- Фабрика закрывается. - повторил сбоку человек с тонкими усами и лихорадочным румянцем на щеках.
- А мы? Дайте, я пройду!
- Иди. Может быть, мистер Спарк подарит тебе шляпу на прощание!
Мистер Спарк был хозяин. Кларенс умолк.
Если бы он умел скрывать! Он бродил весь день по городу, сидел у реки и вернулся домой в положенный час, но Джульетта только глянула на него и сразу спросила:
- Что случилось, Кларенс?
Кларенс улыбнулся:
- Ничего.
В черных глазах ее появились незнакомые, недобрые отблески смятенной догадки: он впервые говорил ей неправду. За едой мать рассказывала, сколько ей удалось сэкономить из тех денег, что дает Кларенс и присылает Айрин с Канкорда: пожалуй, они сумеют до холодов отремонтировать квартиру. Мать ничего не замечала.
Под утро Кларенс тихо позвал:
- Джульетта!
Он знал, что и для нее ночь на этот раз на отпустила сна, хотя Джульетта лежала без движения, как мертвая.
Она лежала на спине и смотрела, как светлеет потолок, который она выбелила несколько дней назад своими руками.
- Нет, Кларенс. - крикнула вдруг она. - Нет, нет!
- Хорошо, - сказал он.
Но ведь он не мог обманывать ее и дальше. И уйти на работу, которой у него больше не было. Да и сама Джульетта уже не могла обманывать себя. Он рассказал ей, что случилось.
- Поехала бы я лучше на Канкорд, - сказала она, - увидела бы хоть что-то...
Кларенс приподнялся на локте:
- Ты хотела увидеть?
- Нет, Кларенс, я хотела помочь тебе.
- Ты меня сейчас ненавидишь, как Рич.
- Неправда, Кларенс. Я думала о тебе, когда хотела поехать на Канкорд. Я так хочу помочь тебе! Я даже не думаю о нем...
- О ком?
- О нашем маленьком. Будущем малыше. Я забываю о нем. Только о тебе и о тебе...
- Прости меня.
Джульетта лежала все так же на спине и смотрела в потолок. Глаза ее наполнились слезами, как чашечки цветов наполняются дождем. Слезы перелились и побежали по щекам.
- За что? - спросила она. - За что тебя прощать, Кларенс? Ты ведь не виноват. Если бы у меня попросил прощения президент или хотя бы мистер Спарк...
Они встали поздно, как бездельники, и мать вторично разогрела завтрак. Теперь она не сказала ничего. А, может быть, она говорила, но он не слышал.
"Куда пойти?" - думал Кларенс.
Весь день он бродил по старым улицам и слышал старые слова, Его все время тянуло к дому. И, вернувшись, он увидел то, чего боялся.
Он увидел, как Джульетта уходила по узкому сумеречному тротуару. Она была уже далеко. Он узнал ее спину по красной блузке и юбке, купленной недавно.
Куда уходила Джульетта? Зачем уходила? В гости? В аптеку за покупками? К булочнику? Но он уже знал: она уходила совсем. Она уходила, чтобы помочь ему.
Может быть, отец увидел ее, когда она тайком пробиралась к Ричу за едой, и приказал ей вернуться. Ради маленького, о котором они забыли.
Вот она приостановилась вдалеке. Никак не перейдешь улицу. Разве в этом городе живут люди? Здесь живут машины. Их выпустили на свободу откуда-то, и они бегут, урча, словно хохочут, и чадят в глаза, одевая коричневыми облаками иглы высоких зданий.
Не надо спешить! Так, так, молодец, Джульетта! Но ей стоило подождать хоть немного еще... Он нашел бы превосходную работу и принес бы домой уйму денег. Он еще заработает их и тогда придет за Джульеттой.
Ты бредишь, Кларенс.
Как тень, он проводил Джульетту до Грэнич Вилэдж.
9
Он напился в портовом кабачке. Может быть, он заглянул туда для того, чтобы увидеть Ринальдо. Он ходил от столика к столику и рассказывал, как его прогнали с работы из гостиницы и что мистер Спарк закрыл фабрику.
- Это неинтересно, - отвечали ему.
Тогда он пробовал жаловаться, что от него ушла жена.
- Не надо было жениться, - советовали ему.
- Ах да, вы правы, - говорил Кларенс.
Иногда его угощали, иногда он брал рюмку без спроса и начинал рассказывать все сначала. Надо было заставить выслушать себя. Самое главное было в том, чтобы его выслушали.
Но никто не хотел слушать.
- Ты где будешь ночевать? - спросила его какая-то немолодая, подмалеванная блондинка голосом Джульетты.
Голосом Джульетты? Но ведь Джульетта ушла. И она не вернется. И он никогда не услышит ее голоса. Возможно, никогда. И ничего не будет. И не было. Не было у них счастья.
Нет, было, сказал себе Кларенс. Оно было, только очень короткое. Оно мелькнуло, как искра, вышибленная при ударе камня о камень. Но ей не суждено было разгореться. Она погасла в пустых руках. В четырех протянутых руках.
Говорят, счастье зевают робкие. Он не струсил. Он не был робким парнем. Но искра улетела, как птица со сломанной ветки, на которой не совьешь гнезда.
Эй, Кларенс, не будь размазней, сказал он себе тотчас же. Посмотри, как велик и прекрасен город на рассвете. Как он могуч и богат. Может быть, и тебе еще выкатится под ноги золотая монетка. Только ты устал ждать. Ты сплоховал, когда слез со стула Бернардо ради его младшего брата. Не надо было этого делать. Смешно!
Смешно, а ему хотелось плакать.
Мимо проехала машина, нагруженная бумажными мешками в сизой пыли. Куда-то повезли цемент.
Его отец тоже возил цемент. Он часто брал Кларенса с собой, чтобы приучать к делу. Кларенс помогал ему наваливать мешки из кузова на спину. Когда мешки плюхались на тротуар у дверей склада, там взрывалось облачко серо-зеленого дымка. Отец всегда сильно плевался и кашлял. С большим вкусом.
Однажды они зашли в кафетерий, вот такой, что уже открыл свои двери на улице, номера которой Кларенс не заметил. Он весь утонул в воспоминаниях. За прохладным стеклом на прилавках кафетерия лежали вкусные вещи. Кларенсу хотелось и того и того...
- Подожди, - говорил отец, - дальше, дальше...
И толкал поднос по металлическим стержням вдоль прилавка.
Наконец они дошли до сладкого яблочного пирога.
- Вот.
Они взяли по куску пирога и чашке кофе.
Кларенс запомнил, что пирог лежал в самом конце прилавка. Дальше, дальше... Подожди, Кларенс... Да, да. Надо идти и ждать. Чтобы найти работу еще на пять минут? Ждать? Нечего сказать - ждать! Зачем он уговаривает себя, как священник? А если ждать и не верить? Легко ли это?
А день все ярче расстилался над городом. Светло-синее небо полыхало над улицами, хотя внутри их темнела холодная тень. Небо никогда не опускалось вниз, в улицы Нью-Йорка и в глаза горожан. Небо с солнцем. Крыши и стены зданий держали его высоко, сверкающий блеск природы над колодезной теснотой города.
И Кларенс, один из ничтожных, бессмысленно шел вдоль могущественных громад, лезущих выше и выше. Они сближались, срастались, стены из бетона, стали и стекла. Они стиснули, сплюснули в щель, никогда не знавшую солнца, улицу шириною с долларовый билет. Она словно бы лежала в каменном сейфе города.
Банки, банки, компании... Рядом - биржа. На асфальтовых тротуарах - рои негритянских мальчишек с сапожными щетками в руках и баночками мази в карманах. Эти мальчишки падали голыми коленками на асфальт, к ботинкам идущих мимо людей, и до блеска терли живыми черными руками неживую черную кожу.
В биржевой сутолоке бизнесмены оттаптывали друг другу ноги, а на улице возле них кормились мальчишки, воробьи большого города.
Они ловили ботинки и даже не взглядывали в лица.
О безликая власть в блестящих ботинках! Как она крепко держала свои доллары за бетонными стенами и стальными стенками! Интересно, а как лежат доллары? Стопками? Высокими пачками? В мешках? Что из того! Власть ничего не давала даром. По одной бумажечке за мокрую от работы спину. А безработный потел бесплатно, в страхе за еще неродившегося ребенка.
И Кларенсу стало страшно. Здесь он вовсе никому и ничего не смог сказать. Он ушел, он почти бежал отсюда. Надо было где-то успокоиться, чтобы решить, как жить.
Он шел и шел, через весь город, длинный город, огромный город. На столбах у перекрестков висели кошки с зелеными глазами, предупреждая: не переходи улицу при красном свете, если у тебя нет, как у меня, семи жизней. Семи жизней, вероятно, хватило бы, чтобы дождаться счастья.
Кларенс был голоден. Он просто-напросто еще ничего не ел. Он зашел в какой-то универмаг и напился холодной воды из фонтанчика, вделанного в стену.
Он и сам не знал, как попал на знакомую улицу, полную пестрых витрин и красочных криков: распродажа! Это была улица Джульетты. У Кларенса сжалось сердце. Он прибавил шагу. Город отовсюду гнал его. Большущий город, в котором ему не было места.
Наконец через час-другой город вытолкнул его на мост Джорджа Вашингтона. И тогда Кларенс, точно прозрев, понял, зачем шел сюда. Надо было заставить выслушать себя. Он дошел до первой арки моста, где небо было куда светлее и шире, чем над городом, и открытое солнце стояло в зените. Вдруг, уцепившись за стальную перекладину, Кларенс подтянулся на руках, пока нога не коснулась другой перекладины, и полез вверх по одной из ажурных стоек металлической арки. Дальше, дальше...