- Разок бы хоть сказала - "ты, Санечка"… Мама, бывало, приголубит, только… - "бедные са-ночки мои… и куда-то они пока-тят"… - все так, бывало. Вон куда докатили "са-ночки"!.. А я, если уж полюблю кого, никак не могу уж вы-кать. Я ведь необразованная, знаю свой ранг, а образованных страсть люблю. Поручик мой голубчик, вот какой образованный, как с Рено своего придет, все в книжку, Бога отыскивает. Давно меня зовет - приезжайте, Александра Ивановна, наполните мою жизнь духовным содержанием… Вот и ты тоже говоришь - почему не еду? Да боюсь, ску-шно будет. Я веселых люблю, а он будто в монахи собирается. А чего Бога отыскивать? разве Он в книжках, Бог-то! Пойди в церковь, затаись в уголочке, вот и Бог, сразу почувствуешь. Как я ребеночка хочу… пятерых бы, кажется, сродила, стала бы обшивать-обмывать, питать… а муж бы радовался… чай бы пила - сидела, на даче бы с парусиной, и цветочков бы насажали, жасминцу-бы… и огород непременно завела бы, папаша огороды в Москве снимал, спаржа была какая, прятались даже в ней… Акинфов вон говорит - "все заведем, Ляксандра Ивановна, и спаржа будет, и тераску пристрою вам, будете чай кушать с мармеладцем, и арбузы какие будут… Первая балалайка наша! Казаки - они прожженные, все умеют. Да… что слышала сейчас, Геранька твоя меня поймала, заолялякала… - из "… - Отеля" тебе звонили? на телефоне чуть ли не полчаса висела… это не "носорог" звонил, а? Ну, ни одной душе не скажу, как умру… по глазкам вижу, что "носорог"… ну, вот ей-Богу, не скажу… Да, нет, ты мне все-таки сказки, я тебе присоветую, они прилипчивые, а ты отгрызаться не умеешь…
Ирина старалась улыбнуться.
- Вот и не угадали… Это мне директор санатория звонил, где муж.
- Неправда, по глазкам вижу… как же он из "… - Отеля"? там миллионеры только…
- Ну, я не знаю… может быть вызвали к больному, это известный доктор. Ну, и… очень обстоятельно сообщил, что… опять делали рентгенизацию… все хорошо, но советует подержать еще, для окончательного… На-днях поеду туда, тогда решим…
- А я-то подумала, что этот.
Постучала горничная: просили к телефону, из санатория. Ирина побледнела, заметалась. Доктор звонил обычно часов в восемь, с мужем говорила она утром.
- Родная моя, лица на тебе нет… - обняла ее Саша Белокурова, - увидишь, все будет хорошо, дай, перекрещу…
Вышли вместе. Саша Белокурова сказала, что подождет:
- Нет, нет, я не могу тебя оставить, такую… ты и меня разволновала. Ну, ступай, Господь с тобой, все будет хорошо.
Звонил директор санатория. Ирина переполошилась:
- Что с мужем?.. Ради Бога…
…Ну зачем же так… надумывать всяких ужасов! Позвонил раньше обычного? Просто так случилось… а, какие нервы! Все прекрасно. Определенно выяснилось, что "тело" инкапсюлировалось, и с этой стороны всякие опасения отпали. И вообще, нет показаний ожидать осложнений, если строго держаться предписаний. Сейчас, по телефону, он не может во всех подробностях… масса работы, все дергают, а он хотел бы лично переговорить обо всем детально, и главное - относительно дальнейшего лечения мосье Ка… Какая же трудная фамилия! Двадцать второго она будет… превосходно… но… -
- Завтра я как раз в Биаррице, у моих больных, милая мадам Ка… Простите, никак не могу выговорить! Без фамилии… прекрасно. И рассчитываю вас повидать и дать вам обстоятельный отчет… наш консультационный акт о положении вашего супруга. Ну вот, опять вы нервничаете… а, какая вы нехорошая!.. Уверяю же вас, ровно ничего серьезного. Успокойтесь, и дайте мне объяснить вам… О, какой же… пылкий темперамент! вы, как… мимоза, "ноли ме тангере"! Надо, дорогая, и вас лечить… Уверяю вас наш вывод исключительно благоприятный…
- Да?!.. - воскликнула Ирина, - как я рада, милый доктор… Боже мой, как я вам горячо признательна!.. Я не нахожу слов, чем я могла бы выразить мою безмерную признательность…
- Ну, вот… что вы, милочка!.. это же наш долг… Для меня высшая награда - когда я вижу, что мои пациенты воскресают. Мне будет… поверьте, это не слова… если вы совершенно успокоитесь. И вы успокоитесь, узнав мой вывод, документально подкрепленный. Значит, так. Завтра я в Биаррице, у моих пациентов, задержусь, останусь завтракать, и был бы о-чень счастлив… около так часу… меня бы это очень облегчило, если бы вы соблаговолили со мной позавтракать… "У Рыбака"! Знаете, уютный старинный ресторан, угол рю…? Там превосходно кормят… и я сумел бы вам изложить… И так, буду вас поджидать…
Ирина не знала, что ответить. Завтра?.. Завтра в Байоне, в четыре!.. Неприятно отозвалось в ней - "уютный ресторан", и странно развязный тон директора. Не думая, она сказала:
- Завтра, к сожалению, я не могу…
- Да?.. так-таки и не можете?.. - чувствовался в тоне холодок, - как жаль, однако… Но, не будем сожалеть, я покоряюсь и переношу на послезавтра… идет?
Тон директора опять переменился, стал развязным. Ирина чувствовала, что директор ищет встречи. Вспомнила его глаза с маслинкой, как он ее ошаривал, его рукопожатия, "с оттяжкой", его слащавость, пошловагость его манер… Но как же уклониться, не обидев? Подумала о "скидке", о затруднениях…
- Итак, условимся… - говорил уже приятельски директор, будто близкий, - послезавтра, около так часу, я буду поджидать вас, дорогая, "У Рыбака"… Разумеется, вы знаете этот "приют", где все бывают… старинный баскский оберж когда-то… всегда я в глубине там, мэтр д-отель вас проведет ко мне. Ваше вино какое?.. Я люблю заранее, чтобы аранжировать все ком-иль-фо… ну-с, дорогая?..
Тон становился все развязнее. Ирина возмущалась, но мысль о муже… -
- Право, господин директор, я затрудняюсь… мне, право, не до завтраков…
- А, бросьте все ваши опасения, ми-лая… мадам! Поверьте же специалисту, что…
"Будет "поджидать"… "проведет ко мне"… нет, что за наглость!.."
- Извините, но я никак не могу…
- Но почему же?.. почему же, дорогая?.. - настаивал директор.
"Дурак, и наглый", - думала Ирина. Эти - "дорогая", "милочка" - и как он смеет!.. - были ей оскорбительны, противны. Она сказала резко:
- Нет, я не могу… Ну, просто, потому, что… одна я не бываю в ресторанах!
- Но вы же не будете одна!
- Я буду в санаторие, и мы переговорим… так мне удобней.
- Вот как… так вы мне доверяете… - голос остыл, замялся. - Ну, что делать… до свиданья… - в тоне почувствовалось раздражение. - Надеюсь, я вас ничем не… затруднил, мадам?
- Нисколько. До свиданья, господин директор.
Ирина вышла из кабинки раздраженной, бледной. Тревожилась о муже. Саша Белокурова спросила:
- Ну, как, ничего страшного? Что ты такая… гневная?
- Слава Богу, все благополучно. Только этот нахал…
Встревоженная, возбужденная, Ирина не могла таиться.
- И молодец, отшлепала. Так им и надо, петушишкам. Сколько уж я-то перевидала, им только дайся, сударикам-мусьюнкам. Мне бы с ним за тебя позавтракать, я бы ему устроила опрокидончик! В Париже со мной что вышло, в "Трезвоне", ты послушай. Компания сидела. Ну, пригласили меня к столику, нормально. Вот один, ихний ди-путат, персонистый такой, красная ленточка, как полагается, с онером. Натурально, начал нацеливаться, вижу. Слышу, коленку гладит, будто ему кошка. И немолодой, слюнявый, распустил губищи. Ногу отставила, думаю - что дальше будет? Не унимается. Разогрелся с шанпанского. А я шанпанского не обожаю, как чумовая делаюсь с него, глушит. Ногу закинула, отворотилась… за руку меня! Голая рука, как шелк… приятно показалось… он меня, повыше локтя, обеими граблями, и пожимает, будто ему мячик. А, думаю себе, ты меня за руку, а я тебя… За ногу его, под коленку пальцем, как дерну… да и закинула, он и кувырк со стулом. Хохот пошел, никто не понял, чего он так, тармашкой. Поднялся, распетушился, налился кровью, брыжжет… в амбицию! Я тогда плохо рассуждала по-французски, только алор да сава-бьянь, выразиться не могу нормально. Ну, скандал, наши подбежали… я и сказала офицеру одному знакомому: переведите господину дипутату: "вы ди-путат, а я артистка! и тут приличный ресторан, а не какое заведение… и вы можете меня и за ногу, и за руку, а почему я не могу вас за ногу? У вас и либертэ, и игалитэ!" Как ему перевели, пошел - утерся. Как уважали после! Выйду петь - кричат: "бис браво, опрокино-он!" Надоело, перешла в "Избушку". А там меня наша "ворона бородатая" в "Крэмлэн" сманила. Повидала, как нас голубят. Пою им, а сама думаю - "а, шушера-людишки!" - куль-тура, уж известно. Господи, только и молюсь - "дай, Господи, нашу Россиюшку увидеть!" Вытянем родная, ничего…
Ирина поцеловала ее нежно, как близкую-родную, и пошептала: "бедные са-ночки…" Саша Белокурова вся просияла:
- Вот и приласкала дуру… прила…
Обняла крепко-крепко, и не могла - заплакала.
Придя к себе, Ирина навоображала ужасов: как теперь будут обходитьсся с Ви, как бы не стало ему хуже… Упрекала себя, что отказалась, - обиделся директор, ясно. Ну что ж такого, позавтракать! Здесь это так обыкновенно, любезность за любезность, можно держать в границах, пококетничать… Нет, это невозможно. Если бы только узнал Виктор… - нет, поступила так, как надо. А теперь, что же может быть? Ровно ничего. Взяла бумажку и подсчитала, сколько по счету санатория. Если еще дней десять, то… За месяц содержания - три тыс. плюс "лабораторных" - девятьсот, еще за новое просвечивание, анализы… - около пяти тысяч. Наличность: четыре тысячи на книжке, около двух у ней… то платье, если полторы тысячи… плято, в лом только, если наспех, франков триста… нормальный ее заработок полторы тысячи,
сезон кончается… в Париж и не с чем. Ви необходимо отдохнуть… Так как же?.. Не стала думать. Ви лучше, ничего серьезного… а там - увидим.
Хальденштайн
Март 1938.