Олег отвечал на вопросы коротко и односложно. Он вдруг ощутил какую-то неловкость, некий внутренний стыд. Причина этого была ему понятна. Расспросы пробудили в сердце Олега задремавшие было чувства к Гите, образ которой часто возникал перед мысленным взором. Олег догадывался, что Гита питает к нему такие же чувства, но вынуждена таиться, ибо отдана в жены Владимиру. Олегу казалось, что, лёжа в постели с Одой, он в чем-то предаёт кареглазую дочь Гарольда.
Олег мысленно искал себе оправдания.
"Что связывает меня с Гитой? - думал он. - Наши взаимные признания украдкой, единственный торопливый поцелуй, редкие откровенные взгляды… Все это в прошлом и больше не повторится, ибо Владимир мне друг и брат. Не пристало мне, став крестным отцом его первенцу, тайно соблазнять жену".
Ода меж тем принялась рассказывать Олегу, как Святослав сосватал за брата византийского императора Марию, дочь Всеволода.
- Бедняжка пролила немало слез, прощаясь со мной на пристани, - печально говорила Ода. - Не хотелось ей покидать отчий край, ох, как не хотелось! Но разве отцов трогают дочерние слезы, коль сам император изъявил желание с ними породниться. Эти мне мужчины! Во все времена женщины были для вас игрушками иль разменной монетой.
Ода подавила раздражение.
- А как же Роман? - спросил Олег.
- Роману твой отец намерен подыскать другую невесту, которая не будет с ним в родстве ни в ближнем, ни в дальнем. Он, кстати, и для тебя невесту подыскивает, и не где-нибудь, а в Венгрии. Туда недавно послы уехали.
Олег был удивлён и немного раздосадован услышанным: отец при встрече ни словом не обмолвился об этом.
Ода, привалившись к Олегу, заглянула ему в глаза и томно прошептала:
Не отдам тебя ни венгерке, ни польке. Никому!
Лицо мачехи в обрамлении светлых растрёпанных волос в этот миг показалось Олегу самым красивым на свете. Он стиснул Оду в объятиях и запечатлел жадный поцелуй на её алых устах.
* * *
Спустя два дня состоялось венчание Регнвальда и Мелитрисы, которую перед этим местные священники обратили в православную веру, как того требовал обычай.
В Софийском соборе, где проходило торжество, было не протолкнуться. Сюда пришли не только бояре с жёнами, но и великое множество простого люда: ибо весть о том, что воевода Регнвальд привёз из Богемии пленницу невиданной красоты, мигом облетела Киев. Из уст в уста передавались слухи о том, что Мелитриса - дочь покойного чешского князя Спитигнева и что она пребывала в монашестве до встречи с Регнвальдом. Правда обрастала кривотолками подобно снежному кому, катившемуся с горы. В окружении великого князя шептались, будто руки Мелитрисы добивался сам германский король, а она предпочла монастырь короне. Ещё поговаривали: Мелитриса якобы сначала досталась Олегу, который уступил её Регнвальду за то, что тот спас ему жизнь в битве при Оломоуце.
Докатились эти слухи и до Оды, которая в порыве ревности потребовала у Олега объяснений. Она имела возможность встретиться с Мелитрисой, которую Регнвальд приводил во дворец, чтобы показать Святославу. Привлекательность чешки послужила для Оды косвенным доказательством того, что перед тем как достаться Регнвальду, Мелитриса все же побывала в наложницах у Олега. Впрочем, Ода вовсе не собиралась обвинять его в излишнем сластолюбии, поскольку считала: столь красивая наложница, как Мелитриса, достойна Олегова ложа. Оде хотелось лишь услышать признание из уст своего любовника: да, он действительно, обладал Мелитрисой, но несмотря на её дивную красоту, все же расстался с ней, желая по достоинству отблагодарить Регнвальда. Ода в душе была даже готова восхищаться благородством Олега.
Однако Олег не только не признался, но пришёл в негодование от того, что Ода не желает верить его словам, зато доверяет сплетням и слухам.
- Какая собака пробежала меж нами, что ты не веришь в мою искренность? - возмущался он. - Иль тебе действительно хочется знать, что я хуже, чем хочу казаться?
- Я видела, Олег, какими глазами глядела на тебя Мелитриса, когда приходила во дворец. Так может смотреть лишь женщина, таящая в сердце глубокую признательность к мужчине, совершившему ради неё благородный поступок. Возможно, ты заметил, что Мелитриса не равнодушна к Регнвальду, и уступил её ему. Заметь, Олег, я ни в чем тебя не обвиняю. Мне просто непонятно, почему ты отрицаешь, что Мелитриса была твоей наложницей?
Говоря все это, Ода не спускала с Олега внимательного взгляда в надежде, что он выдаст себя смущением или замешательством.
Но Олег был спокоен.
- Я и впрямь поначалу был более близок с Мелитрисой, нежели Регнвальд, но до ласк у нас не доходило и не могло дойти.
- Отчего же?
- Я был изранен и мне тогда было не до женских прелестей.
Олег помолчал.
- Расположенность ко мне Мелитрисы вот чем объяснима. Это я убедил её покинуть монастырь, следуя велению сердца, а не доводам разума. Если бы Регнвальд не питал к Мелитрисе силы чувств, то я не стал бы этого делать. По-моему, Регнвальд и Мелитриса просто созданы друг для друга. Разве нет?
Ода кивнула, соглашаясь. Но тут же промолвила:
- Не сердись, но я слышала, как твой отец упрекнул тебя: мол, зря уступил такую красавицу Регнвальду. Почему он так сказал? Не потому ли, что с отцом ты был более откровенен, чем со мной?
Олег уколол Оду неприязненным взглядом.
- Так ты подслушивала под дверью! Не ожидал от тебя.
- Ах, как некрасиво я поступила! - Ода взорвалась. - Сколь низко я пала! Я скажу тебе больше, мой милый. Я обиняками спрашивала о том же твоего отца и узнала-таки от него истину, которую ты не желаешь мне говорить.
- Отец не мог сказать тебе о том, чего не было, - угрюмо промолвил Олег. - Мелитриса моей наложницей не была.
- Олег, ты лжёшь, - в сильнейшем раздражении Ода вскочила и принялась ходить из угла в угол по светлице, где совсем недавно так радостно отдавалась своему пасынку. - Зачем ты это делаешь? Зачем разрушаешь нашу любовь? Я жена тебе перед Богом, а кто тебе эта смазливая чешка? Я не собираюсь корить тебя, что ты на какое-то время увлёкся ею. Мне просто не нравится, что ты делаешь из этого тайну. Скрываешь от меня то, что известно всему Киеву!
- А мне не нравится твоё желание верить досужим сплетням посторонних людей и не верить мне, - вспылил Олег. - Я, видите ли, разрушаю нашу любовь! Нет, это ты режешь её ножом, возводя на меня напраслину.
Олег сердито вышел из светлицы, хлопнув дверью.
Ода в отчаянии упала на ложе и разрыдалась.
…Вечером Святослав пригласил Олега сыграть в тавлеи и заодно потолковать о том, к чему великий князь давно стремился и о чем не смог договориться с братом Всеволодом.
За окном хлестал проливной дождь; октябрь был на исходе.
Отец и сын сидели за столом друг против друга и неторопливо двигали по клетчатой доске черно-белые фигурки. Столь же неторопливо текла беседа.
- Я решил перевести Владимира с Волыни в Туров поближе к Киеву, - начал Святослав. - Это на тот случай, ежели князь полоцкий отважится разорять земли киевские, покуда я с полками в дальних землях буду. Владимир при своей воинственности не допустит этого. А ты как мыслишь, сын?
Олег уже знал о намерении отца по весне двинуть войско в Болгарию, поэтому ответил искренне:
- По-моему, лучше бы тебе взять Владимира с собой, ибо с ним надёжнее стоять в сече против любого врага. А земли киевские и Борис может постеречь, ему это даже сподручнее будет, ведь он стол свой в Вышгороде держит. От Вышгорода до Киева ближе, чем от Турова.
- Так-то оно так, - согласился Святослав, - но я хочу взять Бориса с собой в поход. Можешь мне поверить, из Бориса ратоборец вырастет не хуже, чем из Владимира. Он уже сейчас конницей так верховодит, что залюбуешься.
- Этому я охотно верю, - улыбнулся Олег, который имел возможность видеть своего двоюродного брата в сражении с половцами.
- Я бы и Владимира взял в поход да не могу рисковать его головой, ведь он любимый сын у брата моего Всеволода, - продолжил Святослав. - Пускай уж Владимир и отец его стерегут Русь от вражеских вторжений до моего возвращения из Болгарии.
Олег удивлённо посмотрел на отца.
- Ты что же, хочешь обойтись в Болгарии без брата своего, Всеволода Ярославича? Это неразумно, отец. Всеволод Ярославич свой человек для ромеев, ведь дочь его недавно вошла в императорскую семью. Кто как не он сумеет договориться с ромеями, падкими на коварство. Всеволод Ярославич быстро распутает все их хитрости, не поддастся на их обман. Ведь они ныне добры с нами, поскольку сами слабы, а как одолеют сельджуков и воспрянут с новой силой, то враз отплатят нам злом за добро. Такое уже бывало.
- Бывало, - покивал головой Святослав, сделав ход белым ферзём. - Токмо я не ради ромейской выгоды поведу полки к Дунаю, а с тем, чтобы Русь навсегда имела за собой дунайские земли. Всеволод не поддерживает мой замысел, не желая ссориться с ромеями, поэтому он мне в Болгарии будет только мешать.
Размах отцовских замыслов восхитил и одновременно озадачил Олега.