II
Александр отвел Костю подальше от ворот к веранде, на ступеньках которой Кузьма разматывал моток тонкого желтого провода, и, понизив голос, спросил:
- Почему запоздал? У меня были с Корабельной, с Рудольфовой горы, а тебя все нет. Случилось что?
- Ух, ты бы видел, какой в городе переполох! У заборов народу-у! Полицаи мечутся, как чумные, на Ленинской и Пушкинской обыски…
- Ну добре, добре. Главное знаю, об остальном потом… Мы тут дело одно закончим… Кузьма, давай живей.
Старшина поставил возле акации, росшей у забора, табуретку, вскочил на нее и стал подрезать финкой кору ствола, осторожно оттягивая ее. Надрез в коре поднимался от земли вверх к густой кроне дерева, через которую с улицы тянулся провод в соседнюю хату, занятую фашистскими офицерами.
Костя с любопытством следил за Кузьмой, который вытащил из-под порога веранды черный, в каучуковой изоляции провод и стал укладывать его в небольшую узенькую канавку, проложенную от порога к стволу акации. Один конец провода скрывался под полом веранды и, как Костя догадался, шел дальше под кухней в подземелье; другой, пройдя возле корня дерева, упирался в надрез коры. Кузьма присоединил к нему тонкий желтый проводок, который он размотал раньше, и принялся аккуратно заделывать его под кору. Костя взял лопату и стал засыпать канавку.
- Остановка теперь за током, - заметил старшина.
Он ничего больше не прибавил, но Костя понял, что за его скупыми словами скрывается многое.
До сих пор все подпольное хозяйство было разбросано по разным концам города: машинка - здесь, шрифты - у Жоры, радиоприемник перенесли к Мише Шанько. Мотайся из конца в конец. А теперь вся "техника" будет собрана здесь, в подземелье, которое они выкопали под домом. Вот здорово! Мечта становится явью. У них будет своя настоящая типография! Саша, конечно, хочет тайно подключиться к проводу. Ток ведь дается только в квартиры немецких офицеров.
- Хлопцы, уходите со двора! - сказал Александр. - Полицай идет через гору. Побудьте пока на веранде. Когда надо, я кликну.
Кузьма и Костя не замедлили скрыться.
Александр вышел на видное место, скинул с себя синюю матросскую фланельку, затем снял с бельевой веревки старый мешок и не спеша подоткнул его под пояс, прикрыв им, как фартуком, коричневые брюки. Затем принес бадью с известью и, поставив ее под окном кухни, стал смешивать известь с коровьим пометом.
По тропе шел Жорка Цыган. Ходили слухи, что этот уголовник в день появления оккупантов заявился в полицию с предложением своих услуг и был в особой милости у обер-лейтенанта Шреве и начальника СД Майера.
Дойдя до соседнего сада, полицай остановился, с минуту глядел во двор, где возился с бадьей старшина, затем круто свернул и узким проходом между заборами спустился на улицу.
Выждав, Александр окликнул Кузьму.
- Кто это был? - тихо спросил тот.
- Все он же, Цыган.
- Ух гад! Опять выслеживает. Ты знаешь, сколько он коммунистов выдал?
- Придет время - рассчитаемся. - Куда он пошел? К Женьке?
- К ней. А она глаз не сводит с нашего дома.
- Слушай, Саш, - Кузьма почти вплотную приник к уху товарища. - Прошлой ночью мы гутарили с Максимом и Ванькой, и знаешь, что они надумали?
- Что?
- От фашистов спрятаться за фашистов.
- Как это?
- Лейтенант и фельдфебель - те, что Иван возит на машине, пристают к нему с просьбой познакомить их с русскими "медхен". Давай пригласим их к тебе, позовем наших девчат и устроим раза два-три гулянки. Увидит Женька у тебя в гостях немцев, сразу отвяжется.
- Смело задумано. Смело… Но надо обмозговать, - сказал Александр. - А ну-ка берись, подсобишь.
Друзья взяли бадью за ушки и понесли к воротам.
- Давай я, мне это не впервой, - Кузьма сбросил пиджак и засучил рукава.
Вскоре ствол акации от земли до ветвей был обмазан известью. Кузьма с довольным видом провел рукой по стволу, где скрывался надрез, и сказал:
- Видишь? Никакого следа. Теперь и заяц не обгложет, и легавые не заметят.
- Ты думаешь? А мне кажется, теперь придется и эти белить, - старшина кивнул на деревья во дворе. - И в саду все надо обмазать. Ну скажи, какой хозяин будет ухаживать за акациями, а яблони и абрикосы оставит на поживу всяким паразитам?
- Что ж, мазать так мазать! - Кузьма потащил бадью к другому дереву.
III
Лида в стареньком синем халате и тапочках на босу ногу хлопотала у плиты. Волосы ее тугим узлом были закручены на затылке, но на висках непокорные пряди пушились, отливая на солнце прозрачным золотым сиянием. Костя задержался на пороге и залюбовался этой причудливой игрой света и строгим профилем Лиды.
Чем-то она напоминала ему Валю. Ту девушку с синими глазами, с которой он случайно столкнулся во время бомбежки на "пятачке" у Херсонесского маяка и которая, словно видение, промелькнула перед ним и исчезла. Минул год с тех пор, как они вместе бежали из концлагеря на Балаклавском шоссе. С тех пор он потерял ее след. А забыть не мог. Светлый, милый образ ее постоянно носил в себе. И почему-то, смотря на Лиду, он всегда вспоминал Валю. Их роднили необычайная чуткость, мягкость и какая-то особая душевная чистота.
В первый месяц оккупации Лида вопреки воле матери вышла замуж за Александра и переселилась с ним с Корабельной стороны на Лабораторную. Вместе с мужем она писала листовки, делила радости и невзгоды подпольной жизни и по мере своих сил вниманием и заботой смягчала и скрашивала ее. К Косте, Коле Михееву и Петьке она относилась с теплотой старшей в семье. Ребята любили ее и старались всегда сделать ей что-нибудь приятное, даже в мелочах.
Лицо Лиды теперь осунулось, пожелтело, необычайная синева резче оттенила и без того большие глаза, а на месте ямочек теперь обозначились тонкие резкие морщинки. И все же лицо ее оставалось красивым.
Поздоровавшись с ней, Костя заглянул за ширму, стоявшую в кухне, затем в комнату, которая служила и спальней и гостиной, но там никого не было.
Этим летом пригнали в Севастополь колонну польских пленных и поселили их в доме на Корабельной стороне. В этой партии были Людвиг и два его старших брата. Работали они в порту и на пристанях. Режим у поляков был нестрогий. Они без конвоиров ходили по городу, заводили знакомства с местными жителями. По утрам, идя в порт, вместе с рабочими задерживались у "досок пропаганды" и возле заборов, где были расклеены подпольные листовки. Несколько листовок неведомо каким путем попало к ним в казарму-общежитие. Это, конечно, не ускользнуло от шпиков. Нагрянули жандармы. Два брата Людвига были арестованы и расстреляны. Не миновать бы и ему той же участи, если бы в это время он не попал в больницу. Ваня Пиванов, знавший его, рассказал Александру о грозящей больному опасности и, получив согласие, в тот же день привел Людвига на Куликово поле в дом Белоконя. Потом его перевели на Лагерную улицу к Михеевым; там в случае обыска его можно было надежно укрыть под скалой в убежище. Но кто-то из соседей заметил его. Чтобы предотвратить провал Людвига, а заодно и конспиративной квартиры, Александр и Лида взяли его к себе. К этому времени у них уже было оборудовано подземелье.
Для подполья Людвиг оказался настоящей находкой. По профессии он был артист-иллюзионист, неплохо пел, играл на гитаре, рисовал. Но Александр открыл в нем еще один талант - талант искусного гравера, паспортиста. Людвиг сделал печать и штамп "КПОВТН", печати и штампы городской управы и виртуозно подделывал любые подписи, в частности городского головы, начальника городской полиции и Майера. Удостоверения, паспорта и другие документы, сделанные им, трудно было отличить от настоящих. Многие матросы и красноармейцы, бежав из лагеря, устраивались с подложными документами на работу в порт и в тыловые учреждения оккупантов, где подполью были нужны свои люди.
Жил Людвиг у Ревякиных, в кухне за ширмой. Днем из хаты он не выходил - могли заметить соседи. И только с наступлением ночи выбирался из дому, бродил по двору, саду. Жизнь затворника его явно тяготила. Он тосковал, рвался на Корабельную. Ему хотелось повидать Клару, девушку, которая известила его об аресте братьев, предупредила, что и его разыскивают. Он очень беспокоился: сумела ли Клара перенести к себе его вещи, о чем он ее попросил. Но Александр не разрешал ему покидать дом. Появление его на Корабельной могло привести к провалу. Стремясь устранить мелкие бытовые неурядицы Людвига, Александр попросил Костю и Колю принести Людвигу кое-что из белья, верхнюю рубашку, старался побольше загружать его работой.
Все поручения Людвиг выполнял быстро и хорошо, но как-то равнодушно. Лида первой это заметила и сказала мужу.
- Никак в себя не придет после гибели братьев, - сказал Александр.
- Нет, Саша, не то, просто не горит он нашим делом, - возразила Лида. - Чужое оно ему. Хотя он и говорит, что будет мстить за братьев.
Прошли недели, а Людвиг никак не мог свыкнуться с необычной для него обстановкой. К Александру и Лиде он относился с почтительным уважением. В присутствии Кузьмы, Жоры и Пиванова Ивана замыкался, держался отчужденно. Только с Петькой и Костей, которые были в восторге от его замысловатых фокусов, Людвиг держался непринужденно. Приходя на Лабораторную, Костя всякий раз подсаживался к нему, с интересом наблюдая, как тот делает штампы или "обновляет" старые паспорта.
- А где же Людвиг? - удивился, заглянув за ширму, Костя.
- Услышал шум во дворе и спрятался. Помоги ему выбраться, - попросила Лида.