3
Поручив душу повешенного заступничеству Пресвятой Девы и Святых Праведников, мы покинули проклятое место, но, уходя, я еще раз оглянулся на прелестное дитя палача. Она стояла там, где я ее оставил, и смотрела нам вслед. Ее нежный белый лоб по-прежнему венчала диадема из золотистых примул, придававшая особое очарование ее прелестному лицу, а большие темные глаза лучились, подобно звездам в зимнюю полночь. Мои спутники, для которых "дочь палача" означало нечто безбожное и отталкивающее, стали укорять меня за выказанный к ней интерес; мне же грустно было думать, что это милое, красивое дитя вызывает у людей презрение и брезгливость, ничем не заслужив их. Почему она должна страдать из-за ужасной профессии своего отца? И разве не чисто христианское милосердие побуждает невинную девушку отгонять воронье от трупа человека, которого она совсем не знала при жизни и который был сочтен недостойным существовать на земле? Я находил ее поступок более христианским, чем даже милостыня, которую раздают бедным самые что ни на есть христианские благотворители. Я высказал эти мнения моим товарищам, но с сокрушением убедился, что они их не разделяют; напротив того, я был назван ими мечтателем и глупцом, желающим ниспровергнуть вековечные и здравые народные обычаи. Таких людей, как палач и его родные, все должны сторониться, настаивали они, иначе и на них распространится проклятье. Однако у меня хватило твердости духа не отступиться от своих взглядов. Я кротко вопрошал, справедливо ли обращаться как с преступниками с людьми, которые служат составной частью судебного механизма, предназначенного как раз для того, чтобы карать преступников? Хотя в храме палачу и его семье выделяют отдельный, самый темный угол, но разве не обязаны мы как слуги Господни проповедовать евангелие справедливости и милосердия и показывать пример христианской любви и сострадания? Но братья разгневались на меня, и безлюдная местность огласилась их громкими возгласами, так что я в конце концов ощутил себя виновным, хотя и не понимал, в чем. Оставалось надеяться на то, что Небеса окажутся милосерднее к нам, чем мы друг к другу. При воспоминании о дочери палача мне было отрадно думать, что имя ее Бенедикта, "благословенная" по-латыни. Наверно, родители избрали его, чтобы дать благословение той, которую в жизни никто больше не благословит.
Но я должен описать удивительные виды, среди которых мы теперь пробирались. Не знай мы твердо, что весь мир - Господень, ибо Им создан, мы бы, пожалуй, сочли эту дикую местность царством нечистого духа.
Далеко внизу рокотала река и пенилась на перекатах, теснимая уходящими ввысь скалистыми пиками. Слева от нас темнел черный сосновый лес, а впереди поднималась грандиозная вершина. Как ни грозно она высилась, но в ее облике было и что-то смешное - гладкая и коническая, она походила на дурацкий колпак, казалось, какой-то мужлан надел углом на голову мешок из-под муки. В сущности ведь ничего страшного, это всего только снег. Снег в середине солнечного мая! Воистину дивны дела Господни, так что даже не верится. Мне подумалось, что вздумай эта старая гора покачать головой, то-то снегу насыплется вокруг!
К немалому нашему удивлению, там и сям вдоль дороги земля была расчищена от леса, так что хватало места поставить хижину и разбить сад. Иные из этих простых жилищ открывались взгляду на кручах, где в пору было разве что орлам свить гнездо; но не существует, видно, мест, недоступных для человека, он тянет руку всюду, не боясь угодить пальцем в небо.
Наконец, мы достигли места нашего назначения, и сердца наши наполнились благочестивой радостью при виде храма и жилища, возведенных во имя возлюбленного нашего Святого Патрона в этой дикой местности. На горе, поросшей соснами, были выстроены хижины и дома, а среди них стоял монастырь, словно пастырь в окружении стада. Церковь и монастырь были сложены из рубленого камня, имели красивый вид и благородные просторные пропорции.
Испросив благословения милосердного Господа, ступили мы в святые места.
4
Теперь я уже несколько недель прожил в этом диком краю, и здесь с нами Господь. Здоровье мое превосходно, а этот дом, посвященный возлюбленному нашему Святому Патрону, - воистину оплот веры, твердыня покоя, приют для всякого, кто бежит от нечистой силы, убежище несущих бремя страдания. Правда, ко мне самому это все же не относится. Я молод, и хотя на душе у меня покойно, однако опыта общения с миром и его обычаями я почти не имею и поэтому легко могу, мне кажется, совершить ошибку и впасть в грех. Жизнь моя течет подобно ручью, который тянется серебряной нитью, беззвучно и безмятежно, через приветливые поля и цветущие луга, но знает про себя, что стоит разразиться буре и выпасть дождям - и он превратится в бурный поток, с силой и необузданностью страсти несущий к морю муть и обломки.
Не горе и не отчаяние побудили меня удалиться от мира и искать прибежище у Святой Церкви, а лишь горячее желание служить Богу. Я стремлюсь к одному: посвятить себя возлюбленному нашему Святому, исполнить веления Церкви и, как надлежит слуге Господа, быть милосердным ко всем людям, ибо я всех их душевно люблю. В сущности. Церковь мне родная мать, ибо, в раннем детстве оставшись сиротой, я бы тоже погиб без пригляда вслед за родителями, если бы Церковь не пожалела меня и не взрастила как свое родное дитя, дав мне пищу, одежду и кров. А какое блаженство уготовано мне, когда я, бедный монах, получу благословение и буду возведен в священнический сан! Я часто думаю и мечтаю о том, как это произойдет, и стараюсь приготовить душу к принятию высоких Святых Даров. Знаю, что всегда останусь недостоин такого блаженства, но все же уповаю, что смогу стать честным и искренним священнослужителем и буду служить Богу и человеку в согласии с заветами, полученными свыше. Молю Небеса об испытании соблазном, дабы я мог пройти сквозь пламя, не обжегшись, а лишь очистившись мыслью и душой. Но пока что на душе у меня мир и благодать, дух мой, убаюканный, дремлет, и все испытания и соблазны жизни где-то далеко-далеко, как далеки угрозы морской стихии от того, кому едва слышны удары прибоя.
5
Наш настоятель отец Андреас - мягкий и богобоязненный человек. Братия живет в мире и согласии, но не праздно, без суетности и высокомерия. Соблюдают умеренность, не слишком предаваясь радостям застолья - похвальное самоограничение, ведь монастырю тут принадлежат, куда ни посмотришь, все окрестные земли и угодья, холмы и долины, река и лес. В лесу полно разнообразной дичи, из коей все лучшее приносится к нашему столу, и мы едим ее с большим удовольствием. А питье у нас в монастыре варят из солода и ячменя и получают крепкий, горький напиток, хорошо освежающий при усталости, но, на мой вкус, не особенно приятный.
Самой примечательной особенностью здешних краев являются соляные копи. Говорят, горы внутри состоят из одной соли - до чего же дивны дела Твои, Господи! Ради добычи этого минерала человек проникает с помощью шахт и штолен в самое чрево земли и извлекает на солнечный свет горькое содержимое холмов. Я своими глазами видел соль в кристаллах красного, коричневого и желтого цвета. На соляных копях заняты наши крестьяне и их сыновья, и даже некоторые работники из чужих стран; и над всеми главенствует распорядитель работ, который называется здесь - зальцмейстер. Это суровый человек, пользующийся большой властью. Наш настоятель и вся братия находят для него не много хороших слов, и не по недостатку христианского человеколюбия, а потому что у него дурной нрав. У зальцмейстера есть единственный сын по имени Рохус, красивый, но буйный и порочный юноша.
6
Люди в здешних местах живут гордые и упрямые. В одной старой хронике говорится, так я слышал, что они - потомки римлян, которые в свое время проложили в горах немало штолен ради добычи драгоценной соли; иные из этих штолен существуют по сей день. Из оконца моей кельи мне видны исполинские вершины и венчающие их темные островерхие леса, которые к ночи вспыхивают в закатных лучах, словно охваченные небесным пожаром. Праотцы здешних жителей (после римлян) тоже были, говорят, жестоковыйны и долго упорствовали в идолопоклонстве, когда окрестные племена уже все приняли крест Спасителя. Но теперь они тоже склонились перед этим святым символом и смягченными сердцами приняли животворную истину. Могучие телом, духом они кротки и покорны слову Божию. Нигде с таким пылом не целовали мне руку, как в этих местах, а ведь я не священнослужитель! Вот доказательство власти и торжества нашей славной веры.
Люди здесь крепкого сложения и прекрасны лицом и статью, особенно молодые мужчины; да и старые тоже держатся очень прямо и гордо, будто цари. У женщин длинные белокурые волосы, они их заплетают и красиво обвивают вокруг головы, а также любят украшать себя самоцветами. У иных глаза такие, что всегда затмят темным блеском игру драгоценных рубинов и гранатов, которые они носят подвешенными вокруг шеи. Говорят, молодые мужчины бьются друг с другом за женщин, как олени за лань. Увы, какие греховные страсти кипят в мужских сердцах! Однако сам я ничего такого не знаю и никогда не буду испытывать подобных безбожных чувств, так что не мне судить и выносить приговор.
Какое счастье, о Господи, - благодатный покой, коим Ты наполняешь души посвященных Тебе! Взгляни, у меня в груди не кипят страсти, в ней царит безмятежность, как у дитяти, зовущего: "Авва, Отче!". И да будет так всегда.