- Вообще-то, господин генерал, сами выпускники предпочитают называть себя "коршунами Фриденталя". По слухам, так якобы назвал их Гиммлер, являющийся верховным патроном этой богоугодной школы. Однако адмирал Канарис предпочитает именовать их просто - "коммандос". Впрочем, это не столь существенно.
- И какова же численность отряда этих ваших "коммандос-коршунов Фриденталя", оберштурмфюрер?
- Завтра сюда прибудет шестьдесят бойцов.
- Для операции, которая вам предстоит, маловато.
- Остальные семьдесят участвуют в акциях по очистке тыловых приднестровских лесов от окруженцев, красноармейцев-дезертиров и прочего прифронтового сброда.
- …коего становится все больше, - угрожающе проворчал начальник армейского отдела гестапо фон Роттенберг. - Вопреки всем вашим усилиям.
- Вопреки нашим общим усилиям, господин штурмбаннфюрер, - вежливо огрызнулся Штубер.
- И все же… Почему столь мизерная численность? - обратил пятидесятилетний генерал бледное, иссеченное багровыми капиллярами лицо в сторону подполковника военной разведки. - В тылу что, некому отстреливать русских дезертиров и окруженцев? Насколько мне известно, для этого существуют специальные команды.
- Смею заметить, господин генерал, что этих наших солдат оценивают по особым меркам, - поднялся Ранке. - Они обучены действовать в одиночку, в любых условиях, владея всеми видами оружия, вплоть до лука, топора и бумеранга, а также приемами рукопашного боя.
- Вы, подполковник, расхваливаете своих абвер-диверсантов с такой навязчивостью, словно и меня стремитесь заманить в один из отрядов "фридентальских коршунов".
- Командование курсами гордилось бы таким выпускником! - заверил его Ранке, не избавляясь при этом от суконного выражения лица.
Командующий армией хотел что-то ответить, однако в проеме двери появился адъютант и доложил:
- Только что из зенитного дивизиона сообщили, что в нашем направлении движется два звена русских бомбардировщиков.
Услышав это, офицеры, сидевшие за "совещательным" столом, словно по команде, подхватились, готовые тут же покинуть кабинет, спуститься в подвал или укрыться в ближайшую щель. Однако реакция генерал-полковника заставила их поостыть:
- Разве у русских еще остались какие-то бомбардировщики? - вскинул тот густые, рано седеющие брови. - Странно. Давно не проявляли себя.
- Зенитчиков это тоже удивляет, - подыграл ему адъютант. - Хотя приближающийся гул моторов, который они именуют "зовом небес", уже слышен.
- Вот и прикажите им, - повысил голос генерал, - избавить русских от этого летающего металлолома! Все остальные остаются на местах. Продолжаем совещание, господа, - выждав, пока адъютант скроется за дверью, Швебс как можно раскованнее поинтересовался: - Так что вы там говорили в свое оправдание, Штубер?
- Хотел доложить, что во время крупных операций мой отряд обычно укрепляют разведывательно-диверсионными подразделениями, сформированными непосредственно в частях вермахта, - уточнил оберштурмфюрер.
- Для этого у нас уже нет времени, - проворчал командир авиационного звена, чьи самолеты должны были осуществлять переброску десанта. - Если, конечно, не перенести операцию на более поздние строки.
Все выжидающе взглянули на генерала, но в эти мгновения он уже прислушивался к приближающемуся гулу тяжелых бомбардировщиков. Как и следовало ожидать, самолеты начали штурмовать понтонную переправу. Её, собственно, и прикрывал своим огнем дивизион зенитчиков.
- Так ведь у них еще и фронтовая разведка поставлена из рук вон плохо, - генерал не отказал себе в возможности позлорадствовать по этому поводу. - Иначе они бы знали, что почти рядом с мостом находится штаб армии.
- И, слава богу, что плохо… - обронил кто-то из офицеров-штабистов.
- Переноса операции не будет, - решительно проговорил Швебс, чеканя каждый слог. - Хотите еще что-либо добавить, оберштурмфюрер?
- Скорее, уточнить… Численность армейских групп, которыми укрепляют нашу команду, обычно зависит от характера заданий, - вопросительно уставился он на генерала, полагая, что тому пора бы уже раскрывать карты.
- Солдат вы получите столько, сколько понадобится, - заверил его генерал, воинственно опираясь кулаками о массивный стол.
4
Поручив морякам осмотреть первого пилота, Лощинин пробился по тропке к Евдокии и, вытирая рукавом кителя пот, прямо над ухом девушки прохрипел:
- Этот, по всему видать, еще жив. Что скажешь, Степная Воительница?
- "Степная Воительница" - это что, тоже комплимент?
- С комплиментами потом разберемся, а пока что разговор о немце. Он, спрашиваю, жив?
- Судя по комплименту, только что сказанному, да…
- Что ты заладила со своими комплиментами? - не понял ее лейтенант.
- Потому что он так и сказал: "Вы прелестны, фройляйн", - Евдокимка чувствовала себя задетой.
- Чего только не сморозишь в бреду…
- Почему вы решили, что летчик бредил? - еще сильнее зацепило девушку безразличие этого сухопутного моряка. - Открыл глаза, увидел перед собой… И так и сказал…
- Знала бы ты, какие "комплименты" они посылают с неба, когда десятками набрасываются на наши города или корабли, - буквально прорычал морской пехотинец, грубовато отталкивая Степную Воительницу, чтобы приблизиться к пилоту.
Девушка обратила внимание на его лицо - широкоскулое, с резко выпяченными желваками под смуглой кожей; с почти прямым, слегка утолщенным носом и пухловатыми, по-юношески выразительными губами. Черные, почти антрацитовые глаза блестели под узкими выцветшими на солнце бровями. "Вот о таких мужчинах, все девушки, наверное, и мечтают", - как-то отстраненно подумалось Евдокимке.
Ответить на вопрос о том, какие мужчины нравятся ей самой, Степная Воительница вряд ли смогла бы. После шестого класса она - "сдуру и по ошибке", как определила впоследствии мать, - влюбилась в "мужчину в черном". В того самого, который неожиданно появился в их доме в черном кожаном пальто, черной широкополой шляпе и в черном гражданском костюме военного покроя.
Как оказалось, это был Дмитрий Гайдук, двоюродный брат отца. Отец встретил гостя с холодной вежливостью, как обычно встречают важного, но не очень-то уважаемого гостя. Эта холодность почему-то передалась и матери, на что гость обратил внимание и безмятежно, с наигранной улыбкой на лице, предупредил:
- Могу подумать, что мне тут не рады, брат-ветеринар, - впоследствии он так и называл ее отца "братом-ветеринаром". - Может, так, сразу, взять и уйти?
- Сразу - не положено, - сухо возразил отец. - Во-первых, как-никак, а ты из Гайдуков, а значит, наш.
- Что значит "как-никак", брат-ветеринар? Я действительно "наш", из Гайдуков.
- А во-вторых, - продолжил свою мысль отец, - поселку незачем знать, что мы с тобой нравами, или еще чем-то там, не сошлись. Тем более что в детстве ты, как и надлежит старшему и более сильному, защищал меня.
- Вот видишь, как много поводов у нас для того, чтобы посидеть за обеденным столом и потолковать о жизни нашей распрекрасной, брат-ветеринар.
Выразительнее всего Евдокимке запомнилась тогда эта иронично-загадочная улыбка, которая, казалось, запечатлелась на лице чекиста Дмитрия Гайдука однажды и навсегда.
- Видал, какая у него уверенная, пренебрежительная, прямо-таки чекистская, улыбочка? - уловила эту особенность родственника мать Евдокимки, когда два дня спустя гость отправился дальше, куда-то, как он говорил, "в район Первомайска, на новую должность". - Представляю себе, как он ведет себя на допросах.
- Не о том ты сейчас говоришь, - встревоженно оглянулся Николай Гайдук. - Не наше это дело. Ты же слышала его объяснение: все, что он как чекист делает, он делает по долгу службы!
- Я всего лишь говорю о том, о чем ты думаешь, - осадила мужа Серафима. - Соседка вон вчера спросила, как ядом брызнула: "Уж не арестовывать ли вас приехал этот ваш, из органов?" Вроде бы тихо спросила, остерегаясь, но язвительно.
И только Евдокимку "дядя Гайдук" почему-то сразу же покорил настолько, что после обеда, во время которого отец и гость обменивались какими-то колкими, непонятными девушке выпадами, она предложила:
- А хотите, я покажу вам, сколько новых домов появилось за то время, пока вас не было, и в поселке нашем, и в Степногорске?
- Как же не пройтись по улицам с такой красавицей? - тут же согласился дядя Гайдук, на радость девушке.
Откуда ему было знать, что главное для нее - прогуляться с таким сильным и красивым мужчиной мимо поляны, где сейчас гонял с мальчишками мяч ее штатный школьный воздыхатель Пашка Горовой. И ничего, что, узнавая Дмитрия Гайдука, встречные сельчане тут же сторонились его и бросали вслед - "это и есть тот самый, из органов…". Слыша все это, дядя Гайдук так ни разу и не согнал с лица свою "чекистскую улыбочку".
Впрочем, все это было уже в прошлом…
- Жив, сволочь, - командир морских пехотинцев прощупывал тем временем пульс раненого на сонной артерии. - Хотя крови потерял немало, а на несколько километров вокруг лазаретов не предвидится.
- Если бы у вас нашелся бинт или еще что-нибудь, чем можно было бы перевязать… - обратилась к нему Евдокимка.
- В армейские санитарки попасть не терпится?
- И в армейские - тоже. В педучилище нас этому обучали.