ножа - запекшаяся кровь. Я очень удивился этой находке. Но потом понял, для чего этот нож подбросили в мою спальню. Я понял, что кровь на его лезвии - кровь моего отца. Видимо, мои друзья дали мне понять, что отец убит этим ножом и что я должен отомстить за него. Впрочем, возможно, это означало также и то, что я сам должен опасаться убийц.
Лаодика побледнела. Она поднялась со своего места и сделала шаг к нему. Но его взгляд остановил ее.
- Ты хочешь сказать…
- Я говорю.
Лаодика почувствовала, что во рту пересохло. Едва шевеля губами, она спросила:
- И ты знаешь… кто… его… убил?