- Знаю я эту мисс Хелстоун, о которой вы столько наболтали; это противная девица - и ничего больше! Я ее терпеть не могу! Я терпеть не могу вообще всех женщин. На что они нужны?
- Мартин! - крикнул отец.
Мальчик обернул к нему полусердитое, полунасмешливое лицо.
- Пока ты еще маленький фанфарон, но я вижу, что из тебя выйдет большой фат! Так вот, запомни свои теперешние слова: давай-ка запишем их. - Он вынул записную книжечку в сафьяновом переплете и что-то написал в ней. - Лет через десять, Мартин, если мы оба будем живы, я напомню тебе наш сегодняшний разговор.
- Я и тогда скажу то же самое, я всегда буду ненавидеть женщин. Это просто куклы, они думают только о нарядах, им только бы повертеться и покрасоваться перед мужчинами; нет, я никогда не женюсь, лучше оставаться холостяком.
- Смотри же не изменяй своим взглядам! Эстер, - обратился мистер Йорк к жене: - И я был в его возрасте точно таким же лютым женоненавистником, но когда мне исполнилось года двадцать три, - я, помнится, тогда путешествовал по Франции и Италии и невесть где еще! - я начал перед сном накручивать волосы на папильотки, продел серьгу в ухо и готов был бы продеть ее в ноздрю, если бы ввели такую моду; и все ради того, чтобы нравиться дамам, пленять их; то же самое будет и с тобой. Мартин.
- Со мной? Вот уж никогда! У меня есть голова на плечах. Ох, и смешон же ты был, отец! А я клянусь всю жизнь одеваться так же просто, как сейчас. Мистер Мур, глядите, я хожу в синем с ног до головы, и в школе надо мной смеются и дразнят меня матросом. Я же смеюсь еще громче и называю их сороками и попугаями, так как у них сюртучки одного цвета, жилеты другого и панталоны третьего; я всегда буду носить только синее и ничего, кроме синего; я считаю, что одеваться пестро - унижать свое достоинство.
- Через десять лет, Мартин, на твой привередливый вкус не угодит ни один портной, какие бы разнообразные ткани любого цвета он тебе ни предлагал; ни в одной парфюмерной лавке ты не найдешь духов, достаточно изысканных для твоего изощренного обоняния.
Мартин презрительно улыбнулся, но ничего не добавил; вместо него заговорил Марк, - он стоял у небольшого столика в углу комнаты, перебирая книги. Мальчик заговорил очень медленно и спокойно, причем на лице у него застыло ироническое выражение.
- Мистер Мур, вы, может быть, полагаете, что мисс Каролина Хелстоун сделала вам комплимент, сказав, что вы не сентиментальны; вы смутились, услыхав об этом, - значит, вы были польщены; вы покраснели, точь-в-точь как у нас в классе один тщеславный мальчишка, который считает необходимым краснеть, когда его хвалят. Я проверил это слово в словаре, мистер Мур, оно означает - окрашенный чувствительностью. Но дальше корень этого слова объясняется так: "Мысль, идея, понятие". Следовательно, сентиментальный человек - это тот, у кого есть мысли, идеи, понятия; не сентиментальный человек лишен мыслей, идей, понятий.
Мальчик не улыбнулся, не посмотрел вокруг, рассчитывал на одобрение; он просто сказал то, что хотел, - и замолчал.
- Ma foi! Mon ami, - сказал Мур, - ce sont vraiment des enfants terribles, que les votres!
Роза, внимательно слушавшая Марка, возразила ему:
- Да, но мысли, понятия и идеи бывают разные - и хорошие и дурные; под "сентиментальными", очевидно, подразумеваются дурные или во всяком случае мисс Хелстоун понимала это в таком смысле, она ведь не бранила мистера Мура, а защищала его.
- Ах ты моя милая маленькая заступница, - сказал Мур, ласково взяв Розу за руку.
- Да, она защищала его, - повторила Роза, - как сделала бы и я на ее месте, потому что остальные говорили о нем дурно.
- Дамы всегда дурно говорят о людях, - заметил Мартин, - это у них в крови.
Тут в разговор вмешался Мэттью:
- Ну и балбес наш Мартин! Вечно рассуждает о том, чего не понимает.
- Рассуждать о чем угодно, - это мое право свободного человека, отпарировал Мартин.
- Да, но ты слишком часто пользуешься этим правом, - вернее, даже злоупотребляешь им и тем самым доказываешь, что тебе следовало бы родиться рабом, - продолжал старший.
- Рабом! И это Йорк осмеливается говорить Йорку! Этот субъект, - Мартин привстал и указал пальцем на брата, - как видно, забывает о том, что известно каждому фермеру в Брайерфилде, - что у нас у всех в семье такой крутой изгиб ступни, что под ней может протечь струйка воды, а это доказывает, что в роду Йорков не было рабов на протяжении трех столетий.
- Ах ты фигляр! - бросил Мэттью.
- Мальчики, замолчите! - приказал Йорк. - Мартин, какой ты задира! Вечно затеваешь ссору!
- Неужели? Разве это справедливо? Кто затеял, я или Мэттью? Я с ним даже не разговаривал, а он вдруг объявил, что я болтаю как балбес!
- Да, как самонадеянный балбес! - повторил Мэттью.
При этих словах миссис Йорк начала беспокойно раскачиваться, - грозный признак, часто предвещавший истерический припадок, особенно в тех случаях, когда ей казалось что кто-то обижает Мэттью.
- Почему я должен сносить всякие дерзости от Мэттью? Кто дал ему право грубить мне? - запальчиво крикнул Мартин.
- Никто не давал ему такого права, друг мой, - примирительным тоном сказал мистер Йорк, - но прости своему брату до семидесяти семи раз.
- Всегда одно и то же, всегда поступки противоречат словам, пробормотал Мартин, направляясь к двери.
- Куда ты идешь, сын мой? - спросил мистер Йорк.
- Туда, где я не буду подвергаться оскорблениям, если в этом доме мне удастся найти такое место.
Мэттью презрительно рассмеялся; Мартин, дрожа всем своим худеньким телом, бросил на брата красноречивый взгляд, - видно было, что он едва сдерживается.
- Я полагаю, вы не станете возражать, если я вас покину? - спросил он.
- Нет, нет, ступай, мой мальчик, но советую тебе не быть злопамятным.
Мартин удалился, а Мэттью все еще презрительно смеялся. Роза, приподняв свою изящную головку с плеча Мура, пристально и серьезно взглянула на старшего брата и сказала:
- Мартин огорчен, а тебя это радует, но я предпочла бы быть Мартином, а не тобой. Мне противен твой характер.
Тут Мур, желая предотвратить семейную сцену или хотя бы не присутствовать при ней, - ибо всхлипывания миссис Йорк были весьма зловещими, - встал, поцеловал Джесси и Розу и еще раз напомнил им, что ждет их у себя завтра днем. Простясь с хозяйкой дома, он спросил мистера Йорка: "Не можете ли вы уделить мне минутку?" - и тот проводил его до вестибюля, где и состоялась их краткая беседа.
- Не найдется ли у вас места для хорошего работника? - спросил Мур.
- Нелепый вопрос в наше время, когда у каждого хозяина не хватает работы и для своих хороших работников.
- Вы оказали бы мне большую услугу, взяв к себе одного человека.
- Друг мой, я никого больше не могу взять к себе, даже если я этим окажу услугу всей Англии.
- Я непременно должен найти для него какую-нибудь работу.
- Да кто это?
- Вильям Фаррен.
- Ну что ж, Вильяма я знаю. На редкость честный человек.
- Он без работы уже три месяца, а семья у него большая, и без его заработка им не прожить. Он был в депутации ткачей, которая явилась ко мне сегодня утром с жалобами и угрозами; Вильям не угрожал мне, он только просил меня повременить, - не очень спешить с новыми машинами. Но ведь вы знаете, я этого сделать не могу, на меня давят со всех сторон, я вынужден спешить. Объяснять им это я не стал и отослал их прочь, а одного упрятал в тюрьму, негодяя, который проповедует вон в той молельне, - и, надеюсь, его отправят на каторгу.
- Уж не Моисея ли Барраклу?
- Его самого.
- И ты отдал его в руки властей? Отлично! Из мошенника ты сделал мученика. Умно - нечего сказать!
- Во всяком случае, справедливо. Но сейчас мне важно другое - так или иначе обеспечить Фаррена работой, и в этом я рассчитываю на вас.
- Ну и ну! - воскликнул Йорк. - Да какое же ты имеешь право рассчитывать, чтобы я заботился об уволенных тобой рабочих? Мне-то какое дело до всех твоих Фарренов и Вильямов! Правда, я слышал, что он честный человек, но не обязан же я помогать всем честным людям в Йоркшире. Ты еще скажешь, что мне не так трудно это сделать? Трудно или легко, но я этого не сделаю!
- А все-таки, мистер Йорк, какое дело могли бы вы найти для него?
- Найти для него дело! Да ты заставишь меня заговорить с тобой таким языком, каким я не привык разговаривать с гостями! Не пора ли тебе домой? Вот дверь, отправляйся!
В ответ на это Мур уселся на стул.
- Вам трудно взять его на фабрику, - допустим; но в вашем поместье может найтись для него занятие.
- Мне всегда казалось, что тебе наплевать на наших lourdauds de paysans, Боб. Отчего вдруг такая перемена?
- Вот отчего: этот парень высказал мне чистую правду, а я ответил ему так же грубо, как и всем остальным, кто нес чепуху; в ту минуту на фабричном дворе я не мог поступить иначе. Но его лицо сказало мне яснее всяких слов, как тяжко ему приходится в последнее время. Да что там толковать! Возьмите его.
- Раз это тебя так волнует, бери его к себе, придумай что-нибудь.