* * *
Именно в отеле "Эрли" я начал разговаривать вслух, когда писал, и через неделю другие жильцы, в основном, бывшие актрисы, занятые только тем, что сравнивали свои альбомы газетных вырезок, пожаловались, что сумасшедший мальчик вторгся в их святилище, и что он все ночи напролет что-то вслух бормочет, так что они не высыпаются и выглядят ужасно, когда по утрам начинают обходить своих агентов и продюсеров, и поэтому им впервые в жизни предлагают характерные роли. Только одна из них защищала меня от других. Это была актриса по имени Клер с чем-то, которая когда-то имела громадный успех в пьесе Стейнбека. Она была дамой с добрым сердцем и сильным характером, но от ее защиты было мало толку, потому что ее великолепная фигура и замечательный альбом газетных вырезок отдаляли ее от прочих тамошних актрис. Так меня и увезли для наблюдения на Губернаторский остров, а это, если вы не знаете, психлечебница на Ист-ривер, и там меня наблюдали, после чего решили не выписывать оттуда, несмотря на протесты Моизи и Клер, которые навещали меня каждое воскресенье. Я вслух не протестовал, и вообще не протестовал, я в отчаянии ждал чего-то, а именно - возвращения "живого негра на льду" и его воскресных концертов в Мэдисон.
Ужасный опыт вроде этого помогает взрослению, особенно в камере, потому что даже когда ты смотришь в никуда, пока ждешь, ты замечаешь некоторые происшествия, а не только бурю в своей голове. Я опишу только одно. Среди обитателей моей палаты на острове был один совершенно карикатурный стареющий педераст, поступивший к нам крашеным блондином, но теперь ставший совершенно серебряным. Он вечно находился в движении, курсируя по коридору и вокруг дневного зала, всегда с расческой в руке, касаясь ею своих кудрей, и совершая одну ужасную ошибку - он останавливался, чтобы закатить свои глазки прямо перед ирландцем - водителем грузовика не по профессии, так называют здоровых мужиков - мужланов, он тоже был здесь под наблюдением, потому что по ночам избивал свою жену, и его кулаки всегда самопроизвольно сжимались, как только приближался вечер, как если бы он ждал, что сейчас появится его жена. Ну и один раз, когда это фантастическое существо останавливалось перед ним что-то уж слишком часто, водитель грузовика вскочил и с такой силой всадил кулаком по зубам педерасту, что выбил ему все передние зубы. Само по себе это не стоило бы и рассказывать, я думаю, но что мне кажется достойным упоминания, когда я сижу сейчас с тикающим будильником, показывающим пять часов, а Чарли все нет, это то, что на следующее утро среброволосый педераст снова прошествовал по коридору в дневную комнату, провел расческой по своим кудрям, не замечая, как он выглядит с раздутыми губами, полуоткрытыми над темно-красной каверной рта, где так внезапно были удалены все зубы. Водитель грузовика сидел точно на том же месте, что и предыдущим вечером, а среброволосый педераст с темно-красной каверной остановился точно перед ним, точно также закатывая глазки и с фальшивой глупой улыбкой, и тут что-то случилось, но я не знаю, что. Я честно не помню, хотя точно помню, что случилось что-то шокирующее.
Конечно, я знаю также, что запомнил всю эту сцену с педерастом и водителем грузовика, как если бы это был юмористический комикс, хотя тогда, когда мне было двадцать, он совсем мне таковым не показался.
"Ужасный опыт", "помогает взрослению", дерьмо собачье…
О Господи, вспомнил. Водитель грузовика вскочил снова, обнял педераста, прижал его к себе и всунул свой язык в окровавленную каверну его рта со страстными стонами, сказать про которые - трансцендентальные, значит ничего не понимать в романтике.
Может, это и "помогает взрослению" в конце концов, только я не знаю, насколько я после этого повзрослел и для чего.
* * *
Минуту назад я выходил за пределы прямоугольника с крючками, в котором мы живем, чтобы взглянуть в окна безлюдной пустоты, где прямоугольник приютился. Не помню, ходил ли я еще туда этой ночью. Хотя давно уже не ночь, поскольку больше пяти утра, но если так темно, то и этот час можно назвать волчьим.
Мое первое впечатление от темной пустоты было - тишина. Потом я начал различать в ней тихие звуки, приглушенный расстоянием перестук лапок грызунов, отчаянный визг маленького существа, попавшего в зубы большому.
Я думал о многом: жили бы крысы в этом месте, если бы в части его не обитали люди? Думаю, вероятно, да, потому что крысы - существа, выживающие благодаря приспособляемости, над землей и под землей, в местах, обеспечивающих им существование, скрытое для всех, кроме самих себя и кошачьей угрозы, которая для них то же самое, что Моизи называет "внезапное метро" для людей. У меня отвращение к крысам и прочим грызунам, хотя я обожаю их хитрость и их упорство при всех обстоятельствах и во все времена года. Думаю, они соревнуются с насекомыми и микробами за право пережить человека на этой земле. Я подумал о микробах, о венерических видах, потому что Лэнс дважды меня заражал гонококками, а еще лобковыми вшами. У меня в бесплатной клинике дважды брали на анализ мазки из члена и заднего прохода, и этот опыт был для меня таким же оскорбительным и ужасным, как и пребывание на Губернаторском острове, а что касается лобковых вшей, то я никогда не чувствовал себя так отвратительно. Я ничего не слышал об их существовании, пока они у меня не появились и Лэнс не объяснил мне, что это такое. Он раскаивался из-за них, но защищал свою потребность в сексе во время турне с шоу на льду.
- Малыш, если ты научишься кататься, я возьму тебя в шоу и буду самым верным любовником на свете, но пока ты заявляешь, что твои лодыжки слишком слабы для фигурного катания, а я гиперсексуальный кот, то время от времени мне придется заражать тебя лобковыми вшами и триппером. Ты же знаешь, я не специально, просто потому, что я гиперсексуален, и если в полночь оказываюсь на улице и приближаюсь к симпатичному длинноволосому мальчику, то это как зов природы, от которого никому с пищеварительным и мочеполовым трактами не отмахнуться.
- Лэнс, ты рационализируешь недостатки твоей природы.
- Малыш, ты же знаешь, они летят на меня как мухи, я не вру, точно, как мухи.
- Так носи с собой в кармане спрей против мух, когда ночью выходишь на улицу, или утешай свое либидо фантазиями, как делаю я, когда ты гастролируешь.
- Что ты понимаешь под утешением либидо фантазиями? Как ты это делаешь?
- Я думаю о тебе и ласкаю свое тело по ночам, иногда зажигаю свечу и смотрю на твою фотографию в трико.
- И мастурбируешь?
- Нет. От этого секс теряет чувства, это грязная привычка, я просто фантазирую, что ты меня ласкаешь, везде-везде, пока не засыпаю.
Он подержал меня в замке своих ног, а потом сказал:
- Иногда мне кажется, что мне тебя послал сам Бог.
Он заставил меня встать, вытащил из своего багажа бутылку под названием "А-200" с бледно-зеленой жидкостью, которую медленно и тщательно втер в мои лобковые волосы, вокруг гениталий, подмышками, и даже в легкий пушок, окружающий мои соски. Укусы перестали чесаться, и возникло холодное и успокаивающее ощущение. Очевидно, эта штука мгновенно убивает паразитов, а я чуть не кончил от манипуляций его пальцев.
- А теперь то же самое сделай мне.
Я так же медленно и тщательно промассировал его этой волнующе холодной жидкостью, "А-200", и когда я натирал ему яйца, громадные, как у мула, я внезапно прошептал ему:
- Я сейчас кончу.
- Быстрее, быстрее, давай его мне!