Коля удивленно уставился на товарища.
- Сколько месяцев прятались, а теперь попремся: "Пожалуйста, возьмите нас, с голоду подыхаем". А они злорадствовать будут: дескать, сломили нас. Ты хочешь, чтобы я приспосабливался, как те, что пошли в полицаи?
- Если надо… если скажут идти в полицаи, то и в полицаи пойдешь!
- А я вот не хочу! Не хочу, и все!
- Ну и чудак же ты! Никогда сразу ничего не поймешь. Тебе нужно разжевать и в рот положить.
- Чего злишься? Шибко умный стал! - буркнул Коля. - Ты связной, целыми днями сидишь у Саши, все знаешь, вот и объясни: зачем нам наниматься к фашистам? Вот я, к примеру. Мне и так известно, какие грузы доставляет транспорт. Я с берега вижу. И через отца что надо узнаю и доложу.
Костя действительно злился, злился больше на себя, чем на Колю. Такие же сомнения терзали и его. В душе закипало при мысли о том, что придется работать на фашистов.
С первых же дней оккупации он, Коля и Саня саботировали все приказы немцев. Не являлись на регистрацию населения не встали на учет на бирже труда и дали зарок не работать на немцев. Угрозы ареста, высылки в Германию и даже расстрела их не сломили. Где только они не скрывались во время облав! Отсиживались в погребах, ночевали в пещерах за городом, прятались в уличных развалинах. И так много месяцев! И вот теперь смириться.
Рассудок подсказывал - Саша прав. Конечно, нужно поступать на пристань и, как он говорит, легализоваться, чтобы сохранить кадры, облегчить работу подполья и уменьшить риск провала. Прав он и в том, что легче будет добывать сведения о замыслах врага. И все же противно даже подумать, что завтра он сам добровольно пойдет на пристань и будет гнуть горб на фашистов, которых ненавидит и презирает. Но дисциплина есть дисциплина. Задание нужно выполнять.
Он знает, например, что нескольким товарищам дано задание устроиться на работу в учреждения оккупантов. Знал, что двое засланы в полицейскую управу и ходят теперь в полицаях. Знал, что женщины-подпольщицы поступили уборщицами в жандармерию и даже в СД - полицию безопасности. Но разве об этом скажешь Коле? Суров железный закон конспирации.
- Что молчишь? Объясни, зачем мне идти на пристань? - приставал Коля.
- Я сказал что мог. А если тебе этого мало, почитай на заборах приказы комендатуры.
- Какие?
- Ты что, с луны свалился? Два дня как висят!
- Я ихних приказов не читаю.
- И зря. Вот почитай листовку, которую я принес. Узнаешь, что к чему.
Коля читал, и листовка дрожала в его руках. Перед ним вставали первые дни оккупации. Он видел противотанковые рвы, доверху набитые трупами, слышал раздирающие душу крики женщин возле вагонов, в которые эсэсовцы прикладами загоняли парней, девушек, увозимых в рабство. После чудовищных расправ город обезлюдел, замер. Наступило затишье. Казалось, завоеватели насытились слезами и кровью. И теперь они уже не грозили виселицами и расстрелами, а рядились в одежды благодетелей… Они призывали молодежь добровольно ехать в фашистский рейх, суля сытую жизнь и высокие заработки, прельщая возможностью "приобщиться к высокой европейской культуре". Листовка разоблачала этот трюк как ловушку и призывала молодежь не являться на сборные пункты.
- Здорово их тут распотрошили! - Коля улыбнулся. - Как думаешь, клюнет кто-нибудь на их приманки?
- Дураков мало. Но они станут вылавливать нас. У Саши есть сведения, что завтра начнутся облавы на всех, кто не работает. Будут прочесывать район за районом.
Коля уже пошел было за Саней, но Костя остановил его:
- О гранатах не позабыл?
- Вчера еще принес с Максимовой дачи, и Санька дал две лимонки. У меня в той старой землянке все автоматы поржавели.
- И у меня тоже.
- Слушай, Матрос, давай все оружие, что забазировано в землянке и в воронках, перетащим сюда. А?
- А где его тут схоронишь? У тебя в тайнике?
- Есть такое местечко… Ты видел на Четвертом бастионе пещеру возле Костомаровской батареи? Ту, что во рву.
- Знаю ее. А что?
- Там есть колодец, который ведет в подземелье, где большие, длинные галереи. Я с Санькой туда лазил, смотрел. Вот туда и перетащим все и с Сапун-горы, и с Максимовой дачи. Устроим один общий склад.
- Дело, - согласился Костя. - Только сперва надо обследовать эти подземелья.
Коля побежал за Калгановым, а Костя, вытащив из кармана перочинный нож, принялся скоблить кончик химического карандаша, приготавливая порошок для чернил.
II
Знойный полдень. Горячий ветерок порой заворошится в сонной листве виноградных лоз, влетит в окошко, лениво шевельнет на столе бумагу и опять замрет. Тишину нарушают лишь скрип перьев да радио, доносящееся снизу, со станции, из квартиры военного коменданта майора Филле.
Коля в одних трусах примостился у подоконника и, как всегда не торопясь, четко выводил печатные буквы, стараясь уложить текст листовки на одну страничку. На две нельзя: ночью станешь клеить - перепутаешь. Посреди комнаты за столом сидели Саня Калганов и Костя Белоконь.
Друзья ни в чем не были схожи. Саня - высокий восемнадцатилетний парень, синеглазый, с тонким нервным лицом и вьющимися волосами, порывист и резок в движениях. В промасленных синих штанах, такой же блузе, с угольной чернотой под глазами - он с виду типичный молодой портовый рабочий. Костя на год моложе Сани, ниже ростом, коренаст, широко плеч, нетороплив; волосы у него жесткие, ежиком, лицо широкое, в лукавых светло-карих глазах смешинка. Одет он на флотский манер - черные брюки и полосатая тельняшка с засученными по локоть рукавами. В одежде и кличке его "Матрос", видимо, сказались неосуществленные ребячьи мечты.
Скуластое лицо Кости лоснится испариной, пальцы рук занемели, но он упорно продолжает писать. "Брось - и Санька бросит. Не любит корпеть за столом. Неусидчив, горяч, - думает Костя, - а работы всего-то на полчаса!" Он слышит, как Саня сопит, его светлые волосы рассыпались и прилипли ко лбу.
Краешком глаза Костя видит, как он, вытащив из пузырька ручку, раздраженно стряхивает на промокашку прицепившуюся соринку. Очистив перо, Саня начинает размашисто выводить буквы с завитушками.
- Опять пошел кренделя выписывать? - остановил его Костя. - Сколько раз тебе говорили: почерк узнают. А ты все свое.
Саня поморщился, но смолчал. Разве это его дело - писать? Он готов хоть всю ночь не спать, в одиночку клеить под носом у полицаев листовки, чем париться тут. Там настоящее дело, там риск, там можно показать свою ловкость, хитрость, удаль. А тут? Посади Шурика - и он будет строчить. Если б Саша не требовал, чтобы каждый подпольщик размножал листовки, ни за что бы он этой писаниной не занимался.
- Скажи, Матрос, долго мы еще будем кустарничать? Неужто нельзя достать машинку? За это время мы настукали бы полсотни листовок, не меньше.
- А ты попробуй достань! - вставил Коля.
- Если бы знал где, я достал бы.
С лукавой прищуркой Костя посмотрел на друга и усмехнулся:
- Будто не знаешь где. Известно, у немцев. Вчера Петька говорил, что интенданты подарили майору Филле новенький "адлер".
- Где машинка, в конторе? - загорелся Саня. - Подлец буду, если не стяну!
- Она в конторе тебя ждала и не дождалась. Теперь назначила свиданье в квартире Филле, - засмеялся Коля. - Я сам видел, как он нес ее.
- Зря смеешься. Санька прав. Эту машинку нельзя упустить, - серьезно сказал Костя. - Только мы, Сань, мы не воры, не бандиты. Мы ее не стащим, а экс-про-при-ируем. Отберем то, что у нас награбили. Понял? Заодно и радиоприемник прихватим. Без радио мы глухие и народу ничего не можем рассказать.
- А Сашу ты спросил? - полюбопытствовал Саня.
- Ты что, забыл о задании, которое получил?
…Еще в конце марта в этом доме на Лагерной, № 2 Ревякин устроил встречу подпольщиков. Их было всего одиннадцать. Тогда собрались его друзья, бежавшие из концлагеря военнопленных: Иван Пиванов, Максим Пахомов, Кузьма Анзин, учитель Георгий Гузов, вся семья Михеевых с родственником Леонидом Стеценко, а также ребята - связные подполья. В тот памятный день было оформлено создание подпольной организации, приняты устав, программа, шел разговор о работе среди населения и советских военнопленных в концлагерях, о сборе одежды, оружия, о более частом выпуске листовок, о необходимости создания своей нелегальной печатной газеты.
- Помнишь, на встрече подпольщиков Саша говорил нам: "Идите на все, на любой риск, только достаньте приемник с машинкой, а если удастся, то и шрифты", - уточнил Костя.
Время шло. Было уже за полдень, когда Костя, вычитав листовки, прописными буквами четко вывел на каждой подписи", "КПОВТН", что означало: "Коммунистическая подпольная организация в тылу у немцев". Затем Костя предложил, не откладывая, обследовать подземелье для склада оружия. Саня Калганов удивленно спросил Костю: - Зачем нам теперь винтовки и автоматы? Сперва я думал, мы вооружимся и двинем в лес, к партизанам. А теперь вместо этого мы поступаем на службу к фашистам… И зачем вдруг потребовались Саше гранаты, которые мы принесли?
- Не знаю.
- Врешь, знаешь. Только скрытничаешь.
Под пытливым взглядом товарища Костя смутился. Он действительно знал. Знал, что подготавливается побег из концлагеря пленных солдат и матросов. Гранаты предназначались им. Но об этом опять не скажешь.
- Для чего? - настаивал Саня.
- Что ты ко мне пристал?! - вскипел Костя. - Мне не докладывают, для чего. И я не спрашиваю. Не положено это. Хочешь знать - сам спроси Сашу.
Саня нахмурился.
- Брось, не злись. Матрос прав. Не обо всем можно говорить, - примирительным тоном сказал Коля.