В 4-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошла заключительная книга трилогии "Песнь над водами", посвящённая событиям 1941-45 гг.
Содержание:
Содержание:
ПЕСНЬ НАД ВОДАМИ 1
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ - РЕКИ ГОРЯТ 1
Примечания 103
Ванда Василевская
ПЕСНЬ НАД ВОДАМИ
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РЕКИ ГОРЯТ
Глава I
Ядвига с трудом протискивалась сквозь толпу, забившую вокзал. За путями, на пустырях, под заборами, в закоулках между железнодорожными строениями раскинулся огромный бивуак. Люди сидели на узлах и чемоданах, метались во все стороны, таскали откуда-то щепки, уголь, и в воздух взвивались дымы костров. "Маня! Маня!" - то ближе, то дальше кричал отчаянный женский голос, словно ножом разрезая слитный гул стоголосой толпы.
Ядвига кутала в шаль своего сына. День был теплый, но ребенок, видно, совсем расхворался. Он тяжело висел у нее на руках. Руки деревенели, - казалось, ребенок выскользнет из них. Но Ядвига боялась даже поправить его - при каждом движении помутившиеся, невидящие детские глаза болезненно жмурились, а из запекшихся губ вырывался слабый дрожащий стон и отдавался в сердце Ядвиги, как внезапный удар. Она старалась ступать осторожно, тщательно сторонилась людей и со страхом думала, что ее могут задеть, толкнуть и тогда опять протяжно застонет ребенок.
Да, ему становилось все хуже. Еще вчера утром он играл и смеялся и только к вечеру начал плакать, отказываясь от еды. А теперь он весь горит и как будто совсем перестал узнавать ее. Она нашептывала ему нежные слова, уговаривала, что все будет хорошо, найдется врач, посоветует, поможет. Но этим шепотом она утешала только себя, идя в толпе, которая выносила ее из тесного вокзала на широкую улицу.
Расспрашивать о дороге не пришлось - все торопились в одном направлении, к польскому посольству. Улица выглядела так, словно по ней двигалась огромная процессия, хотя в ней был самый разный и случайный люд, бредущий с вещами, идущий налегке. Где-то тут же рядом с Ядвигой одноногий человек упрямо стучал костылем по выщербленным плитам узкого тротуара. Многие шли прямо по грязной мостовой.
- Поезда уже сформированы, - сказал кто-то.
- Не знаю только, кто в них попадет, - ответил ему сердитый, нетерпеливый голос. - Видел, что на вокзале делается?
- Черт бы их побрал с их порядками…
Ядвига, как сквозь туман, слышала обрывки разговоров, проклятия, внезапные взрывы смеха, плач девочки, не поспевающей за матерью.
- Осторожней! - почти крикнула Ядвига, когда какой-то усатый субъект бесцеремонно толкнул ее плечом.
Он возмутился:
- Скажите, принцесса какая! И чего вы прете с ребенком? Вот народ - прямо как бараны… Поезда стоят, так нет того, чтобы подождать, пока придут и разместят по вагонам, все лезут в посольство, будто там золотые часы раздавать будут…
- Хоть бы хлеба дали, - откликнулась какая-то дамочка в калошах на босу ногу. - А уж без часов как-нибудь обойдемся.
- Хлеба… Уж союзнички похлопочут, чтобы хлеба не было… Уморят они нас голодом в дороге, вот увидите.
- Что же вы сами-то на вокзале не дожидаетесь, а тоже в посольство прете? - насмешливо спросил мрачного усача тощий верзила в фуражке со сломанным козырьком.
Усач покраснел.
- Стало быть, дело есть.
- У каждого дело есть, - вмешалась дама, шлепая калошами, на каждом шагу спадающими с ее босых ног. Слух Ядвиги ловил это мерное шлепанье калош. Она не понимала, не слушала, что говорят. Все проходило мимо сознания, и невольно она ждала лишь очередного чавканья калош. Этот звук стал казаться признаком, что она идет, куда надо, - ведь дама в калошах сказала, что у нее дело в посольстве. Нужно было только прислушиваться к ее шагам, не терять их звука среди говора толпы, назойливо звучавшего вокруг.
Только бы добраться до посольства…
Но это оказалось не так-то легко. Перед зданием посольства стояла толпа. Лестница тоже была забита людьми. Кипели ссоры и пререканья.
- Куда вы лезете, мадам?
- Какого черта за два часа очередь с места не сдвинулась?
- А с чего ей двигаться? Никого не принимают.
- Как так, не принимают! Это еще что за порядки? Люди ждут…
- Ну да, и господин посол тоже только и ждет, когда вы, мадам, к нему явитесь.
- А чем ему тут еще заниматься?
- Вот именно!
Откуда-то сверху, с лестничной площадки, вдруг раздался голос. По-видимому, что-то объявили.
- Тише!
- Сам потише!
- Да успокойтесь же, черти драповые, там что-то говорят.
- Кто это черти, позвольте спросить?
- Ах, как мы нежно воспитаны!
- Еще бы! Ясновельможное панство в поселках хорошему тону обучалось, теперь к нему без палки и не подходи!
- Прошу пропустить меня, мне нужно немедленно! - кричала дама в шляпке.
- Уборная внизу, во дворе, к вашему сведению, раз вам так срочно.
- Хам!
- Ого-го-го!
Дама в шляпке бесцеремонно работала локтями. Вдруг она пронзительно вскрикнула:
- Послушайте, дорогой мой, я не могу пробиться!
Сверху раздался повелительный голос:
- Господа, будьте любезны пропустить эту даму.
На лестнице зашумели:
- Это еще почему? Все ждут.
- Не пускать ее, и все тут!
- Что это, надо в шляпке быть, чтобы туда попасть?
- Стоп, стоп, сударыня, не так бойко, - преграждал дорогу все тот же худой верзила в рваной фуражке.
Но сверху уже проталкивался молодой человек с черными, гладко прилизанными на прямой пробор волосами. Дама в шляпке ухватилась за его рукав.
- Ах, дорогой мой, что это за люди, что за люди!
- Глядите-ка, люди ей не нравятся…
- А как же, в шляпке…
- Ясновельможная пани!
- Большевистские порядки хотят завести! - отчаянно пискнула дама в шляпке, буксируемая сильной рукой прилизанного юнца.
- Это мы-то большевистские порядки заводим? А вы, мадамочка, где были, когда мы по тюрьмам гнили?
- Там небось шляпок с перышками не выдавали.
Ядвигу притиснули к стене у дверей, приоткрытых в какую-то переднюю. В эти двери никого не пропускали, прорвалась только дама с перышком. Ребенок как будто спал. Ядвига боялась его выронить, ее ноги подгибались, - пожалуй, даже лучше, что такая давка, а то бы она, наверно, упала. Голова кружилась, грязную лестничную клетку словно затянуло туманом.
- Не курите, господа, выдержать невозможно от этой махорки…
- А вы, сударыня, угостите "Египетскими", тогда мы махорку бросим.
- Уж так нежно воспитаны, говорю тебе, Франек, так нежно воспитаны! Не где-нибудь, а в поселках, на кизяках. Они там к таким ароматам привыкли, что теперь - ну никак…
- И зачем только вас, мама, понесло ехать? - ворчал в сторонке срывающийся юношеский голос. - Могли бы спокойно сидеть на месте, подождать, пока вся эта толкотня прекратится.
- Молчи, Марцысь, - отвечал женский голос. - Ведь все едут.
- Сперва вы поднимали крик, что надо готовиться к зиме, а когда мы все приготовили, тут вас и понесло куда-то…
- Господи, господи, с вами вечно… Владек там тоже, наверное, не смотрит за вещами, а где-нибудь шатается.
- Да бросьте волноваться, мама. И так нас со всеми вещами в поезд не пустят, вот увидите.
- Что ты болтаешь? Как это "не пустят"? Уж я им скажу… Что это такое? Голые, босые должны ехать, что ли?
- Ну уж, голые, босые…
- Перестань, Марцысь, говорю тебе… Боже, боже, вечно у меня с вами…
- Тише!
Снова раздался голос молодого чиновника.
На этот раз Ядвига услышала:
- Господа, прошу не толпиться, прошу успокоиться… И вообще стоять здесь незачем. Господин посол занят, никого не принимает и принять не может. Господин секретарь тоже занят. Поезда есть, ступайте на вокзал, мы всех по очереди отправим.
- То-то и есть, что "по очереди"! А когда очередь придет?
- Три дня женщины с детьми под открытым небом дожидаются!
- Есть нечего!
- Господа, продукты выдают только на вокзале. Все вопросы разрешаются на месте, на вокзале. На вокзале работает представитель посольства…
- Да ведь мы с вокзала и идем, никакого представителя там нет.
- Где он, этот представитель?
- Господа, повторяю еще раз, прошу не толпиться! - вышел из себя молодой щеголь, и прядка лоснящихся черных волос отделилась от прилизанной прически, смешно подрагивая над темными бровями. - Здесь вы, господа, ничего не выстоите. Прошу возвратиться на вокзал и терпеливо ожидать.
- Вам-то хорошо говорить "терпеливо"!..
- Смотрите на него, какой…
- Чего ожидать?
- Я уже сто раз вам говорил: поезда отправляются один за другим. Здесь вы можете дождаться только того, что поезд отойдет без вас. Прошу идти на вокзал.
- Идемте, мама, я ведь говорил вам…