Заваливается ОФ. Жрать, говорит, хочу! Мечется, на меня смотрит. Я равнодушно-повествовательным тоном сообщаю, что до отхода троллейбуса осталось пять минут. Следующий через одну тысячу восемьсот секунд - бывает, правда, он запаздывает… и Санич обычно уезжает с этой же остановки - что он подумает, и какой пример мы, фолловзелидеры, подадим ему и всем-остальным-навсегда-оставь-в-покое-мой-дисциплинированный?!..
Я весь трясусь от злости и напряжения, а он что-то конообится в коридорчике, где стоит газ, на котором мы варим пищщу, а также тут же таз, от которого всё вокруг неприлично пропахло уриной, даже уже аммиаком. И вот он в этот самый момент профанистично орёт мне оттуда: "Ты, ублюдок бастардский, хоть бы раз таз вынес - видишь: нассано уже до краёв, щас Дядюшка дед придёт…" ("Дядюшка дед" - это, как вы догадались, наш квартирохозяин). Он, как всегда, берёт переполненный таз за ручки и несёт его выливать в заснеженный огород - весь путь всего десять шагов, но никогда никто кроме бедного смиренного да согбенного О’Фролова их не делает. Я пью из бокала холодную кипячёную воду, смотрю в окно - четвёртый шаг по гололёду - эффектная пробуксовка - я выплёвываю воду - ОФ, ругаясь, уже лежит на земле, буквально накрывшись тазом, буквально отплёвываясь мочевиной!
Мы удыхаем минуты три - он там, я здесь, затем скооперировавшись. Я говорю, что всё, надо ехать, и что как ехать: я есть хочу невыносимо. У него другие проблемы - он весь воняет (а душа, равно как и сортира, как вы уже поняли, у нас не предусмотрено, равно как и приличной сменной одежды), протирается какой-то тряпкой из коридорной шторки, надевает свои штаны- алкоголички (благо, недавно матушка их ему подзашила-подлатала) и сэкс-экстравагантную майку в красных звёздочках, в коей, если верить той же его матушке, фигурировал ещё в пятом классе, эффектно подчёркивая её красно-белую палитру звёздочкой с кудрявым Володей Ульяновым, мир его духу.
- Олёша, сынку, хуй со мной и хуй с тобой - давай… - он запнулся, сглотнув слюну, весь взгляд и облик его выражал до боли знакомое мне запредельное "Володя, Володенька, открой дверь, Володя, открой революцию!..", - возьмём… бутилочку.
- Да ты…
- У! Не надо вот этого - времени нет. Все твои причитания, отягощения, воззвания к совести, разные там аргументы и разумные доводы мы знаем, скажи да или нет.
Я, естественно, сказал да. С большой буквы Да! Сразу признаюсь: мне чудовищно понравилось предложенное этим почти гениальным (в отличие от совсем меня, конечно) человеком и гражданином разрешение гордиевых хитросплетений данной жизненной ситуации. Да и не такой уж я поебасик и пидорочичек, чтобы серьёзно верить в "новую жизнь", в "ЗОЖ" и "хорошо учиться", в "семью и работу". С этого всё и началось.
2.
Шинок был по пути, через несколько домов по улице. ОФ нырнул туда с моим двадцатником, я ощупывал в кармане куртки керамический дедов стаканчик. Мы ведь спешили. Было уже ровно, ровно, даже больше…
Маленькую запивочку мы приобрели в ларьке у самой остановки. Санича не было, троллейбуса тоже. "Давай!" - радостно провозглашает ОФ, отворачивая зубами сначала одну, потом другую - обе одинаковые бутылочки. "С праздничком!" - произносит он наш классический алкоголический тост и натренированным движением выпивает-запивает. "С праздничком!" - весело отзываюсь я и выполняю так же отточенно-мастерски. Холодное, да и холодно, да и людишки на остановке лупятся. "Нэболшой", - говорит мой соратник, согруппник, собутыльник и созапивочник, - короче, сразу видно: со-лидер "ОЗ"… Я то же: "Вах, нэ болшой!".
Подходит 13-й троллейбус, садимся, а пить-то уже хочется - как говорит не зазря получивший прозвище Рыбак О’Фролов, "уже подкормлено". Достаём, вернее не убрали… по третьей… Как говорит Бирюков - хо-бо-ро! Оно же - зело борзо! Однако на следующей остановке всё заполняет народ с работы и с рынка - так называемый час-бык - невозможно даже руку ко рту поднять…
По четвёртой выпиваем уже под ёлками у проходной - обувная фабрика, в красном уголке коей мы почему-то репетируем - за счёт Санича репетируем, кстати - и ясное дело, что в доску - в доску в трезвом виде всегда реп-петируем - олвэйз. В коридоре уже слышатся раскаты нестройной музыки - интересно, на чём приехали мы и на чём - напротив - они…
"Короче, делаем вид, что мы насосы; бутылку я спрячу в куртку"
"Гмм-г"
"В перерыве все пойдут курить - возвращаемся раньше - только по одному - и по одному… И на Санича не дыши - сразу учует…"
Немного возбуждённые, заходим. Санич прекратил долбить, Вася аж что-то пропиликал как на скрипке, Репа привычно ухмыльнулась, потирая лапками поверх трёхструнного баса.
- Хе-хе, родные, время-то сколько, осознаёте?!
- Спокойно, - начал я довольно уверенно, - наше опоздание связано с тем…
…что мы жрём, - тихо подсказал ОФ и я сбился, замялся и… и мы всё-таки удохли. Вдвоём. Другим я, откашлявшись, продолжил: мол, институт, троллейбусы и т. д. - да никто как всегда и не обратил внимания на мою "лидерскую болтовню".
Все стали что-то наигрывать, отстраивать звук; О’Фролов то и дело нырявший к своей куртке за отвёрточкой, проводком или изолентой, сильно беспокоил меня. Санич был тоже подозрителен и мрачно-неодобрителен.
Наконец воззвали ко мне:
- Ну что, Лёня, что будим?
- Новое пока не будем, погнали то же самое, все шесть песен.
- Тьфу! - послышалось некое неодобрение изо всех углов, особенно от Саши.
- Хуль "тьфу!" - спроси у Репы, выучила ли она партию, - внезапно поддержал меня ОФ.
- Сынок, ты выучил партию? - строго спросил Саша.
- Да, мать! - по ответу Репы всё было ясно. Она вовсю лыбилась и светилась румянцем.
- Темпо, темпо, сыночек, ты слишком медленно ведёшь… вяло… - с умным видом оборачиваюсь я к Репе, бесстыдно спустившей ниже яиц корягу-бас, упрощённый до трёх струн, зато подключенный к мерзкому квадродисторшену.
- А то непонятно, что можно сыграть такими мягкими, блять, как ватка, лапками… - буркнул ОФ, и мы начали.
Репа, конечно, опять отставала, отспаривала замечания, и вскоре на неё перестали обращать внимание (она и предварительно была сделана потише остального). Она только нагловато лыбилась, розовея щеками с мужественными баками.
Но что-то было не то ещё. По привычке мы косились на Сашу - обычно он только начинает играть какой-нибудь из своих особо остроумно изобретённых или не менее остроумно содранных с "Therapy?" боёв - раз, и сбился, бросает палочки, опускает длинные трясущиеся руки, мы слышим тяжкий вздох его брутального большого мешка и сипло басовый выработанный им самим текст: "Я сегодня не могу" (обычно он всегда с жёсткого похмелья). Он и сегодня был с будунища - и все знали об этом (нельзя же вообще людям запретить пить!). Но он бросил играть и, обращаясь бесцеремонно к нам, лидерам-основателям гениального за счёт нас "ОЗ", сказал: "Эй вы!.. да, да, те, кто из Пырловки, я что-то не въехал - вы нето пьяные?!" (Да, как вы знаете, мы родились в деревне, вернее, в селе - я в Сосновке, ОФ в Столовом - посему и снимаем углы). Все обратили взоры к нам. Особенно Репа. "Охуели что ли?!" - довольно натурально возмутился О.Фролов. - "Поди-ка сюда, - сказал Саша, вставая, - сюда, сюда и дыхни-ка сюда!.."
Так наш обман был разоблачён, лидерство дискредитировано, настрой на серьёзную работу и новую жизнь напрочь отшиблен - что и явилось причиной давно ожидаемого распада группы. Кроме того, халатное отношение привело к разрушению материально-технической базы…
3.
Надо ли говорить, что Саша тут же конфисковал заветную бутылочку и тут же принял ея внутрь безраздельно. Начался разброд и шатания - пытались продолжать играть, но получалось совсем не то. Тогда решили исподволь возвернуться к исконной концепции "но репетишнз" - "от гриба". Но тоже как-то… Тогда весьма скоро решили обратиться к ещё более фундаментальной затее - просто обожраться - всем вместе и в думпел - какое милоделие! Всё свернули и поехали к нам.
Эта "исконная" пьянка и открыла целую серию из ряда себе подобных и даже уж далеко из него выходящих странноватых вечеров в нашей скромной странноприимной обители, породивших, как уже было заявлено выше, невероятные кривотолки в местной информальской среде: мол, "ОЗ", мало того, что так дебилы и ещё это же и декларируют, после каждой репетиции обжираются до умопомрачения, до облёвки, до срывания башни, до самопроизвольного моче- и кровопролития… Ну это ладно, этим никого не удивишь, это нормально, - а они-то ещё сначала играют меж собою в лото (!) и в карты на деньги, при этом выпивая на проигранные-выигранные кровные самогонку, дерутся за копейки, а если уж у одной или ни у одной партии (они играют двое на двое) не хватает на бутылку, тут доходит чуть ли не до смертоубийства. Но это ещё не всё - после этого, разъярённые и изнурённые азартом игры и выпитыми тремя литрами, они врубают на всю катушку "жесточайшую" музыку, раздеваются догола и начинаются знаменитые "барахтания", особо изощрённые, почти уже обрядовые для них танцы, в ходе которых совершаются некие оккультные действа, самое приличное из которых - осквернение домашних икон; далее участники вакханалии впадают в экзальтацию, затем в экстаз, затем в транс, сплетаются, при этом нередко совершая половые сношения, производя акт дефекации или принося ритуальную жертву - все вместе насилуют или мажут выделениями кого-нибудь одного, чаще всего "левого".
Надо ли говорить, кто рассказывал сии истории и кем он казался в глазах слушателей.