Эффи вздохнула.
– Да, Иоганна, это – самое лучшее.
– У госпожи такие прекрасные волосы, такие длинные и мягкие, будто шелк.
– Да, очень мягкие. Но это нехорошо, Иоганна. Каковы волосы, таков и характер.
– Конечно, госпожа. Но мягкий характер лучше жесткого. У меня тоже мягкие волосы.
– Да, Иоганна. У вас белокурые волосы. Такие волосы особенно нравятся мужчинам.
– Ах, ведь это как придется, госпожа. Многим больше нравятся черные.
– Конечно, – рассмеялась Эффи, – в этом я уже убедилась. Тут дело в другом. У блондинок всегда нежный цвет лица, в том числе и у вас, Иоганна. Готова держать пари, что у вас много поклонников. Я очень молода, но в этом разбираюсь. Кроме того, у меня подруга тоже блондинка; волосы у нее совсем льняные, светлее, чем у вас... Она дочь пастора...
– Ну и...
– Что вы хотите сказать, Иоганна? Это звучит двусмысленно. Вы ведь ничего не имеете против дочери пастора. Она очень мила, так всегда считали офицеры, – неподалеку от нашего поместья стоял полк гусар, и к тому же красных. У нее был очень хороший вкус в выборе туалетов: черный бархатный корсаж и цветок – роза или гелиотроп. Если бы не ее глазищи, – ах, вы посмотрели бы на них, Иоганна, – вот такие огромные (и Эффи со смехом потянула себя за правое веко), – если бы не это, она была бы писаной красавицей. Звали ее Гульдой, Гульдой Нимейер. Не то чтобы мы с ней дружили, но, будь она со мной и сиди вот здесь, на уголке дивана, мы болтали бы до полуночи, а то и дольше. Я так тоскую и... – она прижала к себе голову Иоганны, – я так боюсь.
– Ах, полно, госпожа. Все мы боялись.
– Все вы боялись? Что это значит, Иоганна?
– Но если госпожа действительно так боятся, то я постелю себе здесь. Возьму соломенную циновку, переверну стул для изголовья и буду спать здесь до утра или пока не вернутся господин.
– Он мне не помешает. Это он мне сам обещал.
– Или присяду на уголок дивана.
– Да, пожалуй, так будет лучше. Впрочем, нет, это не годится. Господин не должен знать, что мне страшно: он этого не любит. Он хочет, чтобы я всегда была храброй и решительной, как он сам. А я не могу. Я всегда была немного впечатлительной. Но, конечно, сознаю, что должна заставить себя, должна подчиниться его воле в этом, как и во всем другом... А потом, у меня есть Ролло. Он ведь лежит у порога.
Иоганна утвердительно кивала головой при каждом слове Эффи, затем зажгла свечу, стоявшую на ночном столике, и взяла лампу.
– Госпожа еще что-нибудь прикажут?
– Нет, Иоганна. Ставни ведь крепко закрыты?
– Только притворены, госпожа. А то больно темно и душно.
– Хорошо, хорошо.
Иоганна удалилась, и Эффи легла в кровать и завернулась в одеяло.
Она не потушила свечу, потому что не собиралась засыпать сразу. Она хотела восстановить в памяти свадебное путешествие, подобно тому как недавно вспоминала канун свадьбы. Но случилось иначе: едва она вновь очутилась в Вероне и разыскала дом Джульетты Капулетти, как веки ее сомкнулись. Огарок свечи в маленьком серебряном подсвечнике понемногу догорал, затем огонек вспыхнул и погас.
Некоторое время Эффи спала очень крепко. Но вдруг вскрикнула и проснулась. Да, она отчетливо слышала свой крик и лай Ролло: гав, гав, – лай отдался в передней глухо и решительно. Ей казалось, что сердце у нее останавливается, и не хватало сил позвать на помощь. В этот момент что-то шмыгнуло мимо, и дверь в вестибюль распахнулась. Но этот наиболее страшный миг принес ей облегчение, вместо чего-то неведомого и ужасного к ней подошел – Ролло, отыскал своей головой руку Эффи и, найдя ее, улегся на коврик, разостланный у кровати. Эффи другой рукой три раза нажала кнопку звонка, и через полминуты явилась Иоганна, босая, с платьем в руках, в большом клетчатом платке, накинутом на голову и плечи.
– Слава богу, Иоганна, что вы пришли.
– Что случилось, госпожа? Госпоже что-нибудь приснилось?
– Да, приснилось. Наверно, приснилось. Но было и другое.
– Что же, госпожа?
– Я спала очень крепко, но вдруг вскрикнула и проснулась... Может быть, от удушья... Удушье бывает у членов нашей семьи, в том числе и у моего папы, он часто пугает нас этим. Мама всегда говорит, чтобы он не доводил себя до этого. Легко сказать... Так вот я вскрикнула и проснулась, а когда огляделась, насколько это было возможно в темноте, то увидела, как что-то шмыгнуло мимо моей кровати, в том самом месте, где вы сейчас сидите, Иоганна, и исчезло. И когда я спрашиваю себя, что это было...
– Что, госпожа?
– И когда я спрашиваю себя... я не смею это произнести, Иоганна... но мне кажется – китаец.
– Тот, что наверху? – Иоганна вроде как засмеялась. – Наш маленький китаец, которого мы с Христель приклеили к спинке стула. Ах, госпожа, вам все это приснилось, и когда вы проснулись, то продолжали грезить.
– Я бы этому поверила. Но как раз в этот момент Ролло залаял. Значит, он тоже видел. А затем дверь распахнулась, и милый, верный пес кинулся ко мне, словно хотел меня спасти. Ах, дорогая Иоганна, это ужасно. Я так молода и так одинока. Ах, если бы у меня был здесь кто-нибудь, с кем я могла бы поплакать. Но я так далеко от дома... Ах, от дома...
– Господин могут прийти в любой час.
– Нет, он не должен приходить, он не должен видеть меня в таком состоянии. А если он поднимет меня на смех, я никогда ему этого не прощу. Ведь было так страшно, Иоганна... Останьтесь здесь... Но Христель пусть спит, и Фридрих тоже. Никто не должен знать, что случилось.
? – Может, привести госпожу Крузе; она ведь не спит, сидит всю ночь напролет.
– Нет, нет, она сама какая-то не такая. А эта черная курица. Тут тоже, знаете ли... Пусть она не приходит. Нет, Иоганна, вы одна здесь останетесь. Как хорошо, что ставни вы только прикрыли. Распахните их как можно шире, чтобы я слышала человеческие голоса. Человеческие голоса... я говорю так потому, что это странно звучит... А потом приоткройте окно, чтобы в комнату проникали свет и воздух.
Иоганна выполнила все распоряжения, а Эффи снова упала на подушку и вскоре погрузилась в крепкий, словно летаргический сон.
Глава десятая
Инштеттен вернулся из Варцина только в шесть утра. Защищаясь от бурных ласк Ролло, он потихоньку прошел в свою комнату. Здесь он улегся поудобней и приказал Фридриху, который накрывал его пледом:
– Разбуди меня в девять.
Ровно в девять часов его разбудили. Инштеттен быстро поднялся и распорядился подавать завтрак.
– Госпожа еще спит.
– Как спит? Ведь уже поздно! Что-нибудь случилось?
– Не знаю, мне известно только, что Иоганна всю ночь провела в комнате госпожи.
– Пришли ко мне Иоганну.
Та не замедлила явиться. На ее лице играл румянец, как обычно, и события ночи, казалось, не произвели на нее особого впечатления.
– Что с госпожой? Фридрих сказал мне, будто что-то случилось, и вы спали в ее комнате.
– Да, господин барон. Госпожа позвонили три раза. Звонки следовали быстро один за другим. Я сразу подумала, что дело неладно. Так оно и оказалось. Ей что-то приснилось, а может, это было и другое...
– Что другое?
– Ах, господин барон, ведь вы знаете...
– Я ничего не знаю. Во всяком случае, пора положить этому конец. В каком состоянии вы застали госпожу?
– Она была вне себя. Она держала за ошейник Ролло, который стоял, плотно прижавшись к кровати госпожи. Пес тоже был испуган.
– Что же ей приснилось или, если хотите, что она слышала или видела? Что она говорит?
– Будто что-то прошмыгнуло, совсем близко от нее.
– Что? Кто?
– Тот, что наверху. Из зала или из маленькой комнаты.
– Чепуха,, говорю я. Опять тот же вздор. Я не желаю слышать об этом... И вы остались с женой?
– Да; господин барон. Я постелила себе на полу совсем рядом с ней и держала ее за руку. Только тогда она уснула.
– И она еще спит?
– Очень крепко.
– Это меня пугает, Иоганна. Сон может быть признаком не только здоровья, но и болезни. Нужно разбудить ее, осторожно, конечно, чтобы она снова не испугалась. Скажите Фридриху, пусть он пока не приносит завтрака. Я подожду госпожу. Ну, действуйте, только осторожно.
Эффи пришла через полчаса. Она была очаровательна, но очень бледна и опиралась на руку Иоганны. Увидев Инштеттена, она бросилась к нему, обняла и поцеловала. Слезы градом катились по ее лицу.
– Ах, Геерт, слава богу, что ты здесь. Теперь все снова будет хорошо. Не уезжай больше, не оставляй меня одну!
– Моя дорогая Эффи... Поставь блюдо туда, Фридрих, я все сделаю сам... Моя дорогая Эффи, ведь я оставляю тебя одну не из жестокости или каприза, я вынужден это делать. У меня нет другого выбора. Я на службе. Не могу же я сказать князю или княгине: "Ваша светлость, я не приеду, моя жена так одинока без меня. Или – моя жена боится". Скажи я так, мы оба оказались бы в довольно смешном положении, я, конечно, в первую очередь, да и ты тоже... Но прежде выпей чашку кофе.
Эффи выпила кофе. Это явно оживило ее. Она снова порывисто взяла руку мужа.
– Ты прав, я понимаю, что так не годится. Мы ведь займем еще более высокое положение. Я говорю "мы", потому что я стремлюсь к этому даже больше тебя.
– Таковы все женщины! – рассмеялся Инштеттен.
– Итак, решено. Ты, как прежде, будешь принимать приглашения, а я буду ждать своего "высокородного господина", как Гульда под бузиной. Как там она сейчас поживает?
– Дамам вроде Гульды всегда хорошо живется. Но что ты еще хотела сказать?