12
Всякий злак и плод, коли не менять семян и деревьев, в конце концов вырождается. Так и в делах государственных.
За Богданом Хмельницким - Юрко Хмельницкий, за Юрко - Выговский, за Выговским - Тетеря. Родственники. В считаные годы докатилось колесо судьбы до слуг Богдановых, до Ивана Мартыновича Брюховецкого{14}.
Власть слуги - власть обезьяны. Копия, но мерзкая. Слуга знает столько же, сколько господин, умеет столько же. Но господин слова и дела свои почитает непрегрешимыми, у слуги даже одежда его новёхонькая исполнена сомнения. А Иван-то Мартынович был лысый! Гетман без оселедца!
Москву Брюховецкий приручил детской хитростью. Советовал царю отменить гетманство, поставить наместника, учредив титул князя Малороссии, даже называл имя наместника: окольничий Фёдор Михайлович Ртищев - мудрый человек, любящий Малороссию, жалующий малороссов.
На Черной раде под Нежином Иван Мартынович, будучи кошевым атаманом запорожцев, дал волю вольнице, и сторонники полковника Самко получили не только под боки, но и по шеям. Самко и многие полковники выборов не признали, и на другой день рада собралась заново. Снова выкрикнули Брюховецкого, да так громко, что противная сторона смолчала.
Брюховецкий же, ухватя булаву, тотчас припустил мстить своим недоброжелателям. Хмельницкий начал Жёлтыми Водами, а Брюховецкий - неправым судом. Москва за судимых не заступилась, и слетели с плеч две надёжные головы - Золотаренко и Самко. Других полковников, голосовавших против, новый гетман заковал в цепи и отправил в Москву, а Москва - в Сибирь.
Слух о прибытии патриарха Нектария оказался ложным, но Оловянников не зря проездил. Скоро от него пришла весть: государева посланца протодьякона Мелетия ограбили в Черкассах. Брюховецкий ограбил!
Для расследования дела тотчас был отправлен майор Иван Сипягин. Видимо, "своих" людей у царя в Войске Запорожском было предостаточно. Сипягин, появившись в Черкассах, на первой же встрече с Брюховецким назвал виновников разбоя: войсковой есаул Нужный, лубенский полковник Гамалей, переяславский Данько. Не прося, а покрикивая, майор потребовал у гетмана сыскать письма восточных патриархов к великому государю.
- Беда на мою лысую голову! - прикинулся простаком Брюховецкий. - Войско велико, у кого искать?
И получил не в бровь, а в глаз:
- Многое досталось тебе, гетман. У тебя золотые подушки, у тебя ножики, у тебя чернильница.
- Я не знал, что это вещи Мелетия! - Иван Мартынович изумился со всею возможною правдивостью. - Ну и подарочки я получил! Всё будет возвращено.
- Как не воротить?! Грабить государевых людей накладно, - согласился майор. - Я три листа уже сыскал у писаря Савицкого. Можно и другие найти...
- Пожитки ладно, а листы кому понадобились? - снова заохал Брюховецкий, но майор с гетманом не церемонился.
- Начни, Иван Мартынович, со своего есаула, с Нужного.
- Он в Мошны отъехал.
- Мошны не за тридевять земель. Лошадей Мелетивых тоже возврати. В конюшне у войскового писаря, у Захарки, стоят.
- Всё-то тебе известно! - изумился без особой досады Брюховецкий. - Мне бы таких слуг!
- Служи великому государю с радением, будут и у тебя знающие люди.
Покряхтывал Иван Мартынович. Лысые гетманы большие кряхтуны.
13
30 апреля иеродьякон Мелетий предстал пред очи великого государя Алексея Михайловича.
Монах был рослый, чёрный. Глазами так и ныряет в человека; да всё норовит как бы сказать и сделать впопад.
Привезённые Мелетием грамоты были представлены государю заранее: два свитка от патриарха иерусалимского Нектария, свиток от Дионисия, патриарха константинопольского, два листа патриарха александрийского Паисия к царьградскому, письмо хартофилакса царьградской церкви к Мелетию, в котором сообщалось о послании Никона к гетману Тетере с просьбою поймать Мелетия.
На слушанье дела царь пригласил Фёдора Михайловича Ртищева, Дементия Минича Башмакова, митрополита газского Паисия Лигарида, амасийского Косьму, иконийского Афанасия, из русских архимандрита чудовского Павла да архиепископа рязанского Илариона.
- Отчего не поехал к нам кир Нектарий? - задал Алексей Михайлович первый вопрос.
Мелетий, глянув на Лигарида, ответил чуть не с радостью:
- А он и поехал бы! Да в ту пору был в Яссах купец Афанасий, грек. Наговорил Нектарию, что патриарх Никон - великий друг грекам. Нектарий и раздумался.
- Уговаривать надо было! - подосадовал Алексей Михайлович.
- Я уговаривал, на языке мозоль набил! - обиделся Мелетий - Ради моих уговоров кир Нектарий на грамоте своей приписку сделал. Прогляди своими глазами, государь! Если Никон трижды не явится на собор, его можно судить заочно.
Снова метнул взгляд на Лигарида. Тот одобрительно прикрыл глаза веками.
Царь и Ртищев тоже переглянулись. Фёдор Михайлович чуть кашлянул и сказал:
- Письма побывали в руках малороссийских казённых людей. Не заметил ли ты подмены?
- Листы истинные, - твёрдо сказал Мелетий.
Архиепископ Иларион поднёс протодьякону икону Спаса.
- Целуй, коли не солгал.
Мелетий благостно приложился к образу.
Алексей Михайлович просиял и победоносно воззрился на митрополита иконийского Афанасия. Афанасий человек был громадный, головою - лев косматый. Как лев и ринулся со своего стула, выхватил икону из рук Илариона, поцеловал троекратно.
- Глаголю во все концы мира: подпись патриарха Дионисия - подлинная! А вот Нектарий с Паисием по-иному руку прикладывают.
- Навет! - Лигарид сказал, как муху прихлопнул.
- Я Богом поклялся! - вскричал Афанасий. - Мой дядя, патриарх Константинополя кир Дионисий, не желает суда над патриархом кир Никоном! Распря между христианскими пастырями роняет величие Православной Церкви. Христиане дерутся - мусульмане ликуют... Когда я ехал в Москву, к великому государю, мой дядя кир Дионисий наказывал помирить великого государя со святейшим Никоном. И мне ведомо, я о том говорил тебе, великий государь, патриархи Мелетия не приняли, милостыни государевой не взяли. Восточные патриархи против суда, потому и не поехали в Москву, экзархов не прислали, ответов дать не захотели. Мелетию поневоле пришлось грамоты самому сочинять. Он на такие дела большой искусник.
Лигарид медленно поднялся, поклонился государю.
- Ваше величество, отвечать на ложь - значило бы пятнать непорочную правду. Выслушивать брань, на которую ответить можно только бранью, - дело для моего сана недостойное. Дозволь, великий государь, удалиться. Пойду помолюсь за бедного Афанасия. Господь милостив, не убьёт его за лжесвидетельство.
- Да уж ступай! - сказал в/сердцах государь. - Все ступайте, немирные вы люди!
Великая досада разбирала Алексея Михайловича, столько ждал Мелетия, и попусту. Не хочет дело делаться.
Упрямый Никон, мордва проклятая, добром от патриаршества не откажется. Вот уж истинный творец смуты. Без патриарха церковь сирота, а с патриархом, беспечно бросившим паству, - сирота, Богом оставленная.
Пока Дементий Башмаков провожал духовенство, Алексей Михайлович, сидя с Ртищевым, совсем разгоревался:
- Опять Никон нас за пояс заткнул... Не даёт мне Господь слуг умных и преданных. Влезь в него, в Мелетия! Он ведь и впрямь может грамоты подделать!
- К патриархам надобно отправить русского человека.
- Русского?! Никон к грекам греков шлёт. Свои скорей договорятся. Никонов посланец Емануил отвёз патриархам по пятнадцати тысяч золотыми монетами, лишь бы не давали ответов, осуждающих собинного моего друга.
- Не верю я этим слухам. Откуда у Никона такие деньги?
- Я тоже не верю, - признался царь. - В сердцах сболтнул. Ты же сам видел: оба икону целовали!
- Так, может, оба и правы.