Чуть не бегом я вернулся домой и застал свою хозяйку в большом волнении - она быстро ходила по нашей маленьком гостиной и разговаривала сама с собой, точно безумная.
- Ты не видел, - спросила она, Исидоро и Маньяра не поссорились на улице?
- Кажется, нет сударыня, - ответил я. - Да и с чего бы этим двум кабальеро ссориться?!
- Ах, Габриэль, если б ты знал, как я рада, как я счастлива! - воскликнула Ла Гонсалес. Взор ее блуждал, в голосе слышалась лихорадочная дрожь, мне даже стало страшно.
- Отчего, сударыня? - спросил я. - Но уже время ложиться, вам, по-моему, нужно отдохнуть.
- Ах, дурачок, я в эту ночь не усну. Пойми, я не смогу уснуть! О, как мне было приятно его отчаяние!
- Я вас не понимаю.
- Куда тебе это понять, малыш, ступай спать. Нет, нет, погоди. Скажи мне, ведь правда можно подумать, что сам бог его карает? Этот простофиля не видит, что держит в своих объятиях змею.
- Вы о ком? Об Исидоро?
- О нем, конечно. Ты же знаешь, он влюблен в Лесбию. Просто помешался, никогда с ним ничего подобного не бывало. Он, такой гордый, унижается, ползает в ногах у этой женщины! Он привык повелевать, а теперь им повелевают, - вот уж будут потешаться и сплетничать о его безумной страсти и в театре, и в городе!
- Но, кажется, сеньор Майкес пользуется взаимностью?
- Так было. Благосклонность Лесбии недолговечна. И поделом ему. Ведь Лесбия - само непостоянство.
- Никогда бы не поверил. Она так приветлива, так хороша собой.
- Да, да, ангельское личико, небесная улыбка, невинный вид, а на самом деле она коварная, опасная кокетка.
- Возможно, сеньор Маньяра?..
- Это совершенно ясно. Теперь у нее в милости Маньяра, а с Исидоро она любезничает, только чтобы позабавиться, поиграть его сердцем. Увы, сердце Исидоро теперь - что клубок, ниток в лапах шалуньи-кошки. Но разве он этого не заслужил? О, я вне себя от радости.
- Потому, видно, сеньора Амаранта все время подпускала ей шпильки… - подхватил я, надеясь, что хозяйка поможет мне разобраться в событиях и разговорах этого вечера.
- Ну да, Лесбия и Амаранта, хоть и приходят сюда вместе, друг друга терпеть не могут, прямо-таки ненавидят лютой ненавистью. Прежде они очень дружили, но с, некоторых пор… Должно быть, что-то случилось во дворце, и в этом причина их вражды, началась она не так давно, но, кажется, будет войной не на жизнь, а на смерть.
- По всему видно, что они не ладят.
- Как мне говорили, во дворце бушуют страсти идет ожесточенная борьба. Амаранта предана королевской чете, а Лесбия, насколько я знаю, одна из самых деятельных интриганок в партии принца Астурийского. Их взаимная неприязнь так сильна, что они уже не в силах ее скрыть.
- А что, у Амаранты такой же скверный характер, как у ее подруги? - спросил я, желая побольше разузнать о той, в которой видел свою покровительницу.
- Напротив, - возразила Пепита. - Амаранта - настоящая знатная дама, ее ум не уступает красоте, и поведение безупречно. Она щедро помогает беднякам, сердце у нее нежное, к чужому горю чувствительное, если кто просит поддержки, она не способна отказать. Влияние при дворе у нее огромное, чуть ли не больше, чем у самих короля и королевы; кто попадет к ней в милость, тот проси хоть луну с неба.
- Так я и думал, - сказал я, очень обрадованный столь лестным отзывом.
- Я надеюсь, что Амаранта, - сказала моя хозяйка все с той же болезненной горячностью, - поможет мне отомстить.
- Кому отомстить? - с испугом спросил я.
- Кажется, спектакль у маркизы будет отложен, - продолжала она, не обращая внимания на мой вопрос. - Такая досада, никто не хочет играть негодяя Песаро, из-за этого нельзя будет поставить пьесу в назначенный день. Может, ты сыграл бы эту роль? А, Габриель?
- Я, сударыня? Нет, я не справлюсь.
Она глубоко задумалась, нахмурив брови и опустив взор, потом снова заговорила все о том же.
- Да, я удовлетворена, - молвила она, и скорбное веселье прозвучало в ее голосе, выдавая глубокую душевную муку. - Лесбия ему неверна, Лесбия его обманывает, Лесбия его дурачит, Лесбия его терзает… О, боже всемогущий! Теперь я вижу, что есть справедливость на земле.
Немного успокоившись, она отослала меня. Только я вышел, как услыхал, что она, оставшись наедине со служанкой, разрыдалась громко и безудержно. "Вот и хорошо, - подумал я, - выплачется, на душе станет легче, и мысли придут в порядок". На просьбу служанки, убеждавшей ее прилечь, она отвечала одно:
- Зачем мне ложиться, если я знаю, что в эту ночь не усну?
Я удалился в свою тесную и темную каморку, куда даже днем не проникали лучи света. С тяжелым сердцем лег я в постель, мне было жаль Пепиту, страдавшую от несчастной любви. Но к этим мыслям стали примешиваться мечты об ожидавшем меня блестящем будущем, думать о нем было приятно, и я вскоре заснул, видя перед собой образ Амаранты, который, как луч луны, озарял мою клетушку и, припоминая легенду о Диане и Эндимионе - они были изображены на одной из гравюр, висевших у нас в гостиной.
IX
Едва я открыл глаза, рой мыслей и образов, волновавших меня на накануне, снова нахлынул на меня. Я был уверен, что Амаранта мною увлечена, это предположение сводило меня с ума, в чем читатель легко убедится, когда я ознакомлю его с нелепыми, фантастическими мечтами, которым я предавался в то утро.
"Не дождусь часа, - говорил я себе, - когда смогу явиться к этой даме. Не сомневаюсь, я ей понравился. Чему тут удивляться? Мне не раз говорили, что я недурен собой. Как сказала донья Хуана, "и епископы из людей делаются". Кто знает, может, не пройдет и пяти-шести лет, как я, чего доброго, стану герцогом, графом или адмиралом, - повезло же другим, которые забрались высоко лишь потому, что попали в милость к важным особам. Будем откровенны, Габриэль. Разве тебе не приходится каждый божий день слышать о некоем господине, который прежде был бедняком, голодранцем, а теперь достиг вершин славы и богатства. И все почему? Потому что полюбился сиятельной даме. Но если это случилось с одним человеком, почему и с другим не может случиться то же самое? Правда, этот господин, как я слышал, красавчик, но и я как будто не урод, - многие мне говорили, что я им нравлюсь и что у меня взгляд какой-то особенный, любой женщине вскружит голову… Смелей, сеньор Габриэлито! Хозяйка сказала, что Амаранта - самая влиятельная дама при дворе, возможно, она даже королевской крови. О, божественная Амаранта! Как мне стать достойным тебя? Но если я и впрямь достигну высоких постов, клянусь господом и спасением своей души, - я буду самым добросовестным правителем в мире. И никто не обвинит меня, как того, другого, во всяких плутнях. Уж за это я ручалась… Дела у меня будут всегда в ажуре, а на себя я буду тратить только самое необходимое. Прежде всего я устрою так, чтобы не было бедняков, чтобы Испания не вступала снова в союз с Францией и чтобы на всех рынках нашего королевства были вывешены цены на съестное - тогда подданные смогут покупать все по дешевке. Сумеем и мы приказывать не хуже других. Со мной шутки плохи! Если мои приказы не будут исполнять, тогда, тогда… Да чего тут церемониться! Кто ослушается, тому голову долой, вот и вся недолга… Все будут по струнке ходить, узнают, что мое слово свято. С французами путаться не станем. Пусть Наполеон сам управляется со своими врагами, а мы будем делать то, что нам выгодно. И пусть он поостережется сердить меня, я человек вспыльчивый… О, если бы все так было, то-то обрадовалась бы моя бедняжка Инес, небось перестала бы мне твердить про черепаху и орла. Что говорить, Инес немного ограничена, а все же она очень хорошая, я всегда буду ее любить… Но ведь я должен любить Амаранту… А как я могу разлюбить Инес?.. Но я обязан больше всех на свете любить Амаранту… А Инес такая милая, такая добрая, такая… Но Амаранта меня пленила, околдовала, свела с ума… Но Инес… Но Амаранта…"
Так я рассуждал, паря в заоблачных высях на крыльях фантазии. Читатель, верно, уже заметил, что, вообразив себя предметом любви знатной женщины, я прежде всего размечтался о своем собственном возвышении и загорелся жаждой почестей и славы. Впоследствии я понял - в этом суть нашего испанского характера. Всегда мы были такими и пребудем вовеки.
Я поднялся, взял кошелку и отправился за покупками. Обходя рыночные лотки, покупая картошку и капусту, я думал о том, сколь неприлично и унизительно заниматься этими пошлыми делами юноше, которому суждено вскоре стать генералиссимусом морских и сухопутных войск, верховным адмиралом, министром, а может - чем черт не шутит - даже королем какого-нибудь крошечного королевства, которое перепадет ему при разделах Европы.
Но оставим на время мою персону и все ее треволнения. Сейчас я вам расскажу, что тогда говорил народ по поводу политических событий. Немало толков я слышал на рынке, да и на улицах прохожие, встречаясь, осведомлялись о новостях и выкладывали друг другу слухи, либо тут же сочиненные, либо в простоте души добросовестно повторенные. Я сам перекинулся словом-другим с несколькими знакомыми; попытаюсь изложить беспристрастно их взгляды - люди это были очень разные и по положению и по образованности, а потому их замечания могут послужить верным зеркалом общественного мнения в те дни.
Бакалейщик - наш постоянный поставщик и большой любитель посплетничать - был чрезвычайно весел и встречал всех своих клиентов шуточками.
- Какие новости в городе? - спросил я.
- О, большие новости! Французы вступили в Испанию. Как я рад! - Понизив голос, он с сияющим лицом прибавил. - Они возьмут Португалию! Я, как узнал, чуть не спятил от радости.
- Я, сударь, что-то не понимаю…