Завороженный ее голосом, который, как родник в недрах, рождался низким тембром где-то в глубине ее и вырывался на поверхность, словно ломался о преграду, рассыпаясь, как разбитый фарфор, множеством оттенков звучания, он медленно подошел и опустился на колени рядом с ней, не в силах оторвать глаз от этого чудесного видения в ночи. В горностаевом манто, с рассыпанными по плечам волосами, в тишине парка, облитая голубым сиянием луны и звезд, она казалась ему феей из сказки. Однако кровь на ее рукаве заставляла вернуться к реальности.
- Простите, - он, спохватившись, взял поспешно из рук женщины рапиру, - Вы, кажется, ранены.
- Нет, нет - она поморщилась, - это чужая кровь. Может быть, Ваша?
Она впервые повернула к нему лицо. Оно было прекрасно. Тихий и таинственный свет луны смягчал, делая неясными, словно отуманенными, черты ее лица. Но под лучистым покровом полумрака вполне можно было различить чеканный лик патрицианки. Цвет ее волос, в беспорядке разбросанных по плечам, напоминал случайно упавший ей на колени увядший лист каштана. Глаза, потемневшие от только что пережитого страха, стали почти фиалковыми, их бархатно-сиреневый взгляд под черными ресницами скользнул по его лицу и вдруг с тревогой остановился - она увидела его рану.
- О, Боже, да у Вас же кровь! Конечно! - она придвинулась ближе, взяла его за плечи, рассматривая повреждение. Изысканный запах недавно вошедшего в моду "Шанель № 5" овеял его, закружив голову. Он тихо произнес:
- Я дрался на дуэли. Пустяки. Мадам, я, кажется, испортил Вам манто. Простите.
- Вот это действительно пустяки, - она небрежно махнула рукой, - оно у меня не последнее. Надо остановить кровь. Сейчас… Где моя сумочка? Ну, конечно… Все рассыпалось, - она вздохнула и попросила: - Подождите. Там должно быть лекарство и платок.
- Не стоит беспокоится, мадам…
- Молчите.
Женщина поднялась. Длинные полы шубы скользнули по мраморным ступеням лестницы. Под белым мехом горностая мелькнуло что-то нежно-бирюзовое. Бархатные черные туфли на высоком каблуке казались совсем крошечными на ее ногах. Она подняла сумочку, быстро собрала рассыпавшиеся предметы, еще раз перебрала их, потом с досадой оглянулась на ступени.
- Вы что-то потеряли? - он тоже поднялся и подошел к ней.
- Да, нет, ерунда. Пойдемте туда, на скамейку. Мне надо торопиться: у меня ночной поезд в Париж. Признаться, Вы меня в самом деле задержали. Надо же, так испортить себе лицо!
- Шрамы украшают мужчину, мадам.
- Но Вас, по-моему не нужно украшать, - она впервые улыбнулась, и в ее сине-фиалковых глазах блеснули теплые зеленоватые блики, - Вам все дано природой. К тому же Вы молоды.
Она сняла перчатки. Ее тонкие, красивые руки с длинными пальцами осторожно прикоснулись к его лицу. Тонкий, волнующий аромат "Шанель", победив свежесть морозного воздуха, казалось, заполнил все пространство вокруг.
- Зачем Вы едете в Париж? - спросил он, устало закрывая глаза. Эти быстрые, умелые руки дарили ему отдохновение. Опьянение дракой прошло, и на смену ему во всем теле разливалось приятное ощущение расслабленности и успокоения. - Оставайтесь в Вене.
- Я еду в Париж, потому что я там живу. Ну вот, теперь, кажется, лучше, - заключила она, оглядывая свою работу. - Но завтра Вам надо обязательно обратиться к врачу.
- А Вы - врач? - он открыл глаза и взглянул ей в лицо.
- Да.
- Тогда зачем Вы уезжаете? Не уезжайте. Завтра я приду на прием к Вам.
- Я не могу, - улыбнулась она. - Я еду по очень важному делу. Меня ждет мой жених.
- У Вас есть жених? - в его голосе послышалось явное разочарование.
- А что Вас удивляет? У меня даже есть сын от первого брака. Но извините, мне надо идти. У ворот меня ждет машина. Мы можем опоздать на поезд. Я желаю, чтобы Ваша рана зажила как можно скорее. А в следующий раз будьте осторожнее - смотрите иногда по сторонам.
Она снова улыбнулась. Глаза ее просияли. Он вдруг обнаружил, что в неярком лунном свете они стали совершенно зелеными. Закутавшись в пушистый воротник манто, она быстро спустилась По лестнице, даже не оглянувшись и не махнув ему на прощание рукой. Как будто сразу совершенно о нем забыла. На какое-то мгновение она еще задержалась на нижних ступенях, сосредоточенно рассматривая каменные плиты, словно что-то пыталась найти. Но не обнаружив ничего, пошла дальше, подобрав длинные полы манто.
- Ну, наконец-то, куда ты пропал? - один из его сокурсников, Гюнтер Вайда, весело хлопнул его по плечу. - Я тебя с трудом нашел. Ничего, завтра мы их разделаем как миленьких. Болит?
- Подожди, Гюнтер, - он отстранил товарища и подошел к балюстраде. Тонкий силуэт женщины в горностаевом манто почти растаял в темноте аллеи. - Кто эта женщина, Гюнтер? Ты знаешь ее?
- Насколько я успел заметить, это Мари Бонапарт, любимица старика Фрейда. Она читает лекции но психиатрии. Недавно защитила докторскую диссертацию.
- Красивая женщина…
- Да ты никак влюбился?
- Может быть. А почему нет?
- Эта ягодка не про тебя. Она - принцесса, ее жених - сам граф де Трай, герой войны. А кто ты? Безродный студент, хотя и с богатеньким папой. Но все же ты бедный для нее.
- Когда-нибудь она будет моей.
- Фантазии. - хмыкнул Гюнтер. - Ты завтра же все забудешь. Ладно, пошли.
Силуэт женщины в манто уже совсем исчез в темноте. Он было повернулся, чтобы идти вслед за Понтером, но вдруг что-то скрипнуло у него под ногой. Он остановился. Золотая кисточка на плетеном шнурке блеснула в потоке света под самым его ботинком. Он наклонился и осторожно достал завалившийся в щель между плитами хрупкий драгоценный предмет. Это оказался чудесный веер из черных страусовых перьев, усыпанный жемчугом. Раскрыв его, он увидел вышитый золотом вензель - две причудливо переплетенные латинские буквы М, увенчанные короной. Так вот что она искала! Должно быть, веер попал сюда, когда при столкновении она выронила сумочку из рук и все содержимое рассыпалось по лестнице. Этот миниатюрный предмет роскоши, наверное, очень дорог ей… Правда, перья немного помялись от того, что он наступил на них… А вдруг она еще не уехала! Ведь могла же опоздать машина, могло произойти все, что угодно. Надо догнать ее. Ведь она искала его. Она будет рада.
- Ну что ты там стоишь? - Гюнтер нетерпеливо переминался с ноги на ногу. - Девчонки-то уж ждут!
- Сейчас, подожди, - одним махом он перелетел через балюстраду и бросился бегом в темноту аллей.
- Стой, куда ты! Подожди! Сумасшедший…
Он догнал ее, когда машина уже отъезжала. Подлетев к лимузину, он распахнул дверцу:
- Мари, подождите!
Шофер затормозил.
- Господи, неужели это опять Вы? - услышал он из салона ее удивленный голос. - Что случилось?
- Вот, Вы, кажется, потеряли… - он никак не мог справиться с дыханием и едва выговаривал слова. Он протянул ей веер. Ее радостный возглас был ему наградой.
- Нашелся!
Она вышла из машины.
- Я так благодарна Вам, я очень расстроилась. Эта вещица мне дорога. Ее подарил мне мой жених.
- Я, правда, случайно наступил на нее, простите.
- Ничего, бывает, - покачала она головой с грустью. - Такой уж сегодня вечер. Сначала вы испортили мне манто, теперь наступили на веер. Но все это - чепуха. Я очень Вам признательна, - и спохватилась. - Но мне уже сигналят. Желаю Вам всего доброго. Кстати, - она остановилась у предупредительно распахнутой дверцы лимузина. - На каком факультете Вы учитесь? - поинтересовалась у него. - Чтобы я знала, где мне по возвращении наводить справки о Вашем здоровье. Ведь я чувствую себя в некоторой степени ответственной за Ваше лечение.
- Я учусь на инженера, - ответил он скромно.
- Понятно. Значит, юные изобретатели с рапирой в руке… А как Ваше имя, юноша?
- Отто Скорцени, мадам.
Когда они встретились через десять лет, они не узнали друг друга.
Строптивая узница.
Германия, 1938 год
Оберштурмбаннфюрер СС Отто Скорцени, в элегантном черном мундире, перетянутый ремнями, медленно шел вдоль строя заключенных, постукивая стеком по голенищам зеркально начищенных сапог. Порывистый осенний ветер рвал полы распахнутого плаща, мелкие капли дождя скользили по лакированному козырьку фуражки с высокой тульей.
Рядом с ним, почти прижимаясь брюхом к земле, ползла, скаля клыки, большая серо-черная овчарка, готовая к прыжку. За спиной оберштурмбаннфюрера два автоматчика из охраны лагеря со "шмайсерами" наперевес следили за каждым движением полуголодных, посиневших от холода людей, выстроенных в шеренгу на плацу в честь приезда высокого гостя из Берлина. За автоматчиками виднелось взволнованное лицо коменданта лагеря. На вышках застыли у пулеметов часовые.
Дыхание осени становилось все ощутимей. Дождевые тучи низко склонялись над землей. Всё вокруг было окрашено в серые безрадостные тона. Острым взглядом светлых глаз из-под черного козырька фуражки с высоты своего почти двухметрового роста оберштурмбаннфюрер Скорцени надменно осматривал каждого из заключенных, не задерживаясь ни перед кем.
Однако, внезапно раздавшийся за его спиной шум заставил его остановиться и оглянуться. Одна из заключенных, невысокая женщина с длинными спутанными волосами, вышла из строя и, несмотря на окрики часовых, медленно шла по плацу к противоположному краю шеренги, где небольшой группкой, испуганно прижавшись друг к другу, стояли дети.
- Стоять! - голос коменданта сорвался на визг. Щелкнули затворы автоматов, овчарки с лютым лаем рвались на поводках. Но женщина, казалось, ничего не слышала. Она шла, не останавливаясь, не обращая внимания на искаженные ужасом лица заключенных, даже не оглянувшись на крик коменданта. - Огонь!