- Сколько у вас бойцов, товарищ Морозов?
- Двадцать восемь в строю.
- Как вооружены?
- Так… Значит, так. - Морозов стал перечислять, загибая пальцы. Будто припоминал - где у него в хозяйстве чем засеяно и по сколько гектаров. - Так… Три автомата. С вашим подарком, стало быть, семь. "Максим". "Дегтярь", что мы с самолета сняли. Остальное - винтовки. Гранат десятка три.
- Еще вопрос. Этот лесоруб… дед Петро, он наш человек?
- Обязательно. Он не только дед, но и мой батя.
"Во как, - опять подумалось Сосновскому. -
Никогда немцу победы над нами не видать".
- Как с ним связаться?
- Да вот Колька сгоняет.
- Хорошо. Кочетов, пойдешь с Петровичем.
- Есть, командир. Только лучше с Катей.
Сосновский хмуро взглянул на него, Кочетов пожал плечами.
- Может, и с Катей, - задумчиво проговорил Сосновский. - Дубиняк, вечером пойдешь с Петровичем к нашим, записку Симе передашь.
- Вы бы отдохнули чуток, - сказал Морозов, когда они остались одни.
- Передохну. Попозже. - Сосновский подсел к печке, поворошил кочергой алые угли, прикурил.
- Значит, задача у нас с вами - освободить нашего товарища, доставить его к месту, где он спрятал документы, и вместе с ними переправить за линию фронта.
Морозов кашлянул в кулак.
- Громоздко получается.
- Вот и я о том же. И по времени не укладываемся. - Сосновский вернулся к столу. - Покажите-ка мне, где вы его обнаружили. В общем, место и обстоятельства. С деталями.
- Это можно. Самолет упал вот в этой точке…
- Километров десять отсюда, - прикинул Сосновский.
- Это по прямой. Значит, упал, перевернулся. Он ведь на прудик садился, там раньше плотина была, самолет на сваю наткнулся. А немец подальше упал, он еще метров семьсот пролетел. Грохнулся и тоже сгорел. Мы туда не ходили, немец туда раньше нашего поспел. А мы к своему поспешили. Выручать, значит. Ну, он нас и встретил! - Морозов посмеялся в кулак. - Сначала очередь из пулемета дал. Хорошо - не прицельно. Он ведь далеко не ушел, ногу повредил. В лесу окопался. Мы ему: "Свои! Свои, браток!" А он в ответ: "Не подходить! Стоять!" А потом опомнился и стал нам экзамен устраивать - свои или не свои.
- Какой еще экзамен? - удивился Сосновский.
- Ну… Вопросы нам задавал. Вроде: "А как Калинина зовут?"
- Вот так, да?
- Ну! Проверял, значит.
"Не проверял, - подумал Сосновский. - Он время тянул".
- Где вы его нашли?
- Вот тут. От самолета метров пятьсот в лес. Место приметное, он под дубом окопался.
- Под каким еще дубом? - с деланным безразличием спросил Сосновский.
- Приметный дуб, в сто лет. С двумя верхушками. Может, взобраться на него хотел, осмотреться. Да куда - с больной-то ногой. Но бабка Лида ногу ему за раз починила, вправила. Ну он и подался в город. Я ему говорю: "Нельзя, сынок, ты молодой, тебя немец сразу сцапает". "А я хромать буду, - говорит. - Будто у меня туберкулез или ревматизм. Немцы болезней боятся". Переоделся в ватник и пошел. Колька его провожал.
Сосновский написал записку Симе и прилег отдохнуть.
В записке он поручал одному из своих оперов побывать на месте падения "По-2" и произвести там розыск. А группе, проверив машину, перемещаться в лагерь.
Перед выходом Сосновский проинструктировал Кочетова, посмотрел вслед, как он шел рядом с Катей, положив руку ей на плечо, и как она эту руку старательно сбрасывала, и направился в сторону Михалево. В овражке, что подсказала ему Катя, залег и долго, до темноты, наблюдал за поселком.
Вернувшись в лагерь, уточнил с командиром отряда план операции.
- Значит, Петр Петрович, наступаешь на Михалево с севера. По моей белой ракете обрубаете связь и - в атаку. Автоматчиков в цепи вразбежку поставь. Пулеметы - на флангах. И - напористо, азартно.
- Отвлекать на себя будем, так? - вздохнул Морозов.
- Одно дело делаем, Петр Петрович.
- Оно так.
- По красной ракете - уводи бойцов в лес. Все ясно?
- Ясненько. Отдыхай, командир.
МИХАЛЕВО
Группа Сосновского сосредоточилась в лесочке южнее поселка. Здесь, на вырубке, мирно пофыркивали две лошадки, запряженные в сани.
Дед Петро посматривал на бойцов, покуривал махорку. Бойцы напиливали и рубили дрова.
- Много-то не ложьте, - посоветовал дед. - А то лошадки не свезут.
- Мы поможем, - пообещал Дубиняк, неохотно отрываясь от приятной работы.
Вскоре на дорогу выбрались из леса двое саней. Рядом с передними шел старик в драной шубейке, дымил самокруткой, подергивал вожжи, покрикивал на лошадь. Вторая лошадь, покачивая головой в такт шагам, послушно топала сзади.
За санями шагали бойцы в маскхалатах. Сбоку выбрасывал журавлиные ноги немецкий офицер в шинели с жалким меховым воротничком и с березовой веточкой, которой он похлопывал себя по сапогу.
- Однако пост сейчас завиднеется, - предупредил старик.
Бойцы улеглись в сани, прикрыли оружие. Со стороны посмотреть - на возах то ли дрова березовые, то ли сосновые полешки, снежком припорошенные.
Немецкий офицер, словно его все это не касалось, все так же невозмутимо вышагивал длинными ногами и помахивал веточкой.
Приблизились к посту: караульная будочка, над ней вьется дымок; полосатая жердина - шлагбаум. Мотоцикл с пулеметом.
Сосновский лежал в первых санях. Дубиняк - рядом, дышал ему в ухо.
- Без шума снимаем, командир?
- Пока да.
- Как ты говоришь, фамилия этого… которого выручаем?
- Тишкин. Запомни.
- Очень просто. Вроде как Тришкин кафтан. И до места не долетел, и сам попался.
- Помолчи. Сейчас Сима говорить будет.
И Сима заговорил. Сначала хлестнул своей тросточкой деда по спине, приказывая остановиться, потом начал что-то резко выговаривать подскочившему солдату.
Тот, ошарашенный странным появлением злого офицера, виновато слушал, выпучив глаза, вытянув руки по швам, будто ожидая удара по лицу. Обернулся, что-то крикнул. Из будки, дожевывая на ходу, выбежал второй солдат. Стал рядом. Жевать перестал, но и проглотить нажеванное не решался. Да и не успел. Сима негромко выстрелил в него из пистолета в упор; второго солдата Дубиняк свалил по-простому - увесистым поленом по башке.
Вылетев из саней, Кочетов перебил тесаком тянувшийся из-под крыши телефонный провод и дал в синее небо белую ракету. Тут же на северной окраине Михалева ударили пулеметные очереди.
Сосновский сел за руль мотоцикла, Сима - в коляску, проверил пулемет.
- Немного выжидаем, да? - спросил он. Хотя мог бы и не спрашивать.
- Да, пусть весь гарнизон туда оттянется.
- Точно, - сказал Кочетов, закуривая. - Чтоб они нам не мешали - мы этого не любим.
Ребята тем временем скинули дрова с саней, уселись повольготнее.
- Ты, командир, сильно не гони, а то мы на этих клячах за тобой не поспеем.
- Сам ты кляча, - возмутился дед. - Обзываешься заместо спасиба. Дай лучше закурить. - И без всякой логики добавил, будто жалея: - Кто ж таперя им, сволочам, дрова возить будет?
- Им скоро не дров, а сала надо поболе, - усмехнулся Кочетов. - Пятки смазывать. Чтоб до Берлина хватило.
- Все! - приказал Сосновский и завел мотоцикл. - Штурмуем, опера!
Улица была пуста. Некоторые дома даже укрылись за ставнями. До центра поселка доехали без осложнений. На площади тоже было безлюдно, лишь у здания бывшей милиции и возле школы маячили встревоженные часовые. Но маячили недолго.
Мотоцикл развернулся, Сима одной пулеметной очередью сбил охрану у школы; с саней ударили автоматы по охране у милиции. Бойцы сыпанули с саней, рассредоточились, перекрыли подходы с обеих сторон улицы.
Сосновский и Дубиняк ворвались в опустевшее здание. Навстречу им, со второго этажа, выскочили двое солдат, они даже не успели вскинуть автоматы. Дубиняк, не жалея патронов, ударил им навстречу. Один покатился вниз, другой осел на ступенях.
Подбежали к подвальной двери. Дубиняк ударом приклада сбил замок, распахнул дверь. Гаркнул в темноту:
- Выходи, товарищи! Разбегайся во все стороны! Кто тут Тришкин?
- Тишкин! - поправил его Сосновский. - Тишкин, ко мне!
Подвал ответил тишиной. Люди не верили, не решались выйти - слишком неожиданно и невероятно нагрянуло освобождение. Они уже привыкли бояться.
- Быстро! Быстро! - Дубиняк спустился на несколько ступеней. - Тришкин, мать твою за ногу!
- Наши! - вдруг пронзительным криком взорвалось в подвале. - Наши пришли!
Дубиняка обступили люди, трогали его, обнимали.
- Быстрее, быстрее, - командовал он. - На выход! И во все стороны! Тараканами.
Торопливо, плача и спотыкаясь, люди стали подниматься по лестнице. В основном это были женщины, а еще два старика и подростки.
Последним, прихрамывая, поднялся молодой парень в драном ватнике с сильно побитым лицом.
- Здоров, Тришкин! - ухватил его за рукав Дубиняк. - Шагай на выход - там тебя карета ждет. Во дворец поедешь.
Тишкин - а это был безусловно он - глянул на Дубиняка безразлично, никак не выразил своих чувств и пошел на выход.
Сосновский приобнял его, повел к саням, усадил. Осмотрелся и прислушался.
Бой на северной окраине разгорелся. Сквозь автоматные очереди и отрывистое винтовочное буханье уже слышались глухие разрывы гранат.
- Отходим! - скомандовал Сосновский. - Кочетов, ракету.
Ракета взвилась, вспыхнула. Однако бой не стихал.