***
Начались переговоры в Иноземном приказе. Четверо бояр больше молчали, вёл разговор дьяк Курицын. Договор был нужен обеим сторонам, о главном сговорились быстро. Много препирались о льготах для генуэзских купцов, но за три дня решили и это.
Спорить с Фёдором Васильевичем было не просто. Суть дела он схватывал сходу, в мелочах готов был уступить, но за интересы Державы стоял крепко: сбить или обмануть его не удавалось. Главное, о чём хлопотали московиты, - приезд в Москву добрых тосканских мастеров. Им сулили богатую оплату и наилучшие условия.
Гвидо клятвенно пообещал, что не меньше полудюжины мастеров приедут с первым же купеческим караваном. Курицын сказал, что Великий князь посмотрит черновик договора, а там, как государь решит, так и будет.
-Ну, Ондрей, виктория! - радовался синьор Гвидо. - Подпишем договор - и домой.
Важный вопрос о поминках, обязательных подарках государю и его близким, Спинола обсуждал с Пьетро Солари. Не дай Бог обидеть кого-то.
Для государя Гвидо привёз редкостный кубок из яйца страуса в прекрасной серебряной оправе. Для царицы и для вдовы Ивана Младого были приготовлены по штуке прославленного генуэзского шёлка и по браслету с бирюзой. Трудно было выбрать подарки сыну государя Василию и внуку Дмитрию.
Для них остались парадный пояс из двенадцати серебряных медальонов, на которых знаменитый ювелир Дель Марио изваял сцены Троянской войны, а также чеканный миланский панцирь и стальной шлем.
"Кому что? Подарки вроде бы и равноценные, но с намёком: пояс-то подобает государю, а латы можно и просто князю, воеводе", - размышлял синьор.
-Пояс положен наследнику государя, - сказал Ондрей. - А кто станет наследником?
- Лучше бы ты привёз два одинаковых подарка, - заметил Пьетро.
- Знать бы это в Генуе! Слышал я, что верх у государя берёт партия Елены Стефановны. Говорят, и князь Патрикеев за неё. Пояс - Димитрию, - решил синьор Спинола.
Он передал поминки князю Ряполовскому. Назавтра дьяк Курицын сказал, что поминки государю понравились, и, подумав, государь договор, наверное, одобрит. Однако царь спешить не любил.
***
В воскресенье, после ранней обедни, Ондрей возвращался домой. На улице кто-то хлопнул его по плечу.
- Загордился, дьякон! Не здороваешься.
-Помилуй, Степан Фёдорыч. Виноват, задумался.
- Чего тебе думать-то? Почитай, за пару недель всё и решили. Невиданное на Москве дело. Ну, скажи спасибо Фёдору Васильевичу. А с поминками-то твой фрязин похоже ошибся. Государыня шибко обиделась, ходит чернее тучи. Гляди, устроит эта хитрая баба вам какую-нибудь каверзу. Она толста да коварна. Будьте настороже.
Ондрей поспешил рассказать разговор синьору. Тот отмахнулся:
- Дело наше решённое. Не станет государь менять выгодный Державе договор.
В тот же день жившие в Москве итальянцы в складчину устроили пир в честь синьора Спидолы. Приодевшись, синьор Гвидо пошёл туда вместе с Ондреем. Удачливого посла окружили земляки. Венецианец Карло радостно расцеловал его:
- Поздравляю! Блистательный успех. Мессир Дориа будет вами весьма доволен.
Стол был уже накрыт, но ждали Аристотеля Фиорованти. Наконец, приехал и он. Хозяин рассаживал гостей. Ондрея удивило, что на пир пригласили и несколько русских. Князя Палицкого, Ивана Рало, ближнего боярина государыни, и игумена Волоцкого монастыря Иосифа Санина усадили как раз напротив синьора Гвидо.
"Неспроста это!" - подумал Ондрей. Особенно не понравился ему монах, маленький, с яростными глазами. Ондрей шепнул хозяину. Но тот был занят разговором с соседом.
Пьетро Дебосис, прославленный литейщик, рассказывал об отливке величайшей в мире Царь-пушки. Итальянского вина и московских медов хватало. Начались здравицы. Синьор Антонио Венецианец расспрашивал синьора Гвидо о Генуе:
- Здоров ли кардинал Коралли? Вы знаете его?
-Вполне здоров и весел. Он часто бывает в нашем доме.
-Как подвигаются его труды по унии с Греческой церковью?
-Потихоньку. Впрочем, эти дела далеки от меня.
- Но ведь объединение христианской церкви под рукой Святого Отца станет величайшей победой над дьяволом! Вы с этим согласны?
-Конечно, объединение всех христиан было бы благом, но добиться этого не просто. Тут ещё так много трудностей.
Ондрей увидел, как Иван Рало что-то шепчет на ухо игумена. Монах покраснел, было заметно, что он в ярости.
"Что говорит этот грек? Похоже, он толмачит слова моего хозяина. Но что он говорит?" - подумал Ондрей и с беспокойством тронул за плечо синьора Гвидо.
Тот только отмахнулся:
-Не мешай!
***
Во вторник сеньора Спинола вызвали в Иноземный приказ. За широким столом под образами сидели князь Данило Холмский, дьяк, Иван Рало и двое бояр, которых Ондрей не знал. Рядом с ними теребил серебряный наперсный крест Волоцкий игумен. У Ондрея от предчувствия беды на голове зашевелились волосы: "Ох, не к добру здесь этот черноризец".
- Донесли Великому государю, - начал князь Данило, - что приехал ты к нам не с добром и дружбой, как послу положено, а, аки змий аспид, с коварными замыслами супротив Великого государя и Святой Православной церкви. Отвечай истину, как на духу, был ли ты позавчера на пиру у фрязина Алонсо?
Ондрей перевёл.
-Был, - ответил побледневший синьор Гвидо. - Но я приехал сюда как искренний друг московского Государя, и ни словом, ни делом не пытался нанести вред ему и его великой Державе.
-Говорил ли ты, что кардинал Коралли - твой близкий друг?
- Я знаю кардинала Коралли. Он бывает в доме моего отца, но я не называл его своим другом.
- А знаешь ли ты, что сей сын сатаны замыслил подчинить Святую Православную церковь еретику папе римскому и погубить дело Христово?
- Но ведь объединение с Греческой церковью принято на Флорентийском Вселенском Соборе. И эти решения подписали патриарх Константинопольский и все греческие иерархи, в том числе и Митрополит Московский Исидор. А я прислан в Москву от банка св. Георгия для заключения торгового договора. До церковных споров мне дела нет.
- Лжёшь, фрязин! - прервал его игумен.
Преподобный Марк, митрополит Эфесский, не подписал тех пагубных решений! И Православная Церковь Русская их не признала! А вор и еретик Исидор, подкупленный латынцами, отрешён от сана и изгнан из Державы Московской!
- Но я никогда не говорил о присоединении русской церкви к Унии!
- Опять лжёшь! Ты сам сказал, что уния с еретической Латинской церковью являяется величайшим благом и что ты мечтаешь дожить до того дня, когда Святая Русь поганому папе подчинится. Я собственными ушами слышал, - яростно потрясал маленьким кулачком игумен Иосиф.
"Вот что толмачил грек Иосифу Санину! - с отчаянием подумал Ондрей. - Попал Синьор в страшную ловушку. Хитра царица! Всё может простить Великий государь, а попытку совратить Русь к Унии не простит".
Князь Данило поднялся со своего места.
- Преподобный отец Иосиф уличил тебя, фрязин, в великом грехе. Государь наш завсегда стоит на страже веры православной. А посему ты, Гвидо Спинола, поиман Господом и Великим государем. Царь повелел заковать тебя в железа и посадить за приставы. Моли Бога, чтобы Великий государь тебя, грешника, помиловал. Взять его!
Гвидо заковали в кандалы и посадили в ту же светёлку в каменном доме воеводы Образца, где он жил до этого. Воевода и стал приставом при иностранце. О слугах государь не вспомнил, и Ондрея оставили на свободе.