Глава 2. Новенькая среди важных людей
В десять часов утра в тот знаменательный четверг экипаж из поместья Тауэрз приступил к работе. Молли была готова задолго до того, как он впервые появился на горизонте, хотя было условлено, что она с обеими мисс Браунинг должна будет сесть в него не ранее последнего, четвертого раза. Она тщательно умылась с мылом, и теперь личико ее сияло чистотой; что же до кружев, платья и лент, то и они поражали белизной. Девочка набросила на себя черную накидку, принадлежавшую ее матери; богато расшитая тесьмой и кружевами, она выглядела на ребенке причудливо и старомодно. Впервые в жизни Молли надела лайковые перчатки; до той поры ей случалось носить лишь хлопчатобумажные. Они оказались слишком велики для ее маленьких и пухленьких, будто перевязанных, пальчиков, но, поскольку Бетти заявила ей, что они предназначены на вырост, то все было в порядке. Девочка не находила себе места от волнения и даже едва не лишилась чувств от долгого утреннего ожидания, хотя Бетти говорила ей, что когда с нетерпением ждешь чего-либо, то время тянется невыносимо медленно. Молли не сводила глаз с извилистой улочки в ожидании экипажа, пока по прошествии двух часов он наконец не приехал за нею. Ей пришлось сесть на самый краешек, чтобы не помять новые платья обеих мисс Браунинг; при этом не слишком подаваться вперед, дабы не досаждать толстой миссис Гуденоу и ее племяннице, которые заняли передние места; словом, сам факт того, что она сидела среди них, вызывал большие сомнения, но еще большие неудобства доставляло ей осознание того, что ее намеренно поместили в самый центр экипажа, выставив на обозрение всего Холлингфорда. День был слишком торжественным, чтобы маленький городок продолжал жить своей обычной жизнью. Из верхних окон выглядывали служанки; жены лавочников стояли в дверных проемах; домохозяйки выбегали из своих домов, держа на руках младенцев; а детвора, слишком маленькая для того, чтобы знать, как следует вести себя прилично при виде графской кареты, приветствовала ее радостными воплями. Женщина у сторожки распахнула ворота и присела в низком реверансе перед разряженными гостями. И вот они въехали в парк; а когда вдали показалось поместье, в экипаже, битком набитом дамами, воцарилась благоговейная тишина, которую нарушило едва слышное замечание племянницы миссис Гуденоу, особы приезжей, которое она позволила себе, когда они остановились перед полукруглыми ступенями, ведущими к дверям особняка.
– Кажется, это называется "подъезд", не правда ли? – поинтересовалась она.
Но ответом ей стало единодушное "Тише!". Все было настолько торжественно и величественно, что Молли перепугалась не на шутку и ей отчаянно захотелось домой. Но она позабыла о своих страхах, когда гости отправились на прогулку по великолепным садам, ничего подобного которым она и представить себе не могла. По обеим сторонам тянулись зеленые бархатные лужайки, купающиеся в солнечных лучах и переходящие в лесистый парк; если где-то и были низкие изгороди и канавы, разделявшие мягкие полотнища травы, то Молли их не заметила; а то, как ухоженный сад незаметно сменялся дикой природой, попросту очаровало ее. Неподалеку от особняка виднелись стены и заборы; но все они были увиты плетистыми розами, жимолостью и прочими только-только начинающими цвести вьющимися растениями. Повсюду были разбиты клумбы, багряные, темно-красные, голубые и оранжевые; зеленые лужайки пестрели полевыми цветами. Молли крепко держалась за руку мисс Браунинг, пока они неспешно прогуливались по парку в обществе еще нескольких дам; процессию возглавляла одна из дочерей миледи, которую явно изумляло безудержное восхищение, которого удостаивались различные достопримечательности, крупные и не очень. Молли держала язык за зубами, как и подобает особе ее возраста и положения, разве что время от времени облегчала душу глубокими судорожными вздохами. Вскоре они вышли к нескончаемому ряду сверкающих теплиц и оранжерей, где их поджидал помощник садовника. Впрочем, растения внутри интересовали Молли куда меньше, чем цветы на открытом воздухе; но леди Агнесса обладала более утонченным естественнонаучным вкусом и потому принялась распространяться то об одном редком растении, то о другом, которое требует тщательного ухода, пока Молли не почувствовала, что очень устала и вот-вот лишится чувств. Девочка была слишком застенчивой, чтобы заговорить сразу, но в конце концов, опасаясь устроить неприличную сцену, если она не выдержит и расплачется, или, что еще хуже, упадет бездыханной на какой-нибудь особенно ценный цветок, она стиснула руку мисс Браунинг и выдохнула:
– Можно мне вернуться в сад? Здесь нечем дышать!
– О да, конечно, милочка. Пожалуй, тебе и впрямь трудно понять все это. Но рассказ очень поучителен, да и латынь в нем присутствует.
И она поспешно отвернулась, дабы не упустить ни единого словечка из лекции леди Агнессы об орхидеях, а Молли повернула назад и вышла из душной оранжереи. На свежем воздухе ей моментально стало лучше. Оставшись в одиночестве и без назойливого присмотра, она переходила от одного замечательного местечка к другому, оказываясь то в открытом парке, то в замкнутом цветочном саду, где сонную тишину нарушало лишь пение птиц да журчание фонтана, а ветви деревьев, переплетаясь над головой, заключали в объятия голубое июньское небо. Она шла куда глаза глядят, словно бабочка, порхающая с цветка на цветок, нисколько не заботясь о том, где находится, пока наконец не устала настолько, что захотела вернуться обратно в особняк. Но как это сделать, Молли не знала, да и вдобавок, лишившись защиты и протекции обеих мисс Браунинг, боялась встретить там незнакомых людей. Жаркое солнце напекло ей голову, и та начала болеть. Она вдруг увидела огромный раскидистый кедр на лужайке, и густая тень под его ветвями, где так покойно можно отдохнуть, с неудержимой силой поманила ее к себе. В тени стояла и деревянная скамейка. Усталая Молли опустилась на нее и вскоре заснула.
Спустя некоторое время она очнулась от дремоты и вскочила на ноги. Рядом стояли две дамы и разговаривали о ней. Обе были ей совершенно незнакомы, и, испытывая смутное убеждение, что она совершила нечто недостойное, а еще страдая от усталости, голода и утреннего перевозбуждения, Молли расплакалась навзрыд.
– Бедная девочка! Она наверняка приехала сюда с кем-то из гостей из Холлингфорда и заблудилась, – сказала старшая из двух дам.
На вид ей можно было дать лет около сорока, хотя на самом деле ей не исполнилось еще и тридцати. Внешностью она обладала самой заурядной, но на лице ее застыло суровое выражение; ее платье было настолько богатым, насколько это вообще возможно для утреннего туалета; голос у нее оказался глубоким и ровным – такой в низших слоях общества назвали бы попросту грубым и хриплым; но это был не тот эпитет, который можно было применить к леди Куксхейвен, старшей дочери графа и графини. Вторая дама выглядела намного моложе, хотя на самом деле была на несколько лет старше своей спутницы; поначалу Молли даже подумала, что более красивой женщины еще не видала в жизни, и та действительно была очень мила и привлекательна. Дама ответила леди Куксхейвен голосом негромким и печальным:
– Бедняжка! Не сомневаюсь, что она переутомилась из-за жары, да еще и эта ее тяжелая соломенная шляпка. Давай-ка я развяжу ее, милочка.
Молли наконец-таки обрела дар речи, чтобы пролепетать:
– Меня зовут Молли Гибсон. – И, опасаясь, что ее примут за незваную гостью, добавила: – Я приехала сюда с обеими мисс Браунинг.
– С обеими мисс Браунинг? – переспросила леди Куксхейвен, вопросительно глядя на свою спутницу.
– Полагаю, это те две высокие молодые женщины, о которых говорила леди Агнесса.
– Ах, вот оно что. Я видела, как она вела за собой целую группу гостей. – Вновь устремив взгляд на Молли, она осведомилась: – Ты ела что-либо, дитя мое, с тех пор, как попала сюда? Ты выглядишь немножко бледной. Наверное, это из-за жары?
– Я ничего не ела, – жалобным голоском отозвалась Молли. И впрямь, перед тем, как она заснула, ее мучило острое чувство голода.
Обе дамы вновь негромко заговорили друг с другом. В голосе старшей прозвучала неприкрытая властность, как бывало всегда, когда она обращалась к кому-либо из посторонних.
– Посиди здесь, милочка, и никуда не уходи. Мы вернемся в дом, и Клэр принесет тебе что-нибудь поесть, прежде чем ты соберешься обратно. Отсюда до особняка никак не меньше четверти мили.
С этими словами они ушли, а Молли выпрямилась на скамейке, ожидая обещанную посланницу. Она понятия не имела, кто такая Клэр, да и есть уже особенно не хотелось, но девочка отдавала себе отчет в том, что идти без посторонней помощи не сможет. Наконец она заметила, что к ней возвращается красивая леди, за которой следовал лакей с небольшим подносом в руках.
– Видишь, как добра к тебе леди Куксхейвен, – сказала та, которую звали Клэр. – Она сама выбрала для тебя блюда к этому маленькому ленчу; а теперь ты должна хоть немного поесть, после чего тебе наверняка станет лучше, милочка… Вы можете быть свободны, Эдвардс, я сама отнесу поднос обратно.
Ей принесли хлеб, холодного цыпленка, конфитюр, бокал вина, бутылочку содовой воды и кисточку винограда. Молли дрожащей рукой потянулась за водой, но была слишком слаба, чтобы удержать ее. Клэр сама поднесла ей горлышко ко рту, она сделала долгий глоток и сразу же почувствовала себя лучше. Но вот съесть что-либо девочка так и не смогла; как она ни заставляла себя, угощение не лезло ей в горло; да и голова у нее болела чересчур сильно. Клэр явно пребывала в недоумении.
– Попробуй хотя бы виноград, так будет лучше всего. Ты обязательно должна что-нибудь съесть, иначе я даже не представляю, как доведу тебя до дома.
– У меня сильно болит голова, – пожаловалась Молли, поднимая отяжелевшие глаза на свою собеседницу.