- Так в некрашеном и опустили в могилу… Не велел никому, окромя вас, гроб красить.
- Я его почти не помню, - сказал Артём. - Сколько мне тогда было? Года три - четыре?
- Сильно ждал вас дядя Андрей, - повторил человек. Артём никак не мог разобраться в своих чувствах. Он не испытывал глубокой горечи от этой утраты. Выходит, деда своего он не видел почти двадцать пять лет. И даже не подозревал, что жил на белом свете родной дед, который всегда его помнил. Наверное, отец не хотел расстраивать мачеху и никогда не вспоминал прошлое. Мачеха - ладно, но почему он ему, Артёму, ничего не рассказал?.. И вдруг вот все сразу: и дед и смерть. И все - таки не дед, а что - то другое разбередило его душу, заставило учащённо биться сердце. Он вдыхал горьковатый запах молодой листвы. Лес ещё кое - где просвечивал; но было ясно, что через несколько дней буйная листва залатает оставшиеся бреши. Трава на откосах высоко поднялась и влажно блестела. В низине под ольхой синью мерцали запоздавшие подснежники. Артём спустился вниз, нагнулся и долго разглядывал нежные хрупкие цветы, потом провёл ладонью по пушистым головкам и выпрямился.
Послышалось пыхтенье, раскатистый шум - сразу и не поймёшь, с какой стороны. Над вершинами сосен и елей взмыло одно белое облако, другое… И вот из - за кустов вырвалась пышущая паром черная громадина, гулко рявкнула и, скрежеща железом, стала надвигаться, горячо дыша в лицо.
Паровоз промчался мимо. Позади него - длинный хвост из товарных вагонов и платформ, гружённых лесом, новенькими комбайнами, грузовиками. Молодой машинист в фуражке с белыми шнурами широко улыбнулся и помахал рукой, будто старому знакомому. Артём тоже улыбнулся и помахал. Паровоз давно скрылся под мостом, а вагоны все ещё скрипели, шелестели и равномерно постукивали на рельсах.
3
"Москвич" с трудом ползёт по искорёженному просёлку. То ныряет из ухабины в ухабину и жалобно стонет, то царапает железным брюхом по глубокой колее и выворачивает передней подвеской черную жирную грязь, то вдруг затрясётся, как паралитик, попадая всеми четырьмя колёсами в многочисленные колдобины. На спидометре - пять, десять километров. На малых оборотах мотор то и дело глохнет. Чего доброго сядет аккумулятор. Рытвин и ям столько, что и нарочно не придумаешь. Ни объехать, ни обойти.
- Давно такой дорожки не встречал, - удивляется Артём. - Как же вы тут живёте?
- Так и живём, - невозмутимо отвечает пассажир.
Вместе с машиной они проваливаются в ямы, наполненные пенистой коричневой водой, карабкаются на скользкие вспученные бугры, подпрыгивают. Сосед вовремя пригибает голову, чтобы не удариться о верх кабины, хватается за сиденье. Чувствуется, он имеет большой опыт езды по этой дороге.
Артём бросает взгляд на спидометр и, бешено вращая руль - машина поползла в кювет, - спрашивает:
- Сколько же ваш гак?
- Наш гак самый большой в Калининской области, - ухмыляется пассажир.
- Вроде бы уж должны и приехать.
- Приедем, - оптимистически отвечает сосед.
- Не могут сделать бетонку… - возмущается Артём. - Я бы вашего председателя сельсовета за ноги вздёрнул за такую дорогу… У, черт! Так можно и картер пробить!
- На легковой ещё ничего, - говорит человек, - а вот на грузовике все потроха вывернет наизнанку.
- Он у вас, наверное, на поезде ездит?
- Кто?
- Председатель ваш!
- И на поезде, - говорит пассажир, - и по дороге ездит, а то как же?
- Руководители, черт бы их побрал! Сколько техники, наверное, угробили…
- Много, - соглашается сосед. - Но ежели бы только от него одного зависело… Район денег не даёт, а руководители местных предприятий, что пользуются дорогой, и слышать о ремонте не хотят. Они план выполняют.
- Какие ещё предприятия? - удивляется Артём.
- Эту дорогу эксплуатируют стеклозавод и спиртзавод…
- Вы надо мной смеётесь, - говорит Артём. - По этой дороге возят водку и стекло?!
- До станции, а потом по железной дороге.
- Что же, интересно, они привозят на станцию? Битую посуду?
- Бывает, и бьют, - спокойно говорит пассажир. - Только они списывают бой. У них такая статья есть.
- То - то иногда с водкой перебои бывают… Оказывается, вот где собака зарыта! Моя бы воля, я этих руководителей предприятий и председателя сельсовета - всех под суд!
- Их надо бы, а председателя за что?
- И вы ещё его защищаете!
- Да нет, чего его защищать… Только вот что я вам скажу: поселковому Совету на благоустройство посёлка всего - то отпущено на год тыща рублей. Вот и думай, куда её употребить: грязь эту месить или клуб ремонтировать… В эту дорогу не одну тыщу, а десятки тысяч надо вложить, ежели делать её по - настоящему…
- Когда же ваш треклятый гак кончится?! - выходит из себя Артём, чувствуя, что ещё километр - два, и "Москвич" рассыплется.
- Видите впереди мостик? Переедем, а там за поворотом и Смехово.
Мостик оказалось не так - то просто переехать: перед ним глубокая яма и сразу вздыбленные бревна. Артём выходит из машины - мотор опять заглох - и начинает вправлять в гнёзда настил. Пассажир помогает.
- А вы сильно похожи на дядю Андрея, - говорит он. - И обличьем, и по характеру тоже… Горячий мужик был, особенно смолоду…
"Москвич" с ходу вскарабкивается на мост. Звонко тарахтят под колёсами раскатанные бревна. В черную воду сыплются кора и щепки. За невысоким ельником наконец показались деревянные избы. Из крайней тянется в помрачневшее небо тоненькая струйка дыма. Женщина в ватнике достаёт воду из колодца. Белая, с длинными прядями по бокам коза с любопытством наблюдает за ней.
Не лучше было и в посёлке. Заляпанная засохшими лепёшками грязи свинья важно расположилась посередине дороги. Сколько Артём ни сигналил, свинья даже ухом не пошевелила. Пришлось вылезать из кабины и прогонять её. Смеховские куры отличались от всех других. Любая нормальная курица, издали завидев автомобиль, срывается с места и с всполошным криком норовит угодить под колесо. Местные же не проявляли такую прыть, не кудахтали: они спокойно продолжали кормиться и уступали дорогу автомобилю, лишь когда он подруливал вплотную.
Эта избитая, изрытая, размытая дождями, стёртая до дыр колёсами и выбитая до скелета копытами дорога не знала ремонта со дня своего рождения. И Артём чуть не рассмеялся, увидев полинявший дорожный знак: скорость не свыше тридцати километров! ГАИ могло быть спокойно: даже самый отчаянный шофер здесь не нарушит правила уличного движения.
Когда "Москвич" выбрался на песчаную возвышенность и впереди торжественно замаячила кирпично - гранитная водонапорная башня, пассажир сказал:
- Вы спрашивали, горел ли тут поблизости лес? Горел. Молодой ельник - то - мы проезжали - вырос на месте пожарища. Давно это было. До войны ещё.
- Мне тогда четыре года было…
- Вот и ваш дом, напротив поселкового… Я тут сойду.
- Это хорошо, что напротив, - хмуро сказал Артём. - Сейчас пойду к председателю и выложу ему все, что я думаю… Как его по батюшке?
- Носков Кирилл Евграфович.
- Гнать его нужно в три шеи…
- Давно пора… Да вот не прогоняют ведь, - сказал попутчик. - На третий срок переизбрали… Я думаю, это оттого, что у наших сельчан нет своих машин. Лёгкая кавалерия имеется, как же без неё? Велосипеды, мотоциклы, а вот легковушек пока ни у кого не числится. А на двух колёсах шпарят мужики и бабы вдоль путей, с ветерком. Дорожка накатана, хоть шаром катись…
Артём остановился возле деревянного с пристройкой наверху дома. На крыше лениво трепыхался красный флаг. На фасаде солидная вывеска в рамке.
Дом покойного Андрея Ивановича Абрамова был дряхлый, покосившийся, с латаной - перелатаной крышей. И снова Артём почувствовал волнение и щемящую тоску. Такое, наверное, бывает с человеком, когда он невзначай столкнётся со своей судьбой: будь то богом данная тебе женщина, или запомнившаяся с далёкого детства сосна на косогоре, или вот этот старый дом, в котором родились твоя мать и ты.
- А к председателю вам незачем идти, - сказал попутчик. - Чего о дороге попусту говорить - то? Она сама за себя говорит… Весной и осенью автобусы к нам не ходят. Подсохнет малость - грейдер прочешет разок - другой. А попробуй его допроситься! Вот так и живём до осени.
- Что - то уж больно вы заступаетесь за своего председателя.
- Будешь заступаться, - ухмыльнулся попутчик, - коли я и есть сам председатель…
Глава третья
1
Дом был старый, очень старый. Казалось, зацепи его грузовик бортом - и развалится. Многое повидал дом на своём долгом веку, многое испытал. Как - то налетевший из - за косогора бешеный ураган сорвал крышу. Во время войны небольшая фугаска угодила под самые окна. Пошатнулся и горестно охнул старый дом, разбрызгав на капустные грядки осколки стёкол, будто слезы, но на ногах удержался. В другой раз, когда над посёлком завязался воздушный бой между нашими "ястребками" и "мессершмиттами", снаряд развалил на куски кирпичную трубу.
Шли годы, старый дом умирал. Облысела голова - крыша, ослепли глаза - окна, подгнили стропила - руки. На чердаке поселились летучие мыши, в углах раскинули пыльные сети пауки. В огороде выросли чертополох и бурьян. Ослабевший от проклятой болезни Андрей Иванович уж ничего не мог поделать. Вместе с ним умирал и дом. Лишь яблони в саду да вишни каждую весну цвели весело и молодо, как и прежде.