Подошли возвращающиеся из увольнения матросы. Полицейский занялся ими. Боцман умышленно затягивал процедуру проверки. В суматохе полицейский забыл про мастерового, который поднялся на палубу по какому-то делу. Вскоре началась суета с отчаливанием. Звучали команды, лязгали цепи, поднялся медленно трап. Корабль басисто рыкнул и стал отходить от причала.
Рудольф отошел в сторону, чтобы своим видом не напомнить полицейскому о напарнике.
Рыжий боцман оказался добрым малым, улыбался, не вынимая трубки изо рта, был доволен, что удалась уловка с боцманом. Показывая на двух работяг, сказал:
– Арбайтен!
Степан взялся за лопату, стал подбрасывать уголь в топку. Боцман похлопал его по плечу.
– Гут! Гут!
Рейс был долгий. Степан подружился с двумя другими кочегарами, работал добросовестно, его зауважали.
И вот в один солнечный день показались вдали сначала небоскребы, потом и весь огромный город Буэнос-Айрес.
Вручая Степану расчет – довольно толстую пачку денег, рыжий боцман сказал:
– Достань какие-нибудь документы, зачислю тебя в команду. Пока разгружаемся, живи на корабле.
– Дай мне увольнительную, – попросил Степан.
Боцман достал книжечку бланков.
– На какую фамилию?
У Степана никаких документов, кроме немецкого удостоверения, не было.
– Пиши: Форс Иоганн.
Боцман написал, подал квиток. Степан вышел из порта в огромный красивый город – в мирную, тихую жизнь.
Первое, что решил купить, костюм. Зашел в магазин одежды, выбрал недорогой серый костюм, климат здесь теплый, темный костюм не подойдет. Клетчатую рубашку и комбинезон попросил упаковать в фирменный пакет.
Второе, что он решил предпринять, – зашел в небольшой ресторан и вкусно, досыта поел. В ресторане утром народу было немного. Степан сел у окна, чтобы наблюдать жизнь города. Официант раскрыл перед ним добротное меню. В нем названия блюд были напечатаны на двух языках – испанском и английском. Не понимая этих языков, Степан показал на знакомое слово "огнешка" – баранина, решил он. Официант поклонился и пошел выполнять заказ. Наблюдая суету прохожих за окном, Степан думал: "У каждого тихая, спокойная жизнь, война и ее беды их не коснулись, счастливые люди".
Официант принес железный мангал с углями. На решетке над огнем высилась гора красиво поджаренной баранины, как куски шашлыка, снятые с шампура, их было много. Может быть, официант решил, что Степан ждет компанию, стал пояснять ему жестами и подходящими словами:
– Я один, нет друзей, для меня этого много.
Официант успокаивал:
– Это для вас, синьор. Блюдо на одну персону, приятного вам аппетита, синьор.
Степан никогда не ел ничего подобного, баранина была сочная, хорошо прожаренная, ароматная. Съел всю горку с удовольствием. Не зная, сколько это стоит, отложил из пачки несколько бумажек. Официант, понимая, что иностранец не знает, ни цен, ни денег, вернул одну купюру.
– Грацио, синьор. Мучо грацио, это очень много, – вернул еще одну бумажку.
Степан сказал:
– Ну, и какая, мучо грация, – и вернул ему бумажку.
Официант благодарил и, кланяясь, провожал щедрого клиента до выхода.
Степан с любопытством походил по ухоженным улицам. Высокие дома, в них первые этажи – магазины. Последние годы Степан видел только разрушенные города – этот чистый, ухоженный город был для него диковинкой.
На одной улице он увидел небольшую русскую церковь.
Вошел. При входе внутри увидел мраморные доски, украшенные цветами. Надписи по-русски: "Добровольческой армии Деникина", "От героев корпуса Махно". Молельный зал на втором этаже. Золотой иконостас, иконы, как в нашей сельской церкви.
У входа за конторкой служка в черной монашеской рясе торгует свечами, иконками, крестиками.
Подошел в нему, познакомился, представился беженцем из немецкого плена, сказал, что недавно прибыл из Германии. Попросил рассказать о местной жизни, как живут эмигранты.
Служка охотно стал рассказывать:
– Эмигрантов здесь две волны, одна после революции 1917 года, вторая после этой войны, в ней, в основном, немцы, которые скрываются от расправы за свои преступления. Живут эмигранты своими поселениями. Бывшие белые офицеры с нацистами не общаются.
– А вы из какой волны? – поинтересовался Степан.
– Я Андрей Николаевич Вавилов, волжанин, из первой, сын офицера-эмигранта, приехал сюда с отцом. Он здесь умер. России не помню, мальчишкой увез отец, матушка умерла еще в России, наша волна вымирает. Я пошел в монахи, тружусь при церкви. Вот, кстати, поднимается по лестнице один из могикан, его сиятельство граф Муравьев Дмитрий Сергеевич. Ваше сиятельство, вот офицер Советской армии, бежал из немецкого плена.
Граф внимательно посмотрел на Добрынина, коротко молвил:
– Любопытно. Отойдем в сторонку, поговорим.
Степан что-то наплел о своем побеге из плена.
Граф подвел итог:
– Значит, вы советский офицер и мы враги?
– Мы союзники, в нашей армии служат многие бывшие белые офицеры и генералы. Они защищают Россию.
– Какую Россию – советскую?
– Нет, Россию православную, христианскую.
Граф похмыкал:
– Ну, ну!
– У нас даже начальник Генерального штаба маршал Шапошников – бывший царский офицер.
– Маршальским званием переманили…
– Нет, он до этого звания прослужил в частях Красной армии.
– Что намерены предпринять, как жить? Капиталов, наверное, не навоевали.
– Это точно. Я – старший лейтенант. Не знаю, как существовать. Может быть, что-то посоветуете?
– Советы мои – пустой разговор, вам нужна конкретная помощь. Работу здесь найти трудно. На рисовые плантации не нанимайтесь, хроническая лихорадка и быстрый конец. Надо устраиваться в городе. Какие документы имеете?
Доронин показал немецкое служебное удостоверение со своей фотографией, увольнительную с корабля.
Граф сказал:
– Как немец, можете не опасаться, их здесь даже побаиваются. Зарегистрируйтесь в полиции как беженец, дадут удостоверение. Даже на работу возьмут. Но это сложная проблема.
Степан подумал о своих эмигрантах-старушках в пансионате Прибалтики, с трудом вспоминая их фамилии.
– Были у меня знакомые эмигрантки (не стал говорить об их гибели): графиня Боборыкина, может быть, встречали здесь ее родственников?
– Не имел чести знать никого из их близких. В общем, дерзайте, юноша, вас ждут трудные дела. Я здесь бываю по воскресеньям, в полдень.
Пожал руку и пошел молиться…
Доронин вернулся на корабль, лег отдыхать. Утром побрился безопаской. Здесь надо выглядеть ухоженным. Вышел в город неведомо куда и зачем. По совету графа зарегистрировался в полиции. Приняли его вежливо, выдали удостоверение беженца, сказали, чтобы приклеил свою фотографию и сообщил, где будет жить.
Решил сделать экскурсию по городу, чтобы не заблудиться, купил план города, пометил на нем порт, где стоял его корабль. Здесь вся набережная – сплошные порты, пассажирские и грузовые… Сел в трамвай № 16, запомнил название остановки, чтобы, проехав все кольцо, вернуться сюда.
За окном медленно проплывал огромный европейский город, в центре многоэтажные старинные дома, нет безобразных бетонных небоскребов. На окраине красивые, как игрушки, виллы, коттеджи, дачи.
Город спланирован еще в прошлом веке, все улицы одной ширины, только одна центральная – широкая, называется "9 января", в честь их революции.
Ранняя весна украсила улицы свежей зеленью: старые липы, тополя, пальмы и даже баобабы стоят плотными рядами вдоль улиц.
Впечатление, что город – один сплошной магазин, на всех первых этажах зданий торгуют. Встречаются небольшие базарчики с горами ярких фруктов.
Доронина заинтересовал необычный рынок со старыми вещами, остановка называлась "Блошиный рынок". Сошел с трамвая, запомнил его номер и где остановка.
Рынок очень экзотический – старые вещи: картины, оружие, открытки, книги, посуда странная, одежда, вплоть до военной формы, награды разных стран: советские ордена и медали, рядом немецкие кресты и значки, когда-то эти награды носили с гордостью, а теперь это хлам.
Степан побродил по этому уличному музею, вернулся на трамвайную остановку, поехал дальше.
Трамвай сделал кольцо на окраине, и Степан благополучно вернулся на свою остановку и дальше в порт, на корабль.
Здесь его встретил рыжий боцман вопросом:
– Что нового?
Степан показал удостоверение беженца.
Боцман одобрил:
– Молодец, с таким документом я могу зачислить тебя в экипаж кочегаром. Пойдем в Архангельск с кожей и зерном, назад с лесоматериалами. Можешь хорошо заработать, рейс длинный.
Степану не хотелось томиться в железном чреве корабля, ни солнца, ни моря не видишь, ночью поднимаешься на палубу подышать. Поблагодарил за приглашение, отказался, плыть на родину опасно, там его могут разоблачить, и тогда вышка, как изменнику и беглецу.
На следующий день вышел в город, ходил по дворам, искал работу, но в кочегарках, прачечных, ремонтных мастерских прямо на пороге кричали:
– Нихт арбайтен! Нет работы!
Вот тебе и пролетарская солидарность, работяги кричат, подумал Доронин.
Усталый и сердитый, вернулся на корабль. На следующий день все повторилось.
Поехал на окраину – там фабрики, заводы. На их территорию не пускали, у проходной говорили – работы нет.