Она читала монотонно, нараспев, словно произносила молитву. Потом вдруг расхохоталась, откинула голову и подставила свой прелестный лоб к губам возлюбленного. Она переживала одну из тех минут доброго, общительного настроения, которые делали ее похожей на девочку.
- Сколько монастырей! Сколько монастырей! Вот, должно быть, странное место. Хочешь, поедем в Orvieto?
Джорджио показалось, что в его сердце хлынула освежающая волна. Он с благодарностью принял миг облегчения. И, прикасаясь губами ко лбу Ипполиты, он словно черпал там воспоминание о гвельфском городе, о пустынном городе, умолкнувшем в благоговейном созерцании своего чудного собора.
- Orvieto? Ты никогда не была там? Представь себе на горе из белого камня, над печальной долиной - город, такой молчаливый, что кажется необитаемым: закрытые окна, серые поросшие травой улицы, капуцина, пересекающего площадь, епископа, выходящего возле больницы из черной кареты с дряхлым лакеем у дверцы, силуэт башни на белом дождливом небе, часы, медленно отбивающие удары, - и внезапно в глубине одной улицы чудо-собор.
Словно видение молчаливого города встало перед глазами Ипполиты, когда она задумчиво произнесла:
- Какой покой!
- Я видел Orvieto в феврале, в такую же переменную погоду, как сегодня, - то капли дождя, то лучи солнца. Я провел там один день и уехал с сожалением, унося с собой тоску по этой тишине. О, какой покой! Наедине с самим собой я мечтал: иметь возлюбленную или, точнее, сестру-возлюбленную, исполненную благочестивого чувства, приехать сюда, остаться здесь на долгий месяц, месяц апрель - дождливый, серый, но ласкающе-теплый, с искрами солнца, долгие часы проводить в соборе и около собора, срывать розы в монастырских садах, ходить к монахиням за вареньем, пить Est-Est-Est из этрусской чашки - много любить, много спать в мягкой постели, девственно задрапированной белым…
Счастливая Ипполита улыбнулась этой мечте. С невинным видом она сказала:
- Да ведь я благочестива! Хочешь взять меня в Orvieto?
И, приютившись у ног возлюбленного, она взяла его руки в свои, испытывая бесконечно нежное чувство, словно предвкушая этот покой уединения и тихую печаль.
- Расскажи мне.
Джорджио прижался к ее лбу долгим трепетно-чистым поцелуем. И он ласкал ее глубоким взглядом.
- Какой у тебя прекрасный лоб, - сказал он с легкой дрожью.
В эту минуту живая Ипполита сливалась в его воображении с идеальным образом, созданным его душой. Она казалась ему доброй, нежной, преданной, облеченной в дымку возвышенной и тихой поэзии. Она осуществляла собой его изречение: gravis dum suavis.
- Расскажи еще, - шептала она.
Слабый свет проникал с балкона. Время от времени капли дождя глухо бились в оконные стекла.
IV
- Мы уже выпили в мечтах кубок наслаждения, соприкоснулись с самым исключительным и возвышенным чувством, и поэтому, я думаю, нам надо отказаться от испытания действительности. Не поедем в Orvieto.
И он выбрал другое место - Albano Laziale.
Джорджио не знал ни Albano, ни Ariccia, ни озеро Nemi. Ипполита в детстве приезжала в Albano к своей, ныне уже умершей тетке. Итак, он найдет в этом путешествии очарование неизвестного, а она - отблеск далеких переживаний. "Разве содержание нового зрелища и красоты не обновляет и не очищает порой любви? Разве воспоминания о днях юности не наполняют сердце вечно освежающим и благотворным ароматом?"
Они решили уехать 2 апреля с полуденным поездом. В назначенный час оба были на вокзале среди толпы, проникнутые до глубины души тревожной радостью.
- Что, если нас увидят, скажи? Если увидят, - спрашивала полусмеясь, полуиспуганно Ипполита, ей казалось, что глаза всех устремлены на нее.
- Сколько еще времени до отхода? Боже, как я боюсь!
Они надеялись найти в поезде пустое купе, но, к их неудовольствию, им пришлось примириться с тремя спутниками. Джорджио поклонился господину и даме.
- Кто они такие? - спросила Ипполита, наклоняясь к уху своего друга.
- Я после тебе скажу.
Она с любопытством рассматривала их. Господин был старик с длинной окладистой бородой, с широким лысым желтоватым черепом. Дама, закутанная в персидскую шаль, затененная чем-то вроде абажура, казалась изнуренной и углубленной в себя, а в ее одежде, в ее лице было что-то, напоминающее английскую карикатуру "синего чулка". Голубые глаза старика отличались какой-то странной живостью, словно отражали внутреннее пламя, как глаза фанатика. На поклон Джорджио он ответил с милой улыбкой.
Ипполита искала в своей памяти, где могла она раньше встречать эти два лица. Ей не удавалось припомнить точно, но у нее было смутное чувство, что эти две старые странные фигуры имели какое-то отношение к ее любви.
- Скажи же мне, кто это? - повторила она тихо Джорджио.
- Мартлеты. Мистер Мартлет и его жена. Они приносят нам счастье. Знаешь, где мы уже встречались с ними?
- Не знаю, но уверена, что где-то их видела раньше.
- Они были в часовне на Via Lelsiana 2 апреля, когда я с тобой познакомился.
- Ах да, теперь помню.
Ее глаза заблестели. Случайность показалась ей чудом. Она снова с невольной нежностью посмотрела на стариков.
- Какое доброе предзнаменование!
Сладкая грусть охватывала Ипполиту. Откинув голову на спинку дивана, она думала о минувшем времени. Вот маленькая часовня на Via Lelsiana, таинственная, тонущая в голубоватом сумраке. Хор молодых девушек помещается на возвышении, выгнутом наподобие балкона, несколько музыкантов с их струнными инструментами стоят перед белыми сосновыми пюпитрами, на дубовых скамьях сидят немногочисленные слушатели, почти все седые или плешивые. Маэстро отбивает такт. Благовонный аромат душистого ладана и фиалок сливается с музыкой Баха.
Очарованная нежными воспоминаниями, Ипполита снова нагнулась к возлюбленному и шепнула:
- Ты тоже мысленно там?
Ей хотелось передать ему свое волнение, показать, что она ничего не забыла - ни одной мельчайшей подробности торжественного события. Джорджио незаметным движением отыскал в складках дорожного плаща Ипполиты ее руку и взял в свою. Оба ощущали какой-то странный трепет, напоминавший им переживания первых дней их любви. И они оставались так, рука об руку, задумчивые, несколько восторженно настроенные, несколько одурманенные теплом, убаюканные непрерывным и размеренным движением поезда, иногда они вглядывались в застланное туманом окно на зеленеющие поля. Небо было облачное. Шел дождь. Мистер Мартлет дремал в уголке. Миссис Мартлет читала Lyceum. Третий их спутник спал крепким сном, сдвинув шляпу на глаза.
- Когда хор сбивался, мистер Мартлет начинал яростно отбивать такт, как сам маэстро. Вообще все эти старики в известный момент принимались отбивать такт, словно охваченные безумием музыки.
В воздухе носился аромат ладана и фиалок. Джорджио с наслаждением отдавался капризному водовороту своих воспоминаний. "Мог ли я вообразить себе более странное и более поэтическое начало любви? Точно эпизод из какого-нибудь романтического произведения, а ведь это воспоминание из реальной жизни. Малейшие подробности запечатлелись в моей душе. Поэзия этого начала облекла всю мою последующую любовь дымкой грез". Охваченный легкой истомой, он задерживал в своей памяти некоторые образы, и они являлись ему обвеянные чарами музыки. Запах ладана… букетик фиалок…
- Посмотри, как спит мистер Мартлет, - шепнула ему Ипполита. - Мирно, точно ребенок.
Потом прибавила, улыбаясь:
- Тебя ведь тоже немного клонит ко сну? Дождь все идет. Какое-то странное дремотное состояние. Я чувствую, что мои веки тяжелеют.
И, полузакрыв глаза, она смотрела на Джорджио из-под длинных ресниц.
Джорджио думал:
"Меня сразу пленили ее ресницы. Она сидела на стуле с высокой спинкой посреди церкви. Ее профиль вырисовывался на светлом, залитом дождем окне. Когда на небе рассеялись тучи, окно стало еще светлее. Она сделала легкое движение, и я увидел ее длинные ресницы: длина их поразительна".
- Скажи, нам еще долго осталось ехать? - спросила Ипполита.
Свисток локомотива указывал на близкую станцию.
- Держу пари, что мы проехали.
- О, нет!
- Справься лучше.
- Segni Paliano, - прокричал хриплый голос около окна.
Несколько смущенный, Джорджио выглянул и спросил:
- Это Albano?
- Нет, синьор, Segni Paliano, - ответил человек, улыбаясь. - Вы едете в Albano? Вам следовало выйти в Checcina.
Ипполита расхохоталась так громко, что мистер и миссис Мартлет посмотрели на нее с изумлением. Джорджио тотчас же заразился ее весельем.
- Что же делать?
- Прежде всего надо сойти.
Джорджио передал чемоданы носильщику, между тем как Ипполита продолжала смеяться своим свежим и звонким смехом, весело встречая неожиданное приключение. Мистер Мартлет с радостным благоволением вдыхал полной грудью эту волну молодости, похожую на переливы солнца. Он поклонился Ипполите, которая, уходя, почувствовала смутное сожаление.
- Бедный мистер Мартлет, - сказала она полусерьезно, полушутливо, смотря вслед поезду, удаляющемуся по мрачной и пустынной равнине. - Кто знает, увижу ли я его еще когда-нибудь.
Потом она обратилась к Джорджио:
- Ну, что же теперь?
Какой-то служащий на станции сообщил им:
- Поезд в Checcina отходит в половине пятого.
- Все устраивается, - сказала Ипполита. - Сейчас половина третьего. Объявляю тебе, что с этой минуты мне принадлежит руководящая власть в нашем путешествии. Ты должен слушаться. Ну, мой милый маленький Джорджио, держись ближе ко мне. Берегись, как бы не потеряться.