- А теперь положите руку на эту подушечку, мистер Браун. Есть отпечаток. Та-а-ак-с! Отлично! - Он понизил голос и свойски подмигнул: - Не бойтесь, ничего плохого не будет, мистер Браун. Это простая формальность; мы обязаны, понимаете? Они отошлют их в Вашингтон, где уже собраны восемьдесят пять тысяч отпечатков. Там есть отпечатки даже шерифов и другого начальства. Я не удивлюсь, если там окажутся отпечатки и некоторых сенаторов. Теперь другую руку, дружище; есть оттиск. Что, раньше не приходилось делать такое?
- Нет, - ответил Браш. - В другом городе, когда меня арестовали, не утруждали себя такой процедурой.
- Возможно, у них не было аппарата, - заметил Бохардус, самодовольно пристукнув костяшками пальцев по стеклянному столу. - Мы выложили две тысячи долларов за эту штуку. Великолепная вещь!
Браш внимательно рассмотрел оттиски.
- Этот палец получился не совсем отчетливо, мистер Бохардус, - заявил он. - Я думаю, надо сделать еще раз.
- Нет, этого достаточно. Отличный оттиск. Видите эти спирали?
- Да.
- Самые превосходные из всех, что я когда-либо видел. Говорят, по ним можно узнать характер человека.
- Неужели?
- Да, говорят, можно. Та-а-ак. Готово. А теперь мы сделаем ваше фото. Будьте добры, станьте там, головой в рамку. Готово. Отпечатки пальцев, вообще-то, удивительная вещь. Держите! - продолжал Бохардус, положив на грудь Брашу картонку с номером. - Даже если сделать триллион триллионов таких отпечатков, двух одинаковых не найти.
- Вот это да! - ответил Браш, с благоговением покосившись на стеклянный стол аппарата. Бохардус накрылся с головой у камеры.
- Может быть, мне улыбнуться? - спросил Браш, глядя в объектив.
- Не надо, - ответил Бохардус, наводя резкость. - Обычно мы не просим улыбаться в подобных случаях.
- Я полагаю, за свою жизнь вы насмотрелись на уголовников, мистер Бохардус?
- Я? Еще бы. Я видывал таких убийц, которые и свою родню не жалели, которые и жен своих травили, которые и на флаг плевали. Вы не представляете себе, чего я насмотрелся. Та-а-ак-с! А теперь боком, в профиль, мистер Браун.
Он подошел и повернул Брашу голову. Пользуясь моментом, он наклонился к уху Браша и доверительно спросил:
- Извиняюсь, а в чем все-таки вас обвиняют, мистер Браун?
- Я ничего такого не сделал, - пожал плечами Браш. - Я только сказал президенту банка, что содержать банк - безнравственно, и меня тут же арестовали.
- Ох, не говорите! Подбородок чуть выше, мистер Браун.
- Меня зовут не Браун. Я - Браш, Джордж Марвин Браш.
- А-а, да-да, разумеется. Что-что? Как ваше имя, вы сказали? Хм-м. Та-а-ак-с! Готово. Я думаю, фото будет первый сорт.
- А вы не продадите мне несколько штучек, мистер Бохардус?
- Нет, извините, не положено. Хотя, должен признать, меня еще об этом не просили.
- Вот как! А я бы купил несколько штук. За последние два года я ни разу не фотографировался. Я уверен, моей маме было бы любопытно взглянуть на меня в таком ракурсе.
Бохардус строго взглянул на него.
- Не думаю, чтобы это было хорошим тоном, мистер Браун, делать из моей работы посмешище. Должен вам сказать, мне это не нравится. За пятьдесят лет, что я здесь, еще никто не смеялся надо мной, даже отпетые убийцы.
- Поверьте, мистер Бохардус, - сказал, покраснев, Браш, - я и не думал смеяться. Я знаю, вы хороший фотограф, - вот и все, что я хотел сказать.
Но Бохардус сердито молчал, когда Браш пытался вернуть его доброе расположение.
Начальник полиции, мистер Саутвик и еще какие-то должностные лица о чем-то совещались, когда Браша ввели в кабинет. Прямо с порога Браш обратился к мистеру Саутвику:
- Я не понимаю, что преступного было в том, что я сказал. Мистер Саутвик, я не могу оправдываться за те нарушения, которые я не совершал. Мне кажется, вы обиделись на меня за то, что я не вполне уважаю банковское дело, но это не повод для того, чтобы сажать меня в тюрьму, и также не причина для того, чтобы мне менять образ мыслей. Во всяком случае, все, чего я прошу, это законного суда, и я уверен, что оправдаю себя за полчаса. И я уверен, что в зале судебных заседаний будет полно народу, потому что в эти трудные времена Депрессии многим интересно будет узнать, как Ганди смотрит на деньги!
Начальник полиции вскочил и с угрозой двинулся к нему.
- Прекрати сейчас же свои глупости! - сердито сказал он. - Сейчас же прекрати! Что это с тобой такое случилось, приятель? - Он обернулся к своим людям: - Джерри, слышишь, он, кажется, того! Пожалуй, мы отправим его в Монктаун, чтобы его проверили. Как у тебя с психикой, приятель? Что это такое с тобой творится? Ты не сошел с ума?
- Нет, не сошел! - с яростью закричал ему в лицо Браш. - Я требую суда! Я совершенно точно знаю, что я не сумасшедший. Можете проверить меня, спрашивайте на память что вам угодно: даты, что-нибудь из истории, из Библии. Я - гражданин Соединенных Штатов, и я в своем уме. А если кто скажет, что я сумасшедший, я ему сумею ответить, несмотря на то, что я - пацифист! Я только лишь сказал мистеру Саутвику, что его банк - и всякий другой банк - неправедное дело, основанное на страхе и малодушии…
- Все, кончай, завязывай, - остановил его излияния начальник полиции. - Теперь слушай, Браш: если ты не уберешься из нашего города в течение часа, я тебе гарантирую смирительную рубашку и шесть месяцев в дурдоме. Ты меня понял?
- Пожалуйста, как хотите, - с вызовом ответил Браш. - Но только я не могу выбросить на ветер целых шесть месяцев.
- Гогарт, - приказал начальник, - отведи его на вокзал!
Гогарт был тот самый высокий полисмен с тяжелой челюстью и светлыми голубыми глазами.
- Ну что, дружок, сам пойдешь без глупостей или тебя придержать? - спросил он.
- Сам пойду, - буркнул Браш. - Не волнуйся.
Пройдя в молчании несколько кварталов, они остановились, и Гогарт, тронув Браша пальцем за лацкан пиджака, доверительно спросил:
- Скажи-ка мне, дружок, а где это ты услышал, что у "Мариана-банк" плохи дела? Кто тебе сказал?
- Я не имел в виду именно этот банк. Я имел в виду все банки вообще.
Такой ответ не удовлетворил Гогарта. Собираясь с мыслями, он продолжал рассматривать Браша через свои очки. Потом отвернулся и задумчиво посмотрел вдоль улицы.
- Сдается мне, сегодня у дверей банка людей больше, чем всегда, - пробормотал он.
Вдруг он повернулся к Брашу:
- Дружок, я на минуту. Не подведи меня! - попросил он.
Он кинулся в дом, у которого они остановились. Там на кухне женщина мыла посуду.
- Миссис Каулис! - сурово воскликнул Гогарт. - Как констебль нашего города, я имею право по служебной надобности воспользоваться вашим телефоном!
- О да, конечно, мистер Гогарт! - залепетала перепуганная миссис Каулис. - Что-то случилось?
- И еще вас попрошу, мэм, выйдите, пожалуйста, на крыльцо. У меня секретное донесение.
Миссис Каулис удалилась. Когда Гогарт услышал из трубки голос жены, он сказал быстрым полушепотом:
- Мэри, слушай сюда! Немедленно пойди и забери из банка все наши сбережения! Все, до последнего цента! Поняла? И побыстрее! Чтоб в полчаса обернулась. И никому не говори об этом ни слова!
Положив трубку, он позволил заинтригованной миссис Каулис продолжить мытье посуды и вернулся к Брашу. Он еще раз глянул вдоль улицы и, сочтя свой служебный долг исполненным, доверил Брашу добираться до вокзала самому.
Мистер Саутвик вернулся домой и лег на диван в гостиной, не зажигая свет. Время от времени он ворочался, издавая тяжкие стоны, в то время как его жена, ходившая вокруг на цыпочках, наклонялась к нему и, поправляя мокрый платок у него на лбу, шептала:
- Тимоти, дорогой! Не мучай себя, не думай о делах. Постарайся уснуть.
Глава 2
Оклахома. Большей частью разговоры. Приключение в конюшне. Марджи Мак-Кой дает совет
В тот же вечер Браш приехал в Оклахома-Сити и заявился в "Мак-Гро Хауз". На другой день он с утра занялся своими делами. Он обзванивал директоров школ, начальников отделов и руководителей комитетов по образованию. Он ездил в исправительно-трудовые колонии и намеревался собрать общее собрание студентов города.
В восемь вечера он постучал в дверь номера, где остановился Блоджет. Некоторое время из-за двери слышались громкие ссорящиеся голоса. Потом дверь отворилась, вышел Блоджет и плотно прикрыл за собой дверь.
- О, Браш! - сказал он. - Рад тебя видеть. Я хотел попросить тебя: будь осторожнее. Ты знаешь, у моей кузины нервное расстройство. Не касайся тем, которые могут раздражать ее. Ты понял мою мысль?
- Хорошо, я постараюсь запомнить.
- Да, в последнее время она часто раздражается по пустякам. Она только что развелась, и месяца не прошло, и вот она теперь… как это?
- Разведенная? - сочувственно подсказал Браш.
- Да-да, вот именно! Ну, идем, я вас представлю друг другу. - И он заговорщицки подмигнул Брашу. Затем он распахнул дверь и провозгласил с нервным радушием: - Марджи! Смотри, кто к нам пришел!
Марджи Мак-Кой полулежала на кровати, постелив газету под ноги, обутые в черные туфли с высоким каблуком. Ее затылок покоился на никелированной спинке кровати. Лицо ее было мрачно. В одной руке она держала стакан, в другой - сигарету. Ответив на довольно витиеватое приветствие Браша лишь слабым движением глаз, она снова уставилась в стену с непримиримым выражением.
Разговор продвигался с величайшими трудностями. Браш вел себя крайне осторожно, не зная, о чем говорить, чтобы не травмировать женщину, которая недавно пережила такую жестокую жизненную трагедию, как развод.