- Куда точнее. И наследник Меньшикова его сын Александр права на те миллионы имеет. Ибо он наследник законный. А он до сих пор со своей сестрой в Березове проживает в ссылке. Вели послать курьера, и прикажи срочно везти его в Петербург. Он за снятие опалы все деньги затребует и казну предаст.
- Если так, то это хорошо придумано, Эрнест. Сам додумался, али кто подсказал?
- Обижаешь, Анхен. Я задание состояние дел меньшиковских дал моему другу Лейбе. И он все то раскопал. Но идея моя была.
- Так это Либман все придумал? Умен жид. Ох, и умен. Но даже если Меньшиков все золото затребует, то как смогу я императрица его так нагло ограбить? Что в Европе то скажут? И так они про меня всякие небылицы плетут.
- Чего проще, Анхен. У Меньшикова есть сестра. Девица на выданье. А мой младший брат Густав Бирен не женат. Вот и соединим их узами брака, и деньги все в качестве приданного Густаву перейдут. А уж он тебе все отдаст в тайности.
- Верно! Срочно гонца в Березов! Экстренного государственного курьера коему препятствий в дороге чинить никто не смеет! Меньшикова младшего и сестру его срочно и со всем почтением доставить в Петербург!
Год 1735, июнь, 2 дня, Санкт-Петербург. Во дворце.
Утром в 11 часов в кабинете Анны Ивановны собралось общество. Здесь были и придворные и шуты. Все они собирались у императрицы каждое утро. Пьетро Мира стоял здесь же и карлицу Арабку блестящими монетами соблазнял.
Карлица сия была не настоящей негритянкой, но каждое утро ко двору императрицы отправляясь, она лицо и руки пробкой мазала. Большой любовью императрицы она не пользовалась и подарки на её долю перепадали редко. Она относилась к штату дур и полудурок, состоявших при особе Анны Ивановны.
- Баишь 100 золотых мне дашь? - спросила она по-русски, ибо иного языка не ведала.
- Сто золотих, получиш. В том мой слово. И делать для сей мало надобно. Понимать?
- А чего делать-то, милай?
- В дворцови ораншерей ягод поспель. Понималь? - спросил Мира, подбирая с трудом русские слова.
- Чего? - нее поняла Арабка.
- В дворцови ораншерей ягод! (В дворцовой оранжерее постели ягоды)
- А-а! Клубника-то? Знаю. Такая крупная! Но токмо мало её там. И поди сейчас ни одной ягодки не сыщешь.
- В том нет печали. Один ягод там ест. Пуст Рейнгольд Левенвольде ту ягодка узрит.
- Хочешь, чтобы Левенвольд-красавчик увидал клубнику крупну? Так что ли?
- И за то 100 монет твой.
- Так то просто, милостивец. Но не обманешь ли?
- Вот тепе 10 монет. Это ест садаток.
Арабка схватила монеты своей маленькой грязной ручкой и покатилась зарабатывать остальное. Балакирев знал на кого указать. Эта все сделает. Теперь только следить за Левенвольде.
Императрица в этот момент обратила на Пьетро внимание и подозвала к себе:
- Эй! Адам Иваныч! Чего к дуре моей липнешь? Али понраву пришлась?
Мира низко поклонился и произнес по-немецки:
- Всем взяла девка, да слишком мала для меня, государыня.
- А вон у Ваньки Балакирева жена также малого росту. Так Ванька? - императрица отыскала среди шутов Балакирева.
- Так, матушка! - ответил тот по-русски. - Но я взял за себя карлицу не просто так.
- А с чего? - спросила императрица.
- Любая жена есть зло, матушка. И я взял среди женского пола зло наименьшее.
Императрица и все придворные засмеялись.
- Адам, не желаешь ли себе зло наименьшее?
- Нет, государыня. Я бы предпочел зло не русского корня, но иноземного.
Анна снова засмеялась. Она, как и большинство придворных, знала об интриге между Мира и певицей Марией Дорио.
- А ты, сеньор Франческо, как смотришь на это? - императрица посмотрела на своего капельмейстера Франческо Арайю.
- Ваш шут, ваше величество, весьма большой шутник, - ответил Арайя. - Он не музыкант, он настоящий дурак, и мог бы украсить двор любого государя Европы.
- А он, вместо этого, - заговорил Лакоста, король самоедский, - украшает рогами голову капельмейстера! А мог бы украсить и двор государя европейского!
Приемная государыни просто потонула в хохоте. Арайя так же улыбался, ибо, когда смеется императрица, смеяться должны были все. Но лицо его покрылось багровыми пятнами.
Пьетро Мира смеялся, и посматривал в сторону Левенвольде. Нельзя было пропустить момент, когда тот уйдет. Но императрица не собиралась отпускать ни его, ни короля самоедского.
- Не обижайся, дон Франческо, на моих говорунов, - примирительно произнесла императрица. - Они это не со зла.
- Можно ли обижаться на дураков, ваше величество? - с вымученной улыбкой произнес Арайя. - Тем более что они веселят, ваше величество. Мне ли состязаться в шутках с дураками?
- Он состязается с ними в постели и, похоже, ваша милость, проигрывает одному дураку, - снова заговорил Лакоста. - Но оно и неудивительно. Кому бог дал много ума, а кого и обделил умом. Но зато дал им много чего в штанах.
- А если женщина постоянно ищет удовольствия на стороне, то понятно, что рога просто так не отваляться! - проговорил Бирен и снова захохотал.
- Эрнест! - императрица взяла его за руку. - Не зли моего капельмейстера. Пощади талантливого музыканта. В России таких нет.
- Но возможно, граф прав, - подхватил шутку Бирена Лакоста. - Может скоро рога с некоей головы и сами отваляться.
- Как так? - спросил Бирен.
- А так. Вы слышали историю про рогоносца мужа, который обратился однажды к отцу своей жены?
- Расскажи, - не утерпела императрица. - Я того не слыхала.
- Было это в благословенной Флоренции. Некий муж увенчанный знатностью от своих предков и ветвистыми рогами от жены, обратился к своему тестю. "Скажи мне, - спросил он. - Может ли исправиться твоя дочь от того демона похоти, что засел в ней?" Отец жены ответил ему: "На это могу ответить тебе положительно, зять мой. Она исправиться". Тогда муж спросил тестя: "Когда же?" Тот ответил: "Её мать была такова же как и она. И я не мог найти долгое время никакого средства от этого. И уже отчаялся, но на 60 году жизни она сама исправилась. И я думаю, что моя дочь, в этих же летах станет честной женщиной и верной женой!"
Императрица захохотала. И придворные стали смеяться за ней. И веселье на этот раз было вполне искренним. Пьетро согнулся чуть ли не пополам и у него от смеха закололо в животе.
В этот момент его кто-то тронул за рукав. Он обернулся и увидел рядом Балакирева.
- Левенвольде ушел, - шепнул тот.
Пьетро посмотрел туда, где только что находился обер-гофмаршал и увидел, что тот исчез.
- Вот дьявол! Только что был здесь. И я не могу уйти искать его. Императрица….
- Я все понимаю и сам прослежу за ним, - успокоил его Балакирев.
- Но как ты станешь действовать один? Мы договорились…
- Ничего. План придется немного изменить. Слушай и далее шутки Лакосты! Он сегодня в ударе….
Балакирев вышел из покоев императрицы и пошел в оранжерею. Там он увидел фигуру Левенвольде. Тот что-то рассматривал на небольшой грядке с клубникой для императрицы. Затем щелкнул пальцами и, сняв себя треуголку, бросил её на грядку.
- О, майн либе! - вскричал Рейнгольд и помчался прочь из оранжереи.
Балакирев подскочил к тому месту и поднял треуголку обер-гофмаршала.
Под роскошной треуголкой была скрыта крупная ягода.
- Вот и приготовил Левенвольде ягодку для своей невестушки Варьки.
Шут ягоду сразу сорвал и сожрал. Вместо неё он приготовил иной подарок для невесты обер-гофмаршала. Балакирев расстегнул штаны, приспустил их и нагадил на куст, после чего и накрыл все это треуголкой.
Затем он отошел подальше и спрятался за большой кадкой с пальмой. Скоро в оранжерею вошли двое. Рейнгольд фон Левенвольде за руку вел княжну Черкасскую к тому месту, где лежала его треуголка.
Княжна улыбалась.
- Шуты сегодня остроумны как никогда, - проговорила он. - Я давно так не смеялась.
- Вам понравился Лакоста?
- Лакоста и Адам. Бедняжка сеньор Франческо. Ему сегодня досталось от этих затейников. Но зачем вы, сударь, привели меня сюда?
- Я приготовил вам сюрприз.
- Сюрприз?
- Вы ведь любите сюрпризы, моя прелесть?
- Смотря какие. Меня трудно чем-то удивить, граф. Я дочь князя Черкасского и простой бриллиант не зажжет моих глаз.
- А внимание любящего вас человека? Сможет зажечь ваши глаза?
- Внимание? Вы желаете меня удивить, граф? Это интересно! Но отчего же здесь? Отчего в оранжерее?
- Смотрите, как я вас люблю, моя прелесть. Под этой треуголкой вся глубина мох чувств к вам, Варвара.
- Вот как? Становиться все интереснее, граф.
Черкасская подалась к Левенвольде и подставила ему свои губы. Граф стал целовать её.
Балакирев даже затрясся от нетерпения.
"Да хватит целоваться. Пусть он покажет тебе, как тебя любит. А говорили что Лакоста сегодня в ударе. Вот она шутка, так шутка".
- Варвара, вы та о ком я мечтал всегда. Прошу вас склоните свою прелестную головку сюда. Смотрите.
Он сорвал треуголку и с ужасом обнаружил под ней совсем не то, что там оставил. Левенвольде не мог оторвать взора от дерьма Балкирева и сил посмотреть на невесту у него не было.
- Что это? - голос Черкасской задрожал от негодования. - Вы хотели показать себя шутом? Вам не дает покоя слава Лакосты? И вы избрали для шутки княжну Черкасскую?
- Варвара…., - Рейнгольд поднял голову.
Черкасская закатила Левенвольде две оплеухи и бросилась бежать из оранжереи.
- Варвара! - Левенвольде последовал за ней.
Балакирев смог покинуть свое убежище.