Снимая плащ, вынул из кармана бутылку, уже понимая, что это неудобно, что это ни к чему, но по какой-то проклятой инерции все же вытащил и протянул ей.
- Сегодня же праздник… - промямлил я.
- Понимаю, - сказала, но бутылку поставила на тумбочке в передней.
Войдя в комнату, я чуть было не брякнул, что она довольно смелая дамочка - пригласила в такой поздний час незнакомого мужчину, - но вовремя опомнился. Я понял, что мой ироничный и немного снисходительный тон, которым я обычно разговариваю с женщинами, здесь не годится.
- Садитесь. И скажите, когда и где вы получили наш сретенский телефон?
- В сорок втором году. Подо Ржевом. Вот, смотрите! Я вынул красноармейскую книжку в синем переплете и показал. Рядом со схемой нашей обороны и названием деревень, которые я проходил, карандашом был записан телефон. - Кроме телефона, я ничего тогда не записал. Видно, мне это было не нужно, я рассчитывал запомнить, кому и от кого я должен был позвонить. Но сейчас забыл.
- Когда вы записали?
- В сорок втором…
- Какого числа?
- 27 апреля.
Она вздохнула.
- Значит, в апреле он был ещё жив. Вы совсем его не помните?
- Хоть убейте. Кем он был - рядовым или командиром?
- Капитаном.
- Капитаном? - протянул я. - Погодите, погодите… Он был немолод?
- Тогда ему было двадцать шесть. Он уже окончил университет и до войны работал.
Я сморщил лоб, стараясь уловить какие-то неясные, но всё же всплывшие воспоминания.
- Его звали Виктор, - досказала она. Но это имя ничего мне не говорило, да и не мог я знать по именам всех капитанов, что были в нашей бригаде. - Он был очень высокий, худой… - добавила Лида,
И тут я вспомнил. Нет, я не забывал этого человека и буду помнить до конца дней, только он не связывался у меня с телефоном, записанным на красноармейской книжке.
- Это было после первого боя… - начал я и paсскaзал ей, как ночью, приведя с передовой батальонную разведку, я присел у блиндажа комбата - измученный, ошарашенный неразберихой и хаосом первого боя, нескладного, неудачного нашего наступления - и как ко мне подошёл какой-то капитан из второго батальона и спросил: "Вы оттуда?" - "Да", - ответил я. "Подождите меня", - сказал капитан и отошёл. Через несколько минут он вернулся и принёс мне кружку водки, кусок мяса и хлеба… И как после этого, захлебываясь, я рассказал ему о том, что творилось на передовой, рассказывал долго, пока не свалился и не заснул…
- Это был он, - сказала Лида.
- Почему вы так уверены?
- Он писал мне, как расспрашивал какого-то сержанта о первом бое и накормил его.
- Но я больше его не видел.
- Значит, видели, раз получили от него телефон.
- Возможно, когда я проходил раненный мимо штаба… он заметил меня… Но знаете, я был в таком состоянии, в шоке… Но, значит, так было, иначе откуда у меня этот телефон.
- Да, наверное, так и было. - В её голосе я заметил некоторое разочарование. - Сейчас я вам покажу… эту… бумагу… - Она не назвала похоронну её именем.
С трепетом я взял пожелтевший лист и прочёл: капитан Болотов Виктор Игнатьевич захоронен в деревне Черново в могиле, находящейся в десяти метрах на восток от одиноко стоящего дерева (липы)…
- Это прислали его матери на Урал… Я тоже жила там. Мы были дружны домами, и я его знала с детства. Где же находится это Черново? Я еще тогда смотрела карту Калининской области, но такой деревни не нашла.
- Да, их нет на картах, этих деревень. Остались ли они вообще, неизвестно. Я еду туда, числа восьмого-девятого…
- Едете? Туда?
- Да. Что-то последнее время тянет в эти места. Первый бой, как первая любовь…
- Неужели можно сравнивать? - перебила она.
- Не знаю. Наверное, можно. В том смысле, что так же остры чувства и так же незабываемые. Вы не принесёте бутылку и не разрешите мне выпить?
- Это так обязательно?
- Да нет, просто думаю, может, помянем капитана Болотова…
- Понимаю, - сказала она, видно, любимое её словечко.
- Да вы не бойтесь, - я не опьянею. Иммунитет… Она принесла из передней бутылку, поставила на стол, вынула из буфета одну рюмку.
- А себе?
- Мне не надо.
- Вы, конечно, разочарованы…
- Да, не скрою, - сказала она просто. - Я надеялась, что кто-то из друзей Виктора разыскивает меня. Но всё равно, я очень вам рада. Вы пока единственный человек, который был с ним там, который видел его там, видел живым… А это много значит.
Я налил себе рюмку, хлопнул её разом.
- Извините, я как-то растерялась… Надо бы вам дать закусить. Кекса хотите?
- Да не беспокойтесь! - Я налил вторую. Она положила на стол кекс и очень мягко сказала:
- Не надо пить… Прошу вас…
Я посмотрел на неё и отодвинул рюмку. Действительно, какое ей удовольствие глядеть на здорового мужика, хлопающего рюмку за рюмкой, неприлично живого, когда её Виктор… капитан Болотов… Да, конечно, не надо лакать. Да и вообще пора. Я приподнялся.
- Нет, вы не уходите пока. У меня к вам просьба.
- Какая? - удивился я.
- Возьмите меня с собой… туда… подо Ржев.
- Подо, Ржев? Лида, разрешите называть вас без отчества, вы понимаете, я поеду туда поездом. Надо будет пройти пешком около двадцати километров…
- Меня это не пугает. Это очень важно для меня…
- Неужели? Ведь столько лет прошло…
- Да, много лет прошло, но это не имеет значения… для меня…
- Простите, вы что, ждали его?
- Конечно, - сказала она, как само собой разумеющееся.
- До сих пор?
- До сих пор.
- Уму непостижимо… Я понимаю матерей, те ждали и будут ждать до конца своих дней, а женщины… Нет, я не верю.
- Это ваше дело, я не стану вас убеждать.
- Да и не убедите. В чем вы собираетесь ехать? В туфельках?
- Наверное, это не подходящая обувь?
- Именно. Для этой поездки я сапоги купил.
- Ну и я куплю.
- Я совершенно не представляю, где придётся ночевать. Может, придётся сооружать шалаш и…
- Меня это не волнует. Скажите, как вы думаете, сохранилась могила?
- Сомневаюсь.
- Но это место… в десяти метрах на восток… вы сможете найти?
- Смогу, если уцелело это одиноко стоящее дерево.
- Так вы возьмёте меня? Уверяю вас, я не буду вам в тягость. Я хороший ходок.
- Но вы связаны временем. Мы не можем обернуться в два дня.
- Я возьму отпуск за свой счёт.
- Значит, для вас это действительно важно? - сказал я, задумчиво взглянув на неё.
- Разумеется.
- У вас не сложилась личная жизнь? Простите, если касаюсь…
- Ничего, пожалуйста. Я просто её не складывала… личную жизнь…
- Но вы же тогда были совсем девчонкой…
- Да, девчонкой… Вначале я не верила в его гибель. Даже тогда, когда мать получила эту бумагу. Он не мог погибнуть… Он был такой хороший…
- Ах, если б убивало только плохих! - с горечью заметил я.
- Я понимала всё это. Но представить не могла.
- Ладно, - махнул я рукой. - Поедем вместе, но… удобств я вам гарантировать не могу. Я мог бы поехать туда на автомобиле, но… понимaете…
- Понимаю, - перебила она. - Значит, через неделю мы созвонимся?
- Да! - я приподнялся и стал прощаться.
- Не забудьте свою бутылку, - напомнила она.
- Пусть останется у вас. Может, я зайду к вам когда-нибудь…
Как выбираться из этого Кожухова, я не имел представления и пошёл пешком по какой-то улице - в надежде прихватить по дороге такси.
Мне совсем не хотелось в поездке подо Ржев иметь попутчика, тем паче попутчицу. По этой земле надо пройти одному, не отвлекаясь на пустые разговоры, без суеты, которую вносит всякая женщина. Но что поделаешь, отказать ей я не смог. Вообще я как-то не нашёл тона в разговоре с ней, вроде сробел… Не похоже это на меня. Я даже не разглядел её как следует. Мой первый любопытствующий взгляд был сразу погашен её беззащитностью, а потом она убила меня своей верностью капитану, хотя не очень-то я в это поверил.
Хотя она была связана с человеком, которого я видел всего два раза, мысли о каком-то флирте с ней мне не приходило: то, что подо Ржавом, свято. Но всё же я подумывал о пикантности ситуации - быть наедине с женщиной на двадцатикилометровой дороге, очевидно, безлюдной, и, может, даже ночевать вместе неизвестно где…
Домой я не поехал, а во втором часу ночи ввалился к Дине.
- Я знала, что ты всё-таки придёшь, - сказала она, прижимаясь ко мне.
Я-то этого совсем не знал и завернул к ней, сам не зная зачем.
Актер с женой, конечно, уже ушли, а мы, допив остатки вина, легли спать…
Утром, проснувшись с головной болью и пересохшим горлом, я сразу же потянулся за папиросой и, затянувшись, вдруг ясно вспомнил, как мне передал Лидин телефон этот капитан.
Это было в избе санвзвода. Врач делал мне перевязку, я морщился от боли, а тут зашёл он, и, поглядев на меня внимательно, видно, вспомнил наш ночной разговор, спросил: "Вы, кажется, москвич?" Я ответил, что да, москвич, и что постараюсь попасть в московский госпиталь, так как не видел три года родных. Вот тогда он и дал мне тот телефон, попросив позвонить, если попаду в Москву, и передать только, что я видел его живым. Ночью, после первого боя, когда он принёс мне еды и водки, я не разглядел его, а сейчас, днём, мог рассмотреть как следует - он был высок, худощав, а на узком интеллигентном лице светились какие-то очень ясные и добрые глаза.