Глава VI
Прогулка в лесу
Два коротких эпизода, в которых более явно обнаружилась натура мадам, подтвердили мои худшие подозрения. Однажды из галереи я увидела, как она - думая, что я на прогулке и ей никто не помешает, - подслушивала под дверью так называемого "папиного кабинета", комнаты, примыкавшей к папиной спальне. Мадам не спускала глаз с лестницы - только с той стороны она и предполагала чье-нибудь неожиданное появление. Ее огромный рот был открыт, а глаза, казалось, вот-вот вылезут из орбит. Она жадно ловила каждый звук за дверью. Я отступила в тень, испытывая омерзение и ужас. Она походила на громадную, с зияющей пастью, рептилию. Мне хотелось чем-нибудь запустить в нее, но непонятный страх заставил вернуться в комнату. Впрочем, возмущение взяло верх, и я опять вышла и направилась по галерее привычным быстрым шагом. Когда я вновь достигла поворота, мадам, очевидно услышавшая меня, уже спускалась по лестнице, одолев половину ступенек.
- А, моя дорогая дьетка, безюдержно ряда найти вас и - надетую! Ми чьюдесно вийдем!
В этот момент дверь отцовского кабинета распахнулась, и миссис Раск, чье смуглое живое лицо пылало, шагнула из кабинета, необыкновенно взволнованная.
- Господин сказал, вы можете взять бутылку бренди, мадам, и я удовольствием от нее избавлюсь… да, с удовольствием.
Мадам присела в реверансе с ухмылкой на лице, в которой сквозили ненависть и издевка.
- Лучше вам бренди иметь при себе, если пить изволите! - воскликнула миссис Раск. - Пойдите в кладовую прямо сейчас, не то дворецкий унесет его.
И миссис Раск метнулась к задней лестнице.
Это была не просто стычка - но решающее сражение.
Мадам привлекла к себе Энн Уикстед, младшую горничную, сделала из нее что-то вроде любимицы и приспособила ее для своих нужд, подкупив ее моими старыми платьями и прочими вещицами, которые я дарила ей по совету мадам. Энн была сущий ангел!
Но миссис Раск, которая никогда не теряла бдительности, однажды заметила Энн, кравшуюся наверх с бутылкой бренди под фартуком. Энн в панике во всем призналась. Мадам-де поручила ей купить бренди в лавке и принести к ней в спальню. Тогда миссис Раск конфисковала бутылку и, не отпуская Энн, тут же явилась с младшей горничной пред очи "господина". Он выслушал ее и призвал мадам. Мадам отвечала невозмутимо, прямо и без запинки. Бренди ей необходимо в лечебных целях. Она представила доказательство в виде короткого письма: доктор Некийс приветствует мадам де Ларужьер и рекомендует ей столовую ложку бренди и несколько капель настойки опия в случае возобновления болей в желудке. Бутылки ей хватит на год, а возможно, и на два. Она заявляла свои права на лекарство.
Мужчина оценивает женщину выше, чем она - сама себя. Возможно, в отношении мужчин женщины, в целом, бывают ближе к истине, возможно, женский взгляд здрав, а мужчины всегда заблуждаются. Не знаю, но таков, кажется, порядок вещей.
Обвинения миссис Раск были отклонены, а я, как вам известно, оказалась свидетельницей торжества мадам.
Сражение отгремело великое - и великой была победа. Мадам пребывала в прекрасном расположении духа. Воздух свеж. Вид чудесен. Я - просто прелесть. Все замечательно! Куда направимся? Этой дорожкой?
Я твердо решила не вести разговоров с мадам, я пришла в негодование от ее вероломства. Но подобная решительность не для юной девушки, и у черты леса мы уже оживленно, как обычно, беседовали.
- У меня нет желания заходить в лес, мадам.
- С какой цель?
- Моя бедная мама погребена там.
- Там - где склеп? - нетерпеливо потребовала ответа мадам.
Я подтвердила.
- Право, престранни цель - не ходить туда, где погребена бедная мама! О, дьетка, что сказаль бы добри мосье Руфин, услишав такое? Ви, конечно, не совсем без сердце и потом - не без меня. Allons! Пройдем тут - хотя бы часть пути!
Я неохотно согласилась.
Мы ступили на заросшую травой дорогу, и она скоро привела нас к мрачному сооружению.
Мадам де Ларужьер не могла скрыть любопытства. Она уселась на скамье напротив мавзолея в одной из самых своих томных поз - склонив голову на руки.
- Как грюстно… как мрачно, - бормотала мадам. - Какая величественная могиля! Каким же дольжно быть triste для вас, моя дьетка, посещение этого места, когда в памяти образ милой maman. Там новая надпись - разве не новая?
Да, действительно, и мне так показалось.
- Я изнурена… Может быть, ви, моя дорогая Мод, прочтете мне ее - помедленнее, поторжестьвеннее?
Подойдя к гробнице, я, не знаю почему, вдруг кинула взгляд через плечо - и ужаснулась: лицо мадам искажала омерзительная насмешливая гримаса. Мадам притворилась, что с ней случился приступ кашля. Но это ей не помогло, она поняла, что обнаружила себя передо мной, и громко расхохоталась.
- Подойдите, дьетка, дорогая. Я вдрюг подумаля, как глюпо все это - гробнис, эпитафи. У меня не будет ничего, нет, нет, никаких эпитафи! Вначале мы считаем, что тут истина… голос мертвых, а потом видим, что просто глюпость живых. Я это презираю… Как ви думаете, дорогая, ваш Ноуль - как говорится, дом с приведенными?
- Почему же? - ответила я вопросом. Я почувствовала, что покраснела, потом, наверное, побледнела: я испытывала настоящий страх перед мадам и растерялась от ее неожиданных слов.
- Энн Уикстед утверждает, что есть призрак, - вот почему. Как же темно это место, и сколь многие из Руфинов похоронены здесь - не так ли? Какие высоки деревья крюгом, какие необхватни… и никого-никого поблизость…
Мадам жутко выкатила глаза, будто уже завидела нечто из потустороннего мира, мне же она сама показалась в этот момент исторгнутым оттуда чудовищем.
- Уйдемте, мадам, - сказала я, чувствуя, что если хоть на мгновение поддамся страху, обступавшему меня со всех сторон, то совсем утрачу власть над собой. - О, уйдемте! Пожалуйста, мадам… Мне страшно!
- Нет, напротив, ми не уйдем. Садитесь рядом со мной. Вам покажется это странно, ma chère, - un gout bizarre vraiment! - но я очень люблю быть поблизость с мертвыми… в уединенны места, как это. Я не боюсь ни мертвых людей, ни живых призраков. А ви виделись когда-нибудь с призраком, дорогая?
- Мадам, пожалуйста, умоляю вас, будем говорить о другом!
- Какая глюпышка! Да вам и не страшно. Я - я виделясь. С призраками. Например, прошли ночью один, видом схожий с обезьянь, сидель в углю, обхватив рюками колени, - такое гадкое, старого-старого старикашки лицо у него было… и билющи большущи гляза.
- Уйдемте, мадам! Вы хотите меня напугать! - вскричала я, по-детски загораясь яростью, сопутствующей страху.
Мадам рассмеялась отвратительным смехом.
- Eh bien, глюпышка! Не скажу обо всем остальном, если уж ви в самой дело напуганы. Давайте поговорим о дрюгом.
- Да, да! О, пожалуйста!
- У вас такой добри человек - отец.
- Добрейший… Но, не знаю почему, мадам, я ужасно боюсь его и не могу сказать ему, что очень его люблю.
Мои признания, как ни странно, вовсе не были вызваны доверием к мадам, скорее - страхом. Я пыталась умилостивить ее, вела себя с ней так, будто она умела сочувствовать, - в надежде, что каким-то образом пробужу в ней сострадание.
- А не приезжаль к нему доктор из Лондона несколько месяцев назад? Доктор Брайерли, кажется, имя…
- Да, доктор Брайерли. Он оставался дня три. Не пойдем ли к дому, мадам? Прошу вас, пойдемте!
- Немедленно идем, дьетка… А ваш отец тяжельо страдает?
- Нет, думаю, нет.
- И какова болезнь?
- Болезнь? Он не болен. Вы слышали, что у него расстроено здоровье, мадам? - встревожившись, спросила я.
- О нет, ma foi… ничего такого не слишаль. Но раз приезжает доктор, то не потому, что здоровье отменная.
- Тот был доктором теологии, как мне кажется. Он, я знаю, сведенборгианец. Мой папа не жалуется на здоровье, ему не требовался врач.
- Я безюдержно ряда, ma chère, разюзнать это. И все же ваш отец - стари человек при дьетке нежного возраста. О да, он стар, а жизнь не предскажете. Он составиль завещание, дорогая? Всяки человек, обремененный таким богатством и, особенно, такими летами, дольжен иметь завещание.
- Незачем торопиться, мадам, для этого будет время, когда его здоровье ухудшится.
- Но неужели же нет завещания?
- Я на самом деле не знаю, мадам.
- А, плютишка! Ви не хотите сказать! Но ви не так глюпы, как притворяетесь. Нет-нет, ви все знаете. Ну же, расскажите мне все - это в вашем интересе, ведь ви понимаете. Что там, в его завещании? Когда написалось?
- Мадам, я действительно ничего не знаю. Я не могу сказать, написано ли вообще завещание. Давайте говорить о другом.
- Дьетка, не погубит мосье Руфина завещание! Он не ляжет здесь днем раньше, если напишет его. Но если он не напишет, ви можете много из собственности потерять. Будет жаль!
- Я не знаю, ничего не знаю о завещании. Если папа и написал его, то мне об этом не говорил. Я знаю, что он любит меня, - и с меня довольно.
- О, ви не такая простушка! Ви конечно же все знаете. Ну, говорите, маленьки упрямис, не то достанется вам! Скажите мне все!