В углу, у стены, выходившей во двор, стоял низенький посудный шкафчик. Костя отодвинул его. Стена, как и вся кухня, после заделки бутом снарядных пробоин нарочно не белилась, что делало потайной ход незаметным. Вынув внизу плотно пригнанную каменную плиту, Костя открыл лаз, который через фундамент вел в подземелье, и крикнул:
- Людвиг, вылезай!
В отверстии показалась голова. Костя подал Людвигу руку.
- А я думал, кто чужой, - смущенно улыбнулся тот, обнажая крупные белые зубы.
У Людвига были черные, откинутые назад волнистые волосы, которые резко оттеняли бледное лицо, большие карие глаза и ярко очерченный рот с золотой коронкой вверху. Ему исполнилось тридцать, но выглядел он значительно старше. Концлагеря наложили свою печать.
- А ну покажись, покажись! Тебя, брат, совсем не узнать, был босяк босяком. А теперь смотри какой пижон.
В новой кремовой шелковой рубашке с черной бабочкой Людвиг выглядел франтовато. Он не без удовольствия позволял Косте себя разглядывать.
Много разных награбленных вещей было обнаружено в чемодане, унесенном ребятами из квартиры военного коменданта майора Филле. Часть белья и верхнюю рубашку они по просьбе Ревякина принесли Людвигу, а остальное содержимое чемодана обменяли на толкучке у румынских солдат на продукты.
Лида накрыла стол ветхой скатеркой, поставила тарелку с зеленым луком, жестяную миску с пунцовой редиской со своих грядок и с удрученным видом посмотрела на скудное угощенье.
От Кости не ускользнули ни огорченный взгляд, брошенный на плиту, ни затаенный вздох. Лида вдруг улыбнулась и, как бы вспомнив что-то, подошла к посудному шкафчику, вынула из него стакан, наполненный просом, и ломоть хлеба граммов в двести. То был дневной паек мужа, полагавшийся ему, как учителю, и, вероятно, отложенный на обед. Лида понюхала хлеб и смешно сморщила нос: хлеб, как всегда, отдавал керосином. Преодолев минутное колебание, она решительно взяла в руки нож и старательно поделила хлеб на пять маленьких равных долек. У Кости защемило в груди. "Чем только они живут?" - подумал он.
Его невеселые мысли были прерваны шумным появлением Ревякина и Кузьмы. С руками по локоть в извести, уставшие, потные, но радостно-возбужденные и довольные, они фыркали и плескались над тазом, беспечно шутили, словно бы не существовало ни тяжких забот, ни голода, ни подстерегающих на каждом шагу опасностей. Их бодрая жизнерадостность была заразительна и всех настроила на веселый лад.
- Чего это вы, как школяры, расшумелись? - недоумевал Людвиг, поливая Александру из кувшина.
- Как "чего"? Сегодня, браток, у нас сплошь удачи! - ответил Кузьма, беря из его рук полотенце. - С тебя магарыч - нарисуешь Сашин и мой портреты.
- За что магарыч?
- Смотри, Саш, он еще спрашивает! Ты получишь вечером свет в свой подземный кабинет. Вот и плати. Теперь не будешь задыхаться в подземелье от немецкой карбидной вонючки. А потом, - Кузьма озорно повел глазами, - с завтрашнего дня твой кабинет превращается в типографию и радиоузел и ты назначаешься директором. Понял? Ди-рек-тором!
Людвиг недоумевал.
- Да не морочь ты ему голову! - остановил Кузьму Ревякин и пояснил Людвигу: - Сам знаешь, сегодня у нас праздник - рождение нашей подпольной газеты.
- А-а, да. Конечно…
- Это же событие! А какой успех, друзья! Вы вот спросите Костю.
Лида поставила чайник с настоем сушеного шиповника на стол.
Она любила слушать рассказы Кости и Петьки. У ребят всегда обязательно случалось что-нибудь неожиданное и интересное.
- Ну, именинники, витаминный завтрак готов. Садитесь, - пригласила она и поправила рассыпавшиеся волосы. - А ты, Костя, чего стоишь? - спросила она, заметив, что тот медлит.
Все сели за стол в приподнято-радостном настроении, убежденные в неистощимости своих сил, в том, что они выдержат и преодолеют любые каверзы судьбы. Как бы ни был далек час освобождения, он обязательно придет.
За столом стало шумно и весело. Костя, поощряемый Лидой, рассказывал, как метались жандармы в поисках таинственных партизан, а потом изображал бесившегося Ахмета. Но особенно веселое оживление вызвал приказ военного коменданта, прочитанный Лидой вслух.
- Товарищи, заметьте, наши акции поднимаются. Награда за наши головы повысилась в три раза! - воскликнула она, передавая листок мужу.
- Вот гады! Спецпаек сулят, за похлебку думают найти предателя, - возмущался Кузьма.
- Среди нас таких не найдется, - поддержал Людвиг.
Александр спросил Костю:
- Видно, не случайно они тут пишут о партизанах и рыскают по подвалам? Коля говорил Кузьме о каком-то вашем письме Майеру…
Костя рассказал, как они вчетвером сочиняли письмо, сколько пережили, когда под дождем выслеживали часового, а потом клеили газеты на стенах комендатуры, как Петька вместо того, чтобы приклеить записку к окну, пробрался в кабинет начальника полиции и положил письмо на стол. Глаза Ревякина весело искрились. Но когда рассказ подходил к концу, лицо его стало холодным, сосредоточенным.
Двоякое чувство испытывал он. Отчаянные проделки ребят и рассмешили его, и заставили серьезно задуматься. Ему была понятна их жажда подвига. Ненависть к поработителям привела их в подполье, объясняла желание обязательно попасть в диверсионную группу. Как не понять дерзкий задор ребят: будь на их месте, он, быть может, выкинул бы коленце почище. Да ведь он и сам учил ребят не теряться, быть находчивыми и действовать, сообразуясь с обстановкой. И в то же время в их безумных проделках таится огромная опасность. Приструнить? Пожалуй, не стоит. Это подрежет крылья, убьет инициативу. Промолчать? Могут зарваться.
- Ты что хмуришься? - спросила Лида.
Александр пригладил рукой волосы и, помедлив немного, с трудом подбирая слова, ответил:
- Я все думаю: а нужно ли такое удальство? Пользы от Петькиной проделки ни на грош, а риск огромный.
- Вчера мы действовали без риска, наверняка, все в аккурат, - возразил Костя.
- Так ли? У нас в армии есть хорошая традиция делать разбор тактических действий. Давай разберем по косточкам вашу "операцию" и посмотрим, что в ней хорошо и что неладно.
- А что, скажешь, плохо ее провели? - задорно бросил Костя.
- Неплохо. Цель достигнута. Хороша выдумка с письмом от имени партизанского штаба: вы направили ищеек на ложный след. Опасность, конечно, подстерегает нас всюду. И нередко мы сами идем ей навстречу. А почему? Иного выхода нет. Вспомни, как без радио было плохо! Мы были оторваны от страны. Как туго приходилось без машинки. Мы не могли увеличить тираж листовок. И тогда я сам тебе сказал: иди на все, достань любыми путями. Поступать так вынуждала необходимость. Тут риск оправдан. А какая, скажи, необходимость крутиться два часа возле комендатуры?
- Правильно, - поддержал Кузьма. - А если бы часовой вышел и начал палить? Зацапал бы того же Кольку или Саньку. А потянули бы всех троих.
- Если бы да кабы… Мы ж не попались? - Костя упрямо сбычил голову.
- Если так, то и Петька прав, он тоже не попался, - заметил Александр. - Ну скажи, какая была надобность лезть в помещение полиции? Наклей вы свое письмо за квартал подальше, все равно дошло бы по адресу. Ты не задумывался, к чему все это могло привести?
- К чему? - Костя мрачно поглядел на Ревякина.
- Представь себе, что Петьку схватила внутренняя охрана. Второй раз ему бы не выскользнуть. А дальше - обыск на квартире у его матери, неприятности для Кузьмы и Вани, которые живут у нее без прописки. А от них ниточка привела бы сюда. Всем известно, что мы друзья и что Петька у нас бывает. А наша квартира и так уже на примете у Женьки.
- Мне все кажется, что за нами следят, - Лида зябко повела плечами.
- Ты учти, что у нас скрывается Людвиг и мы здесь оборудуем типографию. Провал нашей квартиры - провал всей организации. Кстати, - Ревякин обвел взглядом всех сидевших за столом, - с нынешнего дня всем запрещаю являться сюда без вызова. Будут приходить только двое - Гузов и Костя. Гузов мой сослуживец, учитель, и о Косте известно, что он работает.
Слушая старшину, Костя морщил коричневый от загара лоб и нет-нет ворошил ежик на голове, как это делал Ревякин. На его широком, чуть скуластом лице, точно в зеркале, отражались смятение, досада и скрытая внутренняя борьба. Мучительно трудно было признавать, что он чего-то не учел, недодумал, не понял. И еще труднее признаваться в этом на людях. А надо. Честно говоря, Саша прав - зарвались.
С видимым усилием Костя выдавил:
- Я, конечно, поддался… дюже хотелось насолить легавым… - И вдруг лицо его мгновенно преобразилось и глаза вспыхнули обычным веселым озорством: - А все же здорово у нас получилось! Ведь правда, здорово?
Перемена в настроении Кости была так стремительна, что вызвала дружный смех.
- Это же не парень, а просто чудо! - воскликнула Лида. Костя смутился. Если бы Лида знала, какую восторженную благодарность вызвала в его душе ее дружеская похвала…