Моя сестра на червяка не смотрела: оглядывала комнату. Вынюхивала. Я тряхнул картинкой, чтобы привлечь ее внимание.
- Видишь? - Картинка ее по-прежнему не интересовала, но она приблизилась еще на шаг.
- Ты никогда не пускаешь меня в свою комнату. - Взгляд ее вернулся к ящику.
Снизу позвала мать: "Обед". Никто из нас не шевельнулся.
- Убирайся, - спокойно, ровным голосом сказал я. Повторил, только уже встав. Сестра отступила на шаг. - Вон из моей комнаты. - Я шагнул к ней, потому что это была моя комната, где сестра не имела никаких прав.
- Ты что-то там прячешь, не так ли? - Пятясь, она не отрывала глаз от ящика стола. - Ты ничего не стирал на том рисунке, да?
Я сухо улыбнулся, понимая, что за обедом сестра будет долго и много об этом говорить. Но я так же знал, что эта болтовня может обернуться мне на пользу, потому что отвлечет мать от того, что сказала ей по телефону миссис Смарт. Я также знал, что сестра еще не въехала в ситуацию, а потому не представляла серьезной угрозы. Я медленно закрыл дверь, зная, что она стоит на пороге. В эту игру мы играли не раз и не два. Сестра становилась как можно ближе к двери, словно спрашивая меня, решусь ли я ударить ее по носу. На этот раз я ударил, легонько. Она заверещала так, будто я врезал ей кирпичом. Я запер дверь, потом сунул фотографию под матрац. Услышал, как мать торопливо поднимается по лестнице. "Хорошо, - мелькнуло в голове. - Будет о чем поговорить за обедом".
Я вплыл в кухню и занял свое место за столом. Меня переполняла уверенность в себе, поэтому я решил сразу перейти в наступление.
- Сегодня я испортил Нетти настроение, - признался я, дождавшись, когда мать поднимет голову. - Сказал ей правду. Что рисунки не очень хорошие. Нет, по раскадровке я, конечно, понял ее замысел, но вот качество - не фонтан.
Мать кивнула, положила мне на тарелку свиную отбивную. Сестра смотрела на морковку.
- Иногда с правдой надо быть очень осторожным. - Мать обращалась к нам обоим, как учительница на уроке.
- Да. - Я взял картофельного пюре. - Видно, я перестарался. Наверное, потому что злился на нее из-за раннего звонка. - Я посмотрел на сестру и пожал плечами.
Она скорчила мне злобную гримаску, словно слова о правде требовали от нее немалых жертв. Но я ее не смог провести, мою сестру. Она знала, как я умен. Что же касается матери… она просто улыбнулась. Думаю, порадовалась тому, что ей с такой легкостью удалось донести до нас еще одну истину жизни. Пододвинула ко мне миску с нарезанной кружочками свеклой. Я положил несколько на тарелку, уже зная, что о фотографии судьи разговор не зайдет.
После обеда мы втроем переместились в гостиную смотреть телевизор. Мне-то, конечно, хотелось побыстрее подняться наверх и найти более надежный тайник для фотографии. Я посмотрел на сестру. Она сидела на диване, глаза у нее слипались.
- Пойдем, дорогая, тебе пора спать. - Мама обхватила ее за плечи. - Пойдем.
Сестра глянула на меня. Волосы спутанные, глаза-щелочки, на щеке - отпечаток вышивки диванной подушки.
- Я не устала, - пропищала она, потирая красный цветок, отпечатавшийся на щеке.
- Знаю, что не устала, - добродушно ответила мать, но тебе давно пора спать.
Сестра отвернулась от меня.
- Пожелай брату спокойной ночи. - Мама повернула ее ко мне. Она улыбалась, глядя сверху вниз на сестру, провела рукой по волосам. Сестра сочно мне кивнула. Глаза у нее закрылись. Ротик стал совсем маленьким. Как у девочки на фотографии, что лежала под моим матрацем… почти таким же.
На всякий случай я просидел у телевизора еще час, прежде чем сказал матери, что иду спать. Я не сомневался, что теперь-то сестра точно крепко спит. "Да, а сегодня в восемь "Лоуренс Аравийский"". Блин! Мне нравился этот фильм. И мать это знала. А потому сочла бы странным, если бы я не переменил принятое решение. Зевнув, я остался у телевизора в поисках убедительного предлога. Мать вопросительно посмотрела на меня, помешав процессу.
- Ты в порядке?
- Да-да. - Я решил пойти наиболее простым путем. - Просто немного устал.
Но мать мои слова не убедили.
- Ты, часом, не заболеваешь? - Она пощупала мне лоб.
- Нет, - оттолкнул я ее руку. - Немного устал, вот и все. День выдался длинный, рано встал и все такое.
Мать кивнула, но сомнения у нее явно остались.
- У тебя с Нетти все нормально?
- Мы немного поцапались, - солгал я. - Но завтра опять подружимся.
Мать улыбнулась, словно и хотела услышать от меня эти слова. Потом я поцеловал ее, пожелав спокойной ночи, и ушел с ощущением, что сделал что-то ужасное.
6.6
- Вы онанировали, глядя на фотографию.
- Совершенно верно.
- Но таких мыслей у вас не было, когда Нетти показала ее вам?
- Пожалуй.
- Что изменилось?
- Как только фотография перестала ассоциироваться у меня с кабинетом судьи, она сразу стала другой.
- Какой же?
- Какой я и хотел видеть ее в то время.
7.1
10 июня 1975 г.
Мистер Диксон, пожалуйста…
Когда я приду в школу, в последний день занятий седьмого класса, это также будет последний день учебы в начальной школе. Я имею в виду следующее: вернувшись с каникул в сентябре, мы придем уже в новую школу, второй ступени (или среднюю, как ее теперь называют). И придя в нее, мы будем долго ждать (пять полных лет), прежде чем у нас появится возможность принять участие в мероприятии, которое можно провести прямо сейчас. Я, разумеется, говорю о выпускной церемонии. Какой она будет, я могу только фантазировать.
В последний месяц двенадцатого года обучения мы отдалимся от учащихся младших классов, забудем об их существовании. Однако в их глазах мы будем выглядеть героями, совершающими нечто великое. Нас же будет тянуть к одноклассникам, между нами будут устанавливаться прочные связи, ничем не обусловленные, за исключением утверждения, что математики рождаются в одно время, а демографы собираются в одном месте.
Во время предпоследнего уик-энда двенадцатого года обучения нас объявят безумными родители и учителя. Нас будут любовно поощрять делать все то, что разрешено им. Нас будут подталкивать к крайностям… к примеру, пить всю ночь и не приходить домой до утра. Нам предоставят лимузины с шоферами, чтобы отвезти в роскошные отели. Гигантские стереосистемы будут гонять нас по танцплощадкам, пока нам не придется пойти в туалет, чтобы проблеваться. На следующее утро мы будем приходить в себя от этой эрото-насильственной вакханалии, думая о том, чего делать не следовало: от актов вандализма до потери девственности. Список может получиться очень длинным.
Обо всем этом я могу только мечтать.
Но поскольку мы все еще в начальной школе, а администрация не думает о выпускной церемонии, мне остается только фантазировать. И я полагаю, это несправедливо. Почему у седьмого класса не может быть своей церемонии, как у двенадцатого в средней школе?
Нетти Смарт
- Прекрасно, - проговорил я на полном серьезе, возвращая Нетти ее письмо.
- Благодарю, - ответила она. - Я взяла кое-какие журналы, "Нешнл лэмпун" и "Тайм" напечатали статьи о выпускном ритуале. - Нетти сложила письмо и сунула в карман джинсов.
- Ты собираешься пустить его по кругу, чтобы все расписались? - поинтересовался я.
- Нет смысла, - ответила она. - Я уже показала его Диксону. Он сказал, что не разрешит выпускной церемонии, даже если письмо подпишет весь город.
- Ох уж этот Диксон!
Вечер пятницы выдался жарким и солнечным. Мы с Нетти сидели в тени парадного крыльца дома Смартов, с бейсбольными перчатками на коленях, наблюдая за спектаклем.
Момент прошел. Мы его упустили.
Нетти подтолкнула меня.
- Мне его жалко, - указала она на своего обкуренного брата Дунка, которого вместе с партнершей по выпускному действу Анной Хирш водили по лужайке, пока родственники фотографировались, а соседи останавливались, чтобы поглазеть. - Я хочу сказать, ему это не в кайф. Он это делает только для матери. - Она перевязала шнурок, чтобы чем-то себя занять.
- Ну, винить его за это нельзя, - заметил я, прежде чем спросить, будут ли к нашему выпускному вечеру по-прежнему в моде эти дымчато-синие фраки. На что Нетти рассмеялась, качая головой. Я хотел спросить, что она думает насчет платья Анны, но вовремя остановился. Платья Нетти ненавидела. Но не переменит ли она свое мнение за пять лет? Может, стоило задать этот вопрос? Но я не решился.
Еще момент прошел. Мы его упустили. Потом ушли в парк с бейсбольными перчатками.
Нетти бросала мяч, а я ловил. Меня это всегда успокаивало. Пока она отрабатывала крученый бросок, у меня было время для обдумывания всяких проблем. Самая главная: письмо Нетти. Конечно, я сказал ей, что оно прекрасное, но, честно говоря, понятия не имел, с какой стати она его написала, хотя, разумеется, имела полное право жаловаться на отсутствие выпускной церемонии в седьмом классе.
- Нетти, почему ты не написала о том, чем мы, семиклассники, могли бы заняться на выпускной церемонии, а не расписывать так подробно вечер двенадцатиклассников?
Нетти ответила резким, высоким броском.
- Потому что это ритуал, которого у нас нет.
Она взрыхлила землю мыском. Я вернул ей мяч, потом присел на корточки, чтобы рука пришла в себя от ее последнего броска.
- Да, я знаю. Но ты не думала, что все эти рассуждения о блевотине и лимузинах могли сработать против нас?