И почти вижу, как он готовится повернуться к нам спиной и уйти, бормоча проклятия: луч фонаря развернулся на сто восемьдесят градусов, но потом снова упирается в дверь, в замочную скважину, словно пытается рассмотреть через нее нарушителей священного покоя, покусившихся на сонливое бездействие, привносящих риск.
- Только на одну ночь, завтра же чтобы духу вашего не было!
- Только на эту ночь, завтра же и духу нашего не будет, - откликается Лиза влюбленным эхом.
- Только на эту ночь, договорились?
Щелкает замок, прямоугольник мрака взламывается, робкий свет падает на порог - и вот он перед нами, этакая пародия на статую Свободы. Спустя минуту шлепанцы начинают восхождение по ступенькам и мы покорно следуем за нашим сердитым гидом неизвестно куда - пока что просто наверх, в глубь этого холодного пустого вместилища, готового, похоже, проглотить нас, измельчить, превратить в студенистую массу.
- Тока нет. Наверное, обрыв на линии, - сообщает он.
- Наверное, обрыв, - повторяет залим Лиза..
Он вводит нас в просторный зал, порхающий луч фонарика замирает на овальном дубовом столе, покрытом толстой, бородатой от бахромы и кистей скатертью. Все тонет в душном мраке. Здесь царит скробное молчание, как в покойницкой. Сквозь плотную завесу затхлого воздуха едва проступают очертания предметов. И только когда нам предлагают сесть, я обнаруживаю, что с лица Лизы исчезли губы. Только недавно они были на месте посиневшие, плотно сжатые. Мне хочется спросить, куда они подевались, но интуитивно я понимаю: она наверняка ответит мне, что их сгрызла темнота, а потом словоохотливо начнет рассуждать о хищной ненасытности темноты, о ее алчной страсти, примется рассказывать в очередной раз о призраке по имени Дарк, живущем в подвале, или под крышей, или бог знает где еще, который по ночам забирается к ней под одеяло, и обнявшись, они проводят вместе всю ночь, а наутро этот призрак, крадучись, как Ромео, уходит от нее, и лишь тогда она замечает, что у нее нет губ, что, по ее выражению, она стала "безгубой, совершенно безгубой". А в заключение скажет: "Когда я становлюсь безгубой, это значит, что Дарк где-то рядом, и это прекрасно, потому что ужас подступает совсем близко".
- Я принесу вам холодного мяса и вина, - говорит хозяин и ныряет во тьму, оставляя нас в тягостной тишине.
- Один живешь? - спрашивает тьму Лиза.
- Один, - откликается тьма голосом хозяина.
- И что - у тебя не бывает гостей?
- В этот период я на замке, - отвечает голос из тьмы. - Всегда закрываю, это всем известно.
- Похоже, все у тебя на запоре. И сам закрываешься.
- Похоже, что так.
Они говорят странные вещи, и такое неожиданное взаимопонимание начинает меня беспокоить. Не люблю, когда меня выводят из игры, терпеть не могу.
- Что, Дар к где-то рядом? - спрашиваю я, чтобы прервать их диалог.
- Ага... Он здесь, я даже вижу, как он нарезает нам на ужин холодное мясо. Мы будем есть холодное мясо и пить кроваво-красное вино, - с таинственной торжественностью шепчет Лиза, и от вампирской многозначительности ее слов у меня начинают по спине бегать мурашки.
- Это, что ли, Дарк?
- Похож. Только Дарк был помоложе, и еще у него была родинка, вот здесь, у носа.
Дарк возвращается в поле зрения, держа поднос с холодным мясом. Каждое его движение отличается особой плавностью, какой-то неестественной воздушностью. Наполнив кроваво-красным напитком бокалы, он усаживается напротив.
-Ешьте.
- Я не голоден! - восклицаю я в ответ на его приглашение.
- Чего ты кричишь? - вопрошает Лиза безгубым ртом. - Нас вовсе не интересует, голоден ты или нет.
Это "нас" пугает меня, я не хочу его слышать.
- Значит, ты здесь совсем один? - спрашивает Лиза, обращаясь к Дарку.Не представляю, как ты можешь так жить. Ведь от одиночества у тебя должна болеть душа, правда?
- Это мое наказание. И не расспрашиваю ни о чем. Что бы ни случилось никаких расспросов.