- Гм, тут ничего не поделаешь. Психоз, характерный для нашего времени. Даже в печати намекают на это. Но пока что тема карбюраторов вытеснила эту проблему. Невиданная вспышка религиозного фанатизма. Очевидно, какой-то вирус действует на психику или что-то вроде того. На днях я встретил доктора Губку, он проповедовал, обращаясь к толпе людей, собравшейся перед Промысловым банком, что-то насчет озарения души и приуготования к пришествию бога. Срам, да и только. Под конец он даже творил чудеса. И Форст - туда же. Розенталь свихнулся окончательно. Миллер, Гомола и Колатор заявили о добровольном отречении от своих миллионов. Отныне нам не собрать членов правления. Это сумасшедший дом, пан президент. Придется вам все забрать в свои руки.
- Но это ужасно, господин директор, - вздохнул Г. X. Бонди.
- Согласен. А вы слышали о Цукробанке? Там дух божий вселился во всех служащих разом. Они раскрыли сейфы и раздавали деньги всем без разбора, кто бы ни заглянул. А в центральном банковском зале банкноты жгли на костре тюками. Я бы назвал это "коммунизмом религиозных фанатиков".
- В Цукробанке, гм… А у них нет карбюратора?
- Есть. Карбюратор центрального отопления. Цукробанк одним из первых приобрел нашу новинку. Теперь полиция распорядилась закрыть это учреждение. Вы знаете, даже уполномоченные и директора не убереглись.
- Я запрещаю продавать карбюраторы банкам, господин директор!
- Почему?
- Запрещаю - и все. Пусть обогреваются углем.
- Теперь, пожалуй, поздновато. Все банки переходят на новую систему отопления. Уже ведутся работы по установке карбюраторов в парламенте и во всех министерствах. Гигантский карбюратор на Штванице предназначен для освещения Праги. Это пятидесятикилограммовый колосс, его мотор не имеет себе равных. Послезавтра в восемнадцать часов объявлен торжественный пуск в присутствии главы государства, бургомистра, пражского магистрата и представителей MEАС. Вы должны принять участие в этом торжестве. Именно вы, пан Бонди!
- Сохрани бог! - переполошился президент. - Нет, нет, сохрани бог! Не пойду.
- Но это ваш долг, пан президент. Нельзя же послать туда Розенталя или Губку, у них ведь буйное помешательство. Еще нагородят там всякого вздору. Это дело нашей чести. Бургомистр готовит торжественную речь, где воздаст должное нашему предприятию. Ждут представителей зарубежных держав и корреспондентов различных мировых агентств. Готовится невиданное торжество. Как только на улицах зажгутся фонари, зазвенят фанфары и трубы, зазвучат хоры Кршижковского, певческого общества "Глагол", Дедрасбора, хор учителей, вспыхнет фейерверк, прогремит сто один залп. Пражский Град озарится огнями; не знаю, что там выдумают еще. Нет, вы непременно должны присутствовать, пан президент.
Г. X. Бонди устало поднялся. "Боже мой, боже, и ты это терпишь, - шептал он, - да минует нас, господи… чаша сия…"
- Так вы придете?! - неумолимо настаивал генеральный директор.
- Отчего ты оставил меня своей милостью, о господь владыко!
Глава 8
На землечерпалке
Землечерпалка МЕ-28 недвижно возвышалась над Штеховицами, и силуэт ее четко вырисовывался на фоне вечернего неба. Неутомимый ковш уже давно прекратил подачу холодного песка с влтавского дна; вечер был сырой и безветренный, благоухающий запахами свежескошенного сена и ароматами леса. Северо-запад еще пылал нежным оранжевым светом. То тут, то там, колебля отражение небес в зеркальной глади, божественно просияет речная волна, сверкнет, прошелестит тихонько и разольется в мерцании вод.
Со стороны Штеховиц к землечерпалке, упорно преодолевая быстрое течение, приближался челн - на спокойной, переливающейся светлыми красками реке он казался черным, как водяной жук.
- Это к нам, - спокойно заметил матрос Кузенда, восседавший на корме землечерпалки.
- Их там двое, - помолчав, отозвался механик Брых.
- Я знаю, кто это, - догадался пан Кузенда.
- Штеховицкие влюбленные, - подсказал пан Брых.
- Пойду сварю им кофе, - решил пан Кузенда и спустился вниз.
- Эге-ге, ребята! - крикнул пан Брых пловцам. - Левее, левее берите! Ну-ка давайте мне руку, барышня, так! И хоп - наверх!
- Я с Пепиком, - заговорила девушка, ступив на палубу, - мы… мы хотели…
- Добрый вечер, - поздоровался молодой рабочий, выбравшись из челна следом за своей милой. - А где пан Кузенда?
- Пан Кузенда готовит кофе, - объяснил механик. - Присядьте. Гляньте, еще кто-то плывет. Это вы, пекарь?
- Это я, - раздалось в ответ. - Добрый вечер, пан Брых. Я привез к вам почтаря и лесничего.
- Так поднимайтесь наверх, братья, - пригласил пан Брых. - Как пан Кузенда сварит кофе, так и начнем. А кто еще будет?
- Я, - послышалось у борта. - Я, то есть пан Гудец, хотел бы послушать вас.
- Приветствую вас, пан Гудец, - сказал механик, обращаясь к кому-то внизу. - Подымайтесь наверх, тут лесенка. Погодите, я подам руку, пан Гудец, вы ведь у нас впервые.
- Пан Брых, - крикнули с берега, - пошлите лодочку за нами, ладно? Нам тоже к вам хочется.
- Съездите за ними, кто там внизу, - попросил пан Брых, - пусть все слышат слово божье. Рассаживайтесь, любезные братья и сестры. С тех пор как мы топим калбуратом, у нас тут чистота. Сейчас брат Кузенда подаст кофе, и начнем. Приветствую вас, молодежь. Поднимайтесь на палубу. - Тут пан Брых подошел к люку, откуда в трюм землечерпалки вела лесенка. - Алло, Кузенда, на палубе десять человек.
- Хорошо, - донесся из чрева землечерпалки глухой густой бас. - Несу.
- Так, рассаживайтесь, пожалуйста, - усердно приглашал гостей пан Брых, - у нас только кофе, пан Гудец; надеюсь, это вас не обидит?
- Нет, нет, нисколько, - уверил хозяина пан Гудец, - я лишь хотел посмотреть на ваше… ваши… ваше… заседание.
- Наше богослужение, - смиренно поправил гостя пан Брых. - Так, значит, вы знаете, что все мы братья. Должен вам сообщить, пан Гудец: я был алкоголик, а Кузенда - политический деятель; и на нас снизошла благодать. А эти вот братья и сестры, - он показал на сидящих вокруг, - каждый вечер приезжают к нам, чтобы помолиться о такой же благодати. Вот пекарь страдал удушьем, а Кузенда его исцелил. Расскажите нам, брат пекарь, как это произошло.
- Кузенда возложил руки мне на грудь, - тихо и проникновенно произнес пекарь, - и вдруг у меня в грудях разлилась этакая сладость. Видать, что-то у меня там лопнуло, и я вздохнул легко, словно вознесся на небеса.
- Постойте, пекарь, - поправил рассказчика Брых, - Кузенда не возлагал руки вам на грудь. Он и сам не ведал, что творит чудо. Он только махнул на вас рукой - так вот, и вы сказали, что вам полегчало. Вот как дело было.
- Мы тоже были при этом, - заговорила девушка из Штеховиц. - И у пана пекаря еще такое сияние появилось вокруг головы! А потом пан Кузенда излечил меня от чахотки, - правда, Пепик?
- Чистая правда, пан Гудец, - подтвердил влюбленный Пепик. - Но куда большее чудо приключилось со мной. Я ведь дурной человек, пан Гудец; я уже в кутузке сидел, знаете, за воровство, ну и еще кое за какие грехи. Пан Брых мог бы вам такое порассказать!..
- Пустяки, - отмахнулся Брых. - Обошли вас божьей милостью, и все тут. Но здесь, на этом самом месте, дивные дела творятся, пан Гудец. Однако вы и сами, поди, в этом убедитесь. Уж так-то хорошо брат Кузенда говорит об этом, потому как раньше он ходил на разные собрания. Смотрите, вот он, идет уже.
Все повернулись в сторону люка, который вел в машинное отделение. В отверстии показалась бородатая физиономия растерянного и несколько напряженно улыбающегося человека, которого толкают в спину, а он делает вид, будто в этом нет ничего особенного. Кузенда высунулся из люка по пояс - в обеих руках он держал большой жестяной поднос, уставленный глиняными горшочками и банками из-под консервов; неуверенно улыбаясь, он плавно поднимался наверх. Стопы ног пана Кузенды уже были на уровне палубы, а он со своими горшочками улетал все выше и выше. Поднявшись на полметра над отверстием, он остановился, как-то странно перебирая ногами, непроизвольно повис в воздухе, явно пытаясь коснуться пола.
Пану Гудецу казалось, что это сон.
- Что с вами, пан Кузенда? - в испуге прохрипел он.
- Ничего, ничего, - замялся Кузенда и оттолкнулся от воздуха, а пану Гудецу припомнилось, что в детстве над его колыбелькой висела картинка с изображением вознесения Христа и что там Иисус с апостолами точь-в-точь так же вот висели в поднебесье, подгребая ногами, но выражение их лиц не было столь сокрушенным.
Тут пан Кузенда внезапно подался вперед и поплыл, поплыл по вечернему небу, словно уносимый легким зефиром; время от времени он поднимал ногу, как будто намеревался сделать шаг в воздухе или предпринять еще кое-что; он заметно опасался за свои горшочки.