Состоя в полку сибирских стрелков и числясь за полковым штатом, Роман Унгерн всё чаще стал занимать, правда временно, должность то отделённого командира, то взводного. Правда, Сибирские стрелковые полки русской Маньчжурской армии только назывались сибирскими. В них служили призывники из самых разных губерний европейской части России, хотя большая часть бойцов состояла из коренных сибиряков, отдельные полки, например двинцы, и вовсе формировались вне Сибири.
За дело у Юхуантуня вольноопределяющегося Романа Унгерна-Штернберга представили к первой боевой награде, к которой он так стремился. Полковой командир, бывший уже не раз свидетелем "отличной храбрости" добровольца из выпускников Морского корпуса, приказал занести его в список на представление к Георгиевскому кресту.
Так тогда назывался Знак отличия императорского Военного ордена Святого великомученика и Победоносца Георгия. Собственно Георгиевским крестом - единственной орденской наградой нижних чинов в старой России - Знак отличия будет называться только с 1913 года. А в солдатской семье он назывался уважительно "Егорием". Имел крест четыре степени. Первых два креста нижних степеней изготавливались из серебра, кресты II и I степеней - из золота. I и III степени носились с бантами из ленты георгиевских цветов на колодке. Про награждённого всеми четырьмя степенями говорили, что он имеет "полный бант".
В роте, к которой был приписан вольноопределяющийся, о бароне говорили много. Фигурой он смотрелся неординарной, как в бою, так и в обстановке обыденной жизни на войне:
- Слышь, братцы. А полковое начальство нашего Унгерна, и не выговоришь такое слово, представило к Егорию.
- Есть за что. У той китайской деревни, когда нас ополовинило, ни одной пуле не поклонился. Бежал на японца и только материл его по-нашему.
- Верно. И в окоп спрыгнул в числе первых. Японцев бил прикладом так, что они перед ним разбегались.
- Ещё бы не разбегаться. Он и в роте, если за начальство остаётся, как зверь становится. Чуть только непорядок - сразу в морду. И глаза становятся такие холоднючие.
- Упаси Бог, чтобы его на взвод по-штатному поставили. Прибьёт всех за прореху в шинелке и развалившиеся сапоги.
- А ты штопай прорехи-то. Иголка есть, нитки дам - на солдата-молодца будешь похож.
- Всё равно он непорядок где-то усмотрит. И твердит при этом так: я вам не барин - я барон.
- Попался бы нам этот барон в кирсановских лесах. Посмотрели бы, у кого кулак покрепче.
- Потише ты. Тоже мне нашёлся, тамбовский волк. За бунтарские слова на войне тебя могут отделать как вчерашнего краснобородого хунхуза.
- Это какого такого хунхуза?
- А того, что вчерась поймали и по суду вздёрнули на яблоне. Мула хотел украсть из полкового обоза по дороге. Да ещё китайской саблей размахивал на обозных.
- Так ему и надо, хунхузу этому. Не разбойничай на войне...
Так говорили о вольноопределяющемся его сослуживцы из ротных нижних чинов. Полковое же начальство, ротный и батальонный командиры хвалили Унгерна:
- Как назначишь нашего барона старшим дозора на сутки, то будет служба идти по уставу, по караульной статье.
- Вы правы, там, где начальствует Унгерн, службу можно не проверять. Всё будет исправно. В дозоре не спят, глядят в оба. Примерный будет пехотный офицер, если не убежит из Морского корпуса в кавалерию.
- Почему именно в кавалерию?
- Да он, когда боя нет, всё норовит с казаками пообщаться. Чем приглянулись ему забайкальские буряты, сказать трудно. Даже ездить верхом по-бурятски учится.
- Пускай учится. Пригодится в жизни, если армию не оставит. А как с солдатскими Георгиями?
- Из штаба дивизии отписали: через день-два доставят Георгиевские кресты для наших сибирских солдатушек. Полковой оркестр, батюшка должны быть готовы к торжественному вручению наград.
- Значит, вольноопределяющийся Унгерн по наградному списку в дивизии прошёл?
- Прошёл. Заслужил стать героем полкового праздника.
- Только бы японцы нам этот праздник не испортили. А то пойдут в атаки, шимозой прикрываясь.
- Не говори. Опять похоронки писать придётся...
Вольноопределяющийся барон Унгерн, теперь Георгиевский кавалер, был свидетелем поражения куропаткинской армии под Мукденом. Ему вместе со всеми пришлось познать горечь проигранного сражения и отступления на север. Мукденская баталия запомнится всем её участникам надолго.
24 февраля около 12 часов беспрестанно атакующим большими силами японцам, не считаясь с людскими потерями, удалось пробить брешь в русской позиции. Случилось это там, где оборонялись полки одной из трёх Маньчжурских армий - 1-й. У деревни Киузань массированной атакой была прорвана оборона 4-го Сибирского корпуса. Куропаткин, имевший резервы, не поспешил "залатать дыру", а когда спохватился - было уже поздно.
Над русским войсками нависла угроза "маньчжурского Седана". И в ночь на 25 февраля они начали отход к Телину. Показательно то, что в Мукденском сражении русские солдаты никогда не отступали перед японцами без приказа своих военачальников. Японцам всё же удалось отрезать от своих часть обозов и арьергардных отрядов противника.
В победных реляциях о военной: добыче под Мукденом в Токио из штаба маршала Ивао Ояма среди прочих телеграфировались и такие:
"…Нами захвачены неисчислимое количество шанцевого инструмента, скота, телеграфных столбов, брёвен, железных кроватей, печей и так далее".
Многим русским пехотным полкам пришлось с боем вырываться из вражеского окружения. Одним из них оказался 214-й пехотный Моршанский полк, который прорывался десять дней и ночей к городу Мукдену, отбив немало неприятельских атак.
Под стенами Мукдена капельмейстер (начальник полкового духового оркестра) пехотинцев-мокшанцев Илья Алексеевич Шатров написал слова и музыку знаменитого вальса "На сопках Маньчжурии". Слова той популярнейшей в России песни были такие:
Тихо вокруг,
Лишь ветер на сопках рыдает,
Порой из-за туч выплывает луна,
Могилы солдат озаряя.Белеют кресты
Далёких героев прекрасных,
Прошедшего тени кружатся вокруг,
Твердят нам о жертвах напрасных.Плачет отец,
И плачет жена молодая,
Плачет вся Русь, как один человек,
Злой рок судьбы проклиная.Героев тела
Давно уж в могилах истлели,
А мы им последний не отдали долг
И Вечную Память не спели.Мир вашим душам!
Вы пали за Русь, за Отчизну.
Но верьте - ещё мы за вас отомстим
И справим кровавую тризну.
Шатровский вальс "На сопках Маньчжурии" стал любимой мелодией для участников Русско-японской войны. Особенно для романтиков-добровольцев, они с гордостью называли себя "маньчжурцами" и долгое время после войны не расставались со своими лохматыми папахами-маньчжурками из шкуры целого барана. Не был исключением среди них и барон Унгерн фон Штернберг, который гордился своим участием в первой в его жизни войне...
Когда отступающая по размытым дождями полям и дорогам Маньчжурии русская армия дошла до Сыпингайских позиций, было приказано занять их и укрепиться. Настроение у всех, кроме разве что смещённого главнокомандующего генерала от инфантерии Куропаткина (его должность занял недавний приамурский губернатор Линевич), было подавленным. Ещё бы! С японцами дрались на равных, но отступили. И ещё Порт-Артур сдался, такая крепость!
Преследователи-японцы тоже месили дорожную грязь и заметно подотстали. Их главнокомандующий маршал Ивао Ояма на этот раз не спешил посылать в атаки своих генералов. Даже дивизию императорской гвардии поставил во второй эшелон. И линию фронта с окопами и проволочными заграждениями не стал выстраивать прямо перед русскими.
В сыпингайский период войны в Маньчжурии судьба вольноопределяющегося барона Унгерна могла круто измениться: он, так и не закончив какого-либо военного училища, того же Морского корпуса, мог стать младшим офицером.
Дело обстояло следующим образом. Боевые потери, дополненные санитарными, привели к тому, что в русской действующей армии недокомплект офицеров составил более трети штатного состава! Даже в военном министерстве, в далёком Санкт-Петербурге, забили по такому поводу тревогу. Чтобы заполнить младшие офицерские должности, началось массовое производство отличившихся на войне унтер-офицеров и даже рядовых солдат (Георгиевских кавалеров и имевших гимназическое и иное образование) в прапорщики запаса и зауряд-прапорщики.
Приказание подобрать кандидатуры на младших Пехотных офицеров запаса и представить их к должностям в полку по штатам военного времени поступило и к сибирским стрелкам. Полковой командир вызвал начальник штаба, уже ознакомившегося с полученным директивным указанием. Тот сразу сказал:
- Давно бы так. Запасников-поручиков не дождёшься, а у нас на трёх ротах офицеров нет.
- Кого будем предлагать штабным дивизии от полка?
- Ротных фельдфебелей и вольноопределяющегося барона. Все они у нас с Георгиевскими крестами. Лучших кандидатур на первый раз нет.
- С фельдфебелями всё ясно. По возрасту рассчитывать на офицерскую карьеру они не могут. А вот офицерское будущее Унгерна пресекается сразу.
- Почему так думаете?