Но поп был невозмутим. И даже, похоже, было, что он и не слышал никого.
- За христианскую веру! За её торжество на этой земле. Я готов сражаться, и голыми руками! Да рассеются враги её! И восторжествует вера наша! Во веки веков!
Ожил наёмник и так закрутился юлой, что зарябило в глазах от мощных ударов монаха руками и ногами. Они бились теперь на равных правах и без оружия.
Говорил ведь отшельник Елизар ученику Никодиму, что в русской борьбе ключ находится к различным системами ученьям разных боевых искусств. И везде переигрывал Никодим, опережая чёрного монаха. И тот тоже понимал всё это, но сдаться не мог. За убийство русского попа были заплачены большие деньги. И вся его жизнь убийцы-монаха была поставлена на кон. И ещё престиж целой школы таких же, как и он, убийц. Там таких промахов ещё не бывало.
И тут Никодим применил один из приёмов отшельника Елизара. Он был настолько быстр в исполнении и точен, что никто толком и не понял, почему монах тяжело осел на землю. И почему он так долго не видел даже солнца на небе.
Монах, качаясь, поднялся на ноги, и видно было, что он слаб ещё. Но всё это было обманчиво. Так как монах мог быстро восстановить свои силы. Годы тренировок научили его этому очень коварному приёму. Любого противника можно было легко ввести в заблуждение и затем, одним ударом, победить его. А потом уже вволю наслаждаться своей победой.
Не хотел отец Никодим убивать монаха. И вообще никого не хотел убивать. И поэтому, когда он заметил, что монах начал соображать, то заговорил с ним без всякой угрозы.
- Я не буду тебя убивать, и объясню почему. Ты пришёл сюда защищать свою веру, и ты должен был убить меня. И ты не можешь поступить иначе. Но хуже всего, что ты наёмник, и в моей вере нет таких монахов-оборотней. И ещё: ты не смог бы простить меня, как сейчас поступаю я. В твоей вере нет такого - прощать даже убийцу! А в моей вере есть! И потому моя вера сильней твоей веры. И ещё! Моя вера не прерывается убийством кого-либо. И потому она вечна и непобедима! Я прощаю тебя! Уходи туда, откуда ты пришёл, и расскажи о силе нашей веры, и своём поражении. Расскажи о своих ошибках, донеси их до соратников своих, и до тех донеси, кто послал тебя убивать.
И когда Никодим повернулся спиной к побеждённому монаху, чтобы покинуть место боя, тот с непредсказуемой быстротой, которую никто бы и не смог предположить, ударил Никодима двумя пальцами в область затылка. Это и был мало кому известный - только избранным - удар кобры.
Смерть должна быть мгновенной. Монах-убийца никогда не ошибался и не сомневался в успехе. В его практике не было другого исхода, и это погубило его. Ответный резкий удар Никодима развёрнутыми пальцами по удивлённым глазам соперника легко опрокинул монаха навзничь, на желтый зернистый песок. И лёг тот у самой Амурской воды.
Только один священник понимал, что сейчас произошло. Был бы он уже мертвец, если бы не привиделся ему образ отшельника Елизара. Никто другой из казаков его просто не видел и видеть не мог. Когда Никодим поворачивался спиной, как ему казалось к уже обречённому монаху, он увидел образ своего духовного наставникам Елизара. Тот был суров, как всегда во время их учебных поединков, и очень собран. И как всегда, они безошибочно понимали друг друга. Взгляд отшельника предупредил Никодима:
- Враг сзади, береги затылок, иначе смерть!
И невиданной и непонятной силой своей, святой Елизар дал прочувствовать весь момент опасности, грозившей его ученику. Показав ему всё это в его же воображении, только очень замедленно, где и полёт пули можно было проследить и отклонить её. Но это удел избранных. И смертоносный удар монаха не достиг своей цели.
- Гаси источник энергии противника и его самого, как свечу - на одном дыхании! Убей в нём пламя жизни!
Так и поступил Никодим, со своим наёмным убийцей.
- И ещё не забудь, Никодим, поставить свечу за святого мученика Елизара. Я за веру нашу выстрадал и вытерпел много мытарств и, тем самым высоко вознёсся, в молитвах своих. А для людей лучше всего отстроить часовню. И тем самым укрепить нашу веру, а так же самих себя.
Так когда-то и на Куликовом поле было. И потом ещё на Руси было бесконечное множество раз.
В забайкальской тайге, и моя часовня стоит. И к ней приходят помолиться добрые люди.
- Думай!
Черный монах долго приходил в себя и еле поднялся на ноги. Лицо его было страшно обезображено. На заплетающихся ногах он всё же уходил в воду Амура, как будто ища там спасения.
- Не жилец! - роптали казаки. - Помирать убийца пошёл!
Но младший из монахов, словно обезумев, с яростным воплем, ринулся за ним в воду.
- Уйдёт Джига! Он бессмертен! Его нельзя победить. Смерть его у меня находится!
И в руках у младшего из монахов на солнце злобно блеснул серебряный и лёгкий кинжал. Тот по-осиному легко завис в воздухе, над родничком монаха, и вонзил туда своё жало.
Великий Амур принял тело убитого монаха как жертву. Без всякого сочувствия водоворот подхватил тело и увлёк за собой в глубину реки.
- Ты зачем убил своего собрата по вере? - спросил монаха начальник казаков Семихатов Валерий Борисович.
И другие недоумевали - зачем?
- Я должен был его убить в любом случае. И у него есть такой же кинжал, для меня приготовленный. И он так же поступил бы со мной. Доложить о выполнении нашей миссии должен только один живой человек - кто-то из нас. Сейчас я выше поднялся по нашей иерархической лестнице и занял место побеждённого товарища. А тот высоко там стоял! Сейчас ему уже ничего не надо. В случае моей победы я поднимусь ещё выше. Я этого давно заслужил. Я долго ждал своего часа, и наконец-то он наступил.
Лицо монаха было неимоверно счастливо - пробил его час. Наконец-то?
Удивляется Валерий Борисович: "Значит, ты все равно будешь биться с нашим казаком, даже после полного вашего поражения, и всей вашей позорной миссии. И снова за веру свою, но в эту сказку уже никто не поверит. Наверно ты о своей карьере печёшься!"
Добрые глаза начальника озорно смотрели на монаха. И седеющие волосы Валерия Борисовича растрепались. Он не был сейчас начальником, а был, как говорится, со всеми казаками на одной ноге.
- Ты никогда не сможешь победить русского человека, потому что твоя душа уже давно была убита тем, кто послал тебя других убивать.
И продолжил, уже серьёзно, с душевной теплотой в голосе.
- Кто из казаков желает постоять за веру свою и честь нашего казачества? Очень сожалею, что сам не смогу это сделать: выбор был сделан самими монахами.
Желающих бойцов было немало, но когда выдвинулся вперёд Василий Бодров, то остальные казаки поутихли. Равных соперников по мастерству ему не было во всей станице. И, наверное, во всём Забайкальском казачестве.
Трудно это было определить, потому что среди казаков такого уровня бои не проводились. Это было строго-настрого запрещено уставом. Они принадлежали к элите казачества, и когда-то, в старину ещё, их называли Характерниками. Такой пеший казак мог уцелеть даже тогда, когда на него неслась конная лавина кочевников. Когда кровь в жилах леденеет от ужаса не только у людей, но и у полудиких степных коней. И, кажется, солнце от ужаса тоже стынет на небе.
А казак успевает отбить от себя и стрелу и брошенное в него копьё. И затем начинает выкручивать на земле невообразимый танец смерти. Как юла он крутится на руках параллельно земле и вокруг своей, невидимой глазу, оси. И каждая клеточка его тела тоже движется в этом невообразимом, энергетическом разящем потоке. Эдакий маленький солнцеворот, но только поперёк общего движения лавины. Ломает казак своими тренированными ногами ноги несущихся на него лошадей, как снарядом. И лошади, вместе со своими всадниками, с ходу заваливаются на бок и с грохотом бьются об землю. Всего через доли секунд вокруг казака гора из стонущих, вопящих, и задыхающихся от ужаса тел. А казак уже на ногах. И ловко подныривает он под следующую, летящую на него, очумелую от ужаса происходящего, лошадь. И вместе с всадником заваливает её на бок. Седока достаёт кинжалом, как молнией. И вот он уже на коне. И вытаптывает он, нервно пританцовывающими лошадиными ногами, своих врагов.
И не может чужая дикая лошадь ослушаться казака, потому что её рёбра трещат от мощных объятий ногами. А её дыхание разрывает ей грудь и нельзя ей никак ослушаться в руках нового хозяина. Мог он и на всём лошадином скаку зубами подобрать лежащий на земле клинок. Мог и стоя пронестись на коне. И ещё много чего мог!
Познания Характерников были обширные во многих областях жизни, наука эта складывалась веками, он и лекарь, он и ведун, он и учёный, но, прежде всего, боец.
На основе их знаний позднее воспитывались казаки-пластуны, гордость и слава всего казачества и всей России.
- Зачем тебе, всё это Василий? - вопрошают мужа огромные глаза любимой жены. Плачет черноволосая и растрёпанная и от того, на этом реальном фоне, очень бледная жена Василия Ивановича, Александра.
Она не кричит, как и все казацкие жёны и не ломает себе руки. Но чем-то реально помочь своему мужу тоже не может, хотя и оружием владеет неплохо. Поэтому и плачет она, от безысходности своей. Её доля такая! Ждать! Тут и дети их находятся. Но и сыновьям тоже наложен запрет на волю отца. Только он сам решает, как ему поступать в данной ситуации. Ослушаться его они не могут.
Так в волчьей стае вожак учит молодых волчат своим личным примером, как им поступать в той или иной ситуации. И великому самопожертвованию во имя их общей идеи. Ведь и они когда-то станут вожаками. А путь их к вершине славы будет очень тернистый. Но прежде всего им надо выжить, и сохранить свои силы.