* * *
Константин проснулся в узкой девичьей светелке. За стеной слышались шепот, звяканье посуды. Капитан шумно вздохнул, и в светелку заглянула Анна:
- Вы живы?
- У вас есть основания сомневаться?
- Во всяком случае вчера появились, - Анна присела на край кровати, профессионально поймала пульс. - Пожалуйста, помолчите минуточку. На сердце никогда не жаловались?
- У меня нет сердца, - улыбнулся Константин. - У меня, как раньше пели, "вместо сердца дизельный мотор".
- Пели - "пламенный".
- Танкисты переиначили.
- Все равно, это не медицинская категория. Мне кажется, вы невропат, что довольно странно при вашей профессии. Ни с того, ни с сего грохнулись в обморок.
- Извините, - тихо сказал Константин. - Поверьте, это впервые в жизни.
- Я-то привычная, - улыбнулась Анна.
- Ночь не спал, - виновато вздохнул Константин - И день вышел такой… Нервный день вышел.
Анна поднялась:
- Вставайте. Самовар стынет.
- Подождите. Как странно. Я помню, что ночью вы сидели точно так же, как сейчас, рядом, и тогда я представлял, что вы - моя мама. Она умерла, когда мне было три года. Я не помню ее, но ночью мне казалось, что я чувствую ее руки. Казалось совершенно отчетливо. Мистика какая-то, правда?
- Правда, - серьезно сказала Анна. - Я спешу, вас Валентина Ивановна чаем напоит. - И вышла.
Когда Константин вошел в комнату, за столом с шумевшим самоваром сидела только хозяйка дома. Степенная женщина лет около сорока Валентина Ивановна.
- Доброе утро, Валентина Ивановна, - сказал Константин. - А где же Анна?
- На вокзал поехала, гостей встречать. Умывальник у нас - в сенях. Вернешься, чайком угощу.
- Что со мной случилось вчера, Валентина Ивановна?
- Что случилось? - она вздохнула. - Держался ты, держался, а потом, видать, не выдержал. Тебе бы поплакать - легче бы стало, а ты… Погоны, что ли, не позволяют? Или служба у тебя такая?
- Служба как служба.
- Родные могилы слезы отворяют, - продолжала хозяйка. - Ты бы слез не стеснялся, капитан. Это ведь святые слезы, а в старину и богатыри святых слез не стеснялись. Я вот простая баба: четверо детей да два мужа - вот и весь мой капитал. Один муж сам помер, другого не стерпела и выгнала. А почему не стерпела? Потому что слеза его только в пьяном виде и прошибала. А отец без слезы - не отец, а "унтер-цер", как бабка моя говорила. Нам, бабам, ведь не мужья нужны. Нам отцы нужны. Отцы детям нашим. А где их взять?
- Убили отцов, - вздохнул Константин.
- Так ведь не всех убили, - возразила Валентина Ивановна - К тому же пора бы и новым вырасти, а?
- Анна говорила, что вы тогда видели, как раненых добивали?
- Видела, - она помолчала. - Я в кустах хоронилась. Шла в Некрасовку да на немецкий дозор натолкнулась. Вот и пришлось в кустах-то, как мышке.
- Моего тоже добили? - тихо спросил капитан.
- Я не помню, как погиб твой отец, Костя, - так же тихо ответила Валентина Ивановна. - Ты уж прости, врать не хочу: не видела. Анькиного видела, а твоего… Ты уж прости меня. - Помолчали. Потом она сказала:
- Поди умойся, Костя.
Он вышел. Валентина Ивановна вытерла слезы, посмотрелась в висящее на стене зеркало, сказала собственному отражению:
- Вот и наврать пришлось. Да оно, может, и к лучшему…
Вернулся Константин. Сел к столу, хозяйка налила ему чаю, придвинула хлеб, масло, яйца, творог. Спросила неожиданно:
- Ты женат?
- Женат. Детей пока нет.
- Будь мужиком, Константин, не крути Аньке голову, - очень серьезно сказала Валентина Ивановна. - Ей совсем не так весело живется, как тебе может показаться.
- Да разве танкист супротив летчика потянет? - улыбнулся капитан, стремясь превратить разговор в шутку. - А у нее муж-летчик. Да еще истребитель!
- И все воюет, - горько вздохнула Валентина Ивановна.
- Где воюет?
- В небе, - она помолчала - Знаешь, есть такой госпиталь, в котором до сей поры еще раненые лежат?
- Какие раненые?
- Еще на той, на Великой Отечественной. Вот туда Анна и пошла работать после института. Вот там она своего летчика и встретила. Его в первом же бою сбили, совсем, видать, мальчишкой был. Ну, выходила его, добилась, чтоб выписали, замуж за него вышла. Полгода все нормально было, а потом - опять. "Прикрой меня, атакую!.." Целыми днями кричит. И тридцать лет в атаку идет. За нас с тобой…
Взвод разместился на ночлег в большом колхозном сарае. Усталые солдаты, повалившись на прошлогоднее залежалое сено, молчаливо ожидали, пока Гарбузенко и Кодеридзе поделят продукты на сутодачи.
- В деревне раненых полно, - оживленно рассказывал Святкин командиру взвода. - Еле крышу раздобыл. Спасибо, местное население помогло. Вот, знакомьтесь. Валентина Ивановна. Валюха.
И, взяв за плечи, поставил перед собой девочку лет двенадцати, одетую в солдатский ватник, женский платок и огромные латаные валенки.
- Здравствуйте, Валя, - торжественно сказал Суслин и пожал девочке руку.
- Тут в каждой хате по палате, - продолжал ефрейтор. - Раненые, санитарочки, врачей навалом. Сборный пункт, что ли. Эвакуации ждут.
- Большие бои? - солидно спросил младший лейтенант.
- Немцев в колечко взяли, - пояснил Святкин, - Слышали днем дальнобойную? Это их обрабатывали. Так что мы, считайте, в тьлу.
- Я пойду, - сказала девочка, с любопытством рассматривая усталого младшего лейтенанта. - Мне завтра вставать рано. В Некрасовку побегу, к бабушке.
- Там же, говорили, немцы? - удивился Игорь.
- Нет, - девочка открыто, по-детски улыбалась в глаза младшему лейтенанту. - Там бабушка наша. Немцы отступили, а она под ними была.
- Ну счастливо тебе, Валюха, - сказал Святкин. - Спасибо за помощь.
Девочка убежала. Святкин продолжал топтаться возле командира взвода. Подошли Гарбузенко, Мятников и Сайко.
- Тут вот какое дело, - степенно начал Мятников. - Двадцать лет - это ведь не шутка, правда, товарищ младший лейтенант? Не баран чихнул, как говорится.
- Дата, - увесисто подтвердил Сайко.
- А будет ли у парня очко или сразу перебор - неизвестно, - глубокомысленно изрек Гарбузенко. - Война, она и не такие банки срывала, верно говорю, хлопцы?
Суслин молчал. Сержанты переглянулись.
- Ну так как, товарищ младший лейтенант? - спросил Мятников.
- Что - как?
- Уважим?
- Ничего не понимаю, - Игорь пожал плечами. - Что вы крутите, Мятников?
- Чего там не понимать? - удивился Гарбузенко. - Двадцать лет Витьке Свату стукнуло, вот и все понимание.
- Двадцать лет? - иронически переспросил Суслин. - Надо же, какое совпадение. Не успели из роты уйти, как сразу…
- Чтоб мне провалиться! - вдруг заорал Святкин. - Чтоб меня в первом бою разорвало, чтоб мне век свободы не видать, чтоб… - не найдя слов, он с остервенением щелкнул ногтем большого пальца о зубы. - Вот!..
- Ну поздравляю, - сказал Суслин, озадаченный его горячностью. - И что дальше?
- А дальше - война, - угрюмо сказал Святкин. - Дальше - пиф-паф. Может, завтра, может, через неделю. Так имею я право свой день рождения отметить или нет у меня такого права? В селе есть самогонка. Меняют на сахар. Вот я и прошу, в первый и последний раз прошу, лейтенант, позволь сегодня выпить. Просто так, по глоточку. Я - беспризорник, это мой первый день рождения. Первый, ребята, а может, и последний. Вот!..
Святкин замолчал. Молчали и сержанты, ожидая, как решит командир. А Суслин тоже молчал, потому что не знал, как ему поступить.
- Разрешите, товарищ младший лейтенант, - негромко сказал Гарбузенко. - Все хлопцы просят.
- Фронтовых сто грамм нам еще не положено, товарищ старший сержант, - официальным тоном изрек Суслин.
- Так трепачей-то у нас вроде нет, - улыбнулся Сайко. - Ни трепачей, ни стукачей.
Игорь сердито молчал. Кодеридзе с грохотом швырнул котелок и подошел к Святкину.
- Друг! - звонко сказал он. - Мне нечего подарить тебе в этот твой большой праздник. Возьми мой сахар, возьми мой хлеб, возьми мою селедку. Больше у меня ничего нет. Извини, дорогой.
- Спасибо, Абрек, - тихо сказал Святкин. - Ты мировой кореш, я всегда это знал.
- А что же вы молчите, товарищ младший лейтенант? - громко спросил Хабанеев. - Неужели непонятно, что надо делать? Неужели вы не можете…
- Сахар принадлежит взводу, - деревянным голосом перебил Суслин.
- Ура!.. - завопил Хабанеев. - Попьем, ребята, кипяточку без сахарку? За здоровье Виктора Святкина?
- Весь сахар - ефрейтору, - сказал Глебов. - И сегодняшний и завтрашний. Так что ли, Крынкин?
- Так, - послушно сказал Крынкин. - Это правильно.
- Ну спасибо, лейтенант, - облегченно улыбнулся Сайко. - Я понимаю, трудно такие решения принимать без привычки. Погодите с шамовкой, ребята. Мы с Хабанерочкой сахарок мотанем!..
В большой комнате женщины накрывали на стол. А привезенные со станции сыновья и дочери бродили по дому, не зная, куда себя девать.
- Вы бы пока познакомились друг с другом, - сказала Анна.
К Константину подошел начинающий полнеть солидный мужчина в очках. Представился:
- Сайко Юрий Иванович. Профессор. Доктор наук.
- А я Костя, - усмехнулся капитан, пожимая руку профессору. - Костя-капитан. Знаете такую песню?
Доктор наук смутился и отошел. Подскочил невзрачный малый неопределенного возраста:
- Лавкин. Леня Лавкин. Может, сообразим со встречей-то? С морозца, а?..
- Все в свое время, Леня! - крикнула от стола Анна.
Красивая женщина протянула Константину руку: