8
Надо было разузнать в райкоме и в стройтресте, что предполагают сделать для бережанских. Ведь ясно - людей на улицу не выгонишь… Потом уже можно было идти к Галкиной с конкретным предложением…
Разговор с Владимиром Николаевичем многое прояснил для Степанова. Он понял: все, что делала и говорила Галкина, в основе своей правильно и нужно, но это не было все скреплено большими чувствами, которые руководили, допустим, Владимиром Николаевичем: Россия… Родина… Крутые повороты ее истории, совершенные вот на этих полях, историческая судьба народа. Хотя бы легкий отголосок этого чувства не затрагивал деятельность Галкиной. Как-то получалось так, что она непроизвольно умаляла масштаб событий, прогремевших здесь.
А ведь школа, допустим, была не просто добытым в трудах зданием для занятий, а утверждением и продолжением того, что начато здесь давным-давно и что бандиты, как называл фашистов Владимир Николаевич, пытались отнять… прекратить связь времен.
Перед теми, кто первыми вернулся в Дебрянск, лежала пустыня. Что будет здесь? Что должно встать над этим пепелищем? Владимир Николаевич, Галкина, Турин, Власов, другие, с кем увиделся Степанов, несомненно, думали об этом. Но чувство связи прошлого с настоящим и будущим, чувство необходимости этой связи у всех было разным.
Никого, кроме начальника, невысокого, рыхлого Троицына, Степанов в стройтресте не застал. Но и это была удача. Степанов сумел уже убедиться, что самое трудное в Дебрянске - найти нужного человека, вернее, застать его на работе. Одни уехали в глубинку, другие болели, третьи оказывались где-нибудь в городе, на объектах.
Однако и Троицын собирался уходить. Заметив человека в дверях, но не разобрав еще, кого это бог послал, Троицын энергично накинул на себя бушлат, выхлопотанный по знакомству в воинской части, что стояла под городом, и стал быстро застегивать пуговицы, всем своим видом показывая, что он уже ушел, ушел!..
- Здравствуйте. Я - Степанов, из районо…
- Ухожу… Ухожу, товарищ Степанов… - проговорил Троицын бабьим голосом и, только сейчас рассмотрев, что "учителишка" в шинели, оставил пуговицы в покое. - Ты, значит, ко мне?
- К вам, - с ударением сказал Степанов, которого кольнуло это панибратское "ты". - К вам…
- Ну, садись, - добродушно разрешил Троицын, совершенно не восприняв стараний Степанова.
Как был в полузастегнутом бушлате, Троицын сел за стол, намереваясь, видно, за несколько минут покончить с этим Степановым. Но в это время кто-то мелькнул в окне - невысокого роста, проворный, - и Троицын, привстав на стуле, проводил его настороженным взглядом: не к нему ли?
Суматошливый человек, мелькнувший за окном, был Ефим Петрович Соловейчик - работник райисполкома.
В хилом теле Соловейчика заключался источник дьявольской энергии и предприимчивости. Скромный по должности - всего лишь инспектор, - он был своим человеком во всех учреждениях Дебрянска. Случайно вот так заглянет в стройтрест во время какого-нибудь разговора его работников и обязательно вмешается:
- "Лампы"… "Лампы"… А почему бы тебе, Троицын, не наведаться в хозяйство майора?
- При чем тут майор?
- У него на объекте через неделю движок пустят, - объяснял всезнающий Соловейчик. - Как ты думаешь, керосиновые лампы после этого будут ему нужны? А?
Но, оказывается, для того чтобы лампы очутились в руках Троицына, а не в чьих-нибудь еще, хорошо бы девушкам дать в воинской части концерт самодеятельности: солдаты соскучились и по искусству, и по девушкам…
- Какое искусство?! Какие девушки?!
- В Красном Бору девчата собираются по вечерам и поют… Заслушаешься!
- Ну и что? Как это все практически осуществить: Красный Бор в одной стороне, воинская часть - в другой… Да и вместо шефства какая-то торговля получается: ты - мне, я - тебе…
- Как хочешь, - сурово говорил тогда Соловейчик, - покупай лампы в центральном универмаге города Дебрянска. И проси, чтобы тебе их доставили на дом. - Он делал паузу и доверительно добавлял: - Завтра заседание райисполкома, на котором будет председатель и из Красного Бора… Я скажу, чтобы он к тебе зашел. Жди.
Удаляясь, он говорил с укором:
- Развел детский сад.
И Троицын был уже впутан в хитроумную комбинацию, не осуществить которую вроде как непатриотично по отношению к городу.
Сейчас Соловейчик прошел мимо.
Слабо махнув рукой, мол, слава богу, что пронесло, Троицын спросил, обращаясь к Степанову и не видя его:
- Что у тебя? Откуда явился?
- Из Москвы.
- А-а… - удивленно протянул Троицын, теперь уже внимательнее вглядываясь в Степанова. - Воевали?
- Да.
- А теперь, значит, направлены к нам? Учителем? И учились там?
- Совершенно верно.
- Располагайтесь, располагайтесь, - неизвестно что имея в виду, предложил Троицын. - Значит, из самой Москвы?
Уже не первый раз замечал Степанов, как люди меняли отношение к нему, узнав, что он из Москвы и что шинелька на нем не чужая.
- Из Дебрянска я сам, из Дебрянска, - настойчиво сказал Степанов. - В школе здесь учился!
- Ах, вот что!.. На родные места потянуло? Ну что ж, хорошо…
Заметив, что взгляд посетителя остановился где-то у него над головой, Троицын в догадке, с какой-то опаской, повернулся и поднял голову. Он словно не верил своим глазам.
- Висит! - воскликнул он, словно призывая Степанова в свидетели.
Под потолком, над Троицыным, висела выцветшая, засиженная мухами старая олеография, изображавшая счастливых влюбленных среди роз и каких-то непонятных цветов. Над влюбленными витали ангелочки, тоже безмерно счастливые.
- Семь раз сказал, чтобы сняли эту… пакость! Сам, наконец, снял. И вот пожалуйста - висит! - Троицын показал рукой на олеографию, но заметил, что посетитель лишь метнул на эту картинку безучастный взгляд и не проявил ни к ней, ни к его словам никакого интереса.
- Я хотел спросить, товарищ Троицын, - начал Степанов, - намечено ли что-либо строить для бережанских, которые сейчас живут в здании школы?
- Нет, - с проворностью, совсем неожиданной для такого с виду медлительного человека, отрубил Троицын. - Нет, не собираемся.
- Как же так?! Почему?
- А почему мы для них должны строить в первую очередь? - вопросом ответил Троицын и, чувствуя, что разговор может затянуться, стал снимать свой бушлат. - Почему?
- Не понимаю… - все еще недоумевал Степанов. - Не гнать же людей на улицу?
Троицын поднялся и в нетерпении помотал головой:
- Не с того конца! Не с того конца, товарищ Степанов!
- Что "не с того конца"?
- Не с того конца смотрите на положение вещей! - Троицын стал перед Степановым. - Семьям воинов-фронтовиков трест отпустил стройматериалы в первую очередь! - Троицын резанул рукой. - Так? Так! Семьи фронтовиков эти материалы без шума реализовали и землянки себе построили кто на Бережке, кто в городе. Они не позарились на школу! А другие, кто и прав-то меньше на эту школу имеет, ее захватили. Там, если копнуть, товарищ Цугуриев может для себя немало работы найти! А мы им, выходит, землянку на подносе!
- Подождите… Подождите… - остановил Троицына Степанов. - Я не знаю, кто такой товарищ Цугуриев и что он там должен делать.
- Напрасно не знаете. Товарищ Цугуриев проводит большую работу. Хочешь ты того или нет, а факт остается фактом: одни шли к партизанам, а другие - к немцам. Правда, - здесь же уточнил Троицын, - последних немного, но они были… Или возьмите просто темные личности - ни вашим ни нашим. Кто их знает, кто такие?.. У всех теперь одна отговорка: при немцах пострадал! Документов нет, справку навести не так-то легко: архивы сожжены…
- Цугуриев это…
- Из органов, из органов, - подхватил Троицын. - Работки у него хватает!
Степанов тяжело задумался. Чем больше он вникал в обстановку, тем больше сложностей и трудностей выявлялось…
- Вот так-то, товарищ Степанов, - закончил Троицын. - У меня одна бригада настоящих плотников, и все дырки ею не заткнешь. Не фокусник я!
Степанов не обратил внимания на эти, как бы заключающие разговор, слова.
- Ну, хорошо! Допустим, часть людей, живущих сейчас в школе, не стоит наших забот, скажем так. Но ведь там же есть и вернувшиеся только что из-под Почепа или Погар, ни в чем не повинные или даже заслуженные люди. Куда же их из школы?
Тысячи горожан немцы гнали на запад. Под Почепом и Погарами конвой разбежался - стремительно наступали наши, - и невольники из Дебрянска оказались предоставленными самим себе. Кто как мог возвращались домой. О них и говорил Степанов.
- Как куда? - Для Троицына вопросов словно не существовало. С какой-то невидимой Степанову полочки брал он давно приготовленный ответ и давал его непонятливому собеседнику: - Пусть строят землянки!
- А материалы дадите?
- Далеко не всем.
- А как же остальным? Где им жить?
- А вот как!.. Вернулся недавно в город учитель. Никуда не ходил, ни к кому не обращался, а землянку построил. Я и не знал: оказывается, уважаемый здесь человек. А сейчас и во времянку, кажется, перебрался…
- Воскресенский?
- Во-во! С религиозной фамилией… Поактивнее, по-фронтовому нажать на бережанских, и все решится, товарищ Степанов. Уверяю. Будет вам школа. А мы, что следует, вам подремонтируем, не откажемся… Сразу сделаем… Только дай команду. А забивать голову излишними заботами не надо. Вот! - С этими словами Троицын положил перед Степановым бумаги, сшитые в левом верхнем углу суровыми нитками вместо скрепки…