Конечно, ни один нормальный родитель при таком раскладе отдавать своего сына в армию не хотел. Родители не очень понимали, что именно должны защищать их дети. Их, родителей, нищету? При этом погибнуть и лишить их вообще всякой надежды? Речам членов политбюро уже никто не верил. Да и как было верить, если сыновей привозили в цинковых гробах со стеклянными окошками, в которых был виден только нос, и хоронить приказывали тихо, как воров. Всё было поставлено с ног на голову. Воры громко торжествовали, а героев тихо хоронили. Все убеждения в непогрешимости курса партии, правительства рассыпались, как пепел на ветру. А без убеждений работать, а тем более служить Родине невозможно.
Сергей не был исключением. Он не хотел в солдаты, но он был не прочь посмотреть изнутри жизнь советского офицера. Этот вычитанный лозунг: "элита, армия, рабы" - не давал ему покоя. Армия была посередине, как и в другом лозунге: "вера, царь, отечество".
Время шло, он влился в ряды тех, с кого собственно начинались все великие шалопаи и авантюристы всех стран мира. Он стал военным.
Глава 2
КУРСАНТЫ
Исходный "материал" в лице Сергея для любого военного училища был превосходный. Думать он умел, но без нужды не особенно хотел. Та взрослая жизнь, в которую он окунулся сразу после школы, научила его правилу: "меньше знаешь, крепче спишь".
Сравнивая вновь приобретённое знание с полученным из учебников истории школьным опытом, он однажды понял, что в России думать вообще вредно. За знания всегда приходится расплачиваться. Эту истину до него донесли в политическом училище.
Одни страны расплачиваются временем, растягивая знания, дающие некоторую свободу своему народу, на века. Другие, которые не хотят ничем расплачиваться, просто исчезают. Особняком стоит лишь Россия. Она расплачивается за вновь приобретаемые знания своим здоровьем.
Каждый новый российский вождь, едва поумнев, начинает прореживать и вырубать ряды тех, кто не успел поумнеть вслед за вождём. Прореживать - это хорошо. Быть прореженным - плохо. По крайней мере, Сергею было страшно обидно, когда его "завернули" из военно–политического училища при всех сданных экзаменах обратно. Проредили.
Но он был настырный. Он без всяких эмоций шёл к цели и в лоб, и с тылу.
Пригодились оба варианта. Как его и напутствовал гражданский педагог в военно–политическом училище, в училище тыла всё было честно. Там никто особо не скрывал, что и дать надо, и взять есть кому. Что толку строить из себя "целку", если вся страна уже знала, что большинство детишек членов политбюро ЦК КПСС, включая и детей наиболее ретивых генеральных секретарей, живёт на Западе, в основном в США. На эту тему даже смеялись. Да и как было не смеяться, если упакованные и сытые детки меняли Москву, столицу и город - герой своей Родины на американскую провинцию. Странно было только то, почему ни один ребёнок американских президентов, министров и клерков поменьше за всё существование Советской власти так и не захотел перебраться жить в Россию.
В училище тыла лукавства не было. Сергей "пёр" как танк. Он прекрасно понимал, что здесь все такие. Проходной бал в это училище был выше, чем в военно–политическое. А на инженерный факультет, на который поступал Сергей, шли в основном медалисты, отличники Советской Армии и ребята, окончившие техникумы. Мальчишки с медалями - это существа значительно умнее, чем девчонки с медалями.
Экзамен по математике показал, что он готовился и готовил почву не зря. Вредный полковник, никакого отношения не имеющий к математике, что тоже честно, зачем мучить педагогов, если почти всё решено заранее, строго начал выговаривать Сергею: "Молодой человек, вы хотите на инженерный факультет, чтобы подольше поучиться и поменьше послужить?". Сергей подумал про себя: "Оратор, ничего, мы пуганые, и бодро ответил, что как раз наоборот, чтобы как можно лучше служить Родине". Видимо, у полковника что–то не складывалось, деньги взял с кого–то за инжфак, а придётся пристраивать на другую специальность. Он бы с радостью поставил Сергею оценку ниже заслуженной, но Сергей проявил рвение и ещё раз, прямо при нём, решил все задачи экзаменационного билета уровнем выше школьного и шепнул полковнику, чтобы не отвлекать остальных абитуриентов: "Листочек останется!".
Он поступил и впервые в жизни был вполне счастлив. Его радовало всё: даже вылинявшая и заношенная форма, выданная всем курсантам с чужого плеча очередного выпуска, для прохождения курса молодого бойца.
Учебный центр, куда всех "загнали" для проверки выносливости и параллельного "отсева" слюнтяев и нытиков, назывался "Бугры". После моторного завода Сергей попал в санаторий. Вместо жужжания токарных станков - щебетание птиц, вместо грохота кузнечных станков - стук дятла. Ночное бдение на тумбочке дневального? Да сколько угодно, ни одной пьяной рожи рядом, только звёзды над головой, только комары - кровопийцы, да проверяющий офицер - почти родной отец. Он понял, что не ошибся с выбором.
Природа, свежий воздух и здоровый образ жизни. То бегаешь, то маршируешь с песнями. И песни были очень душевные. Раньше Сергей таких песен не пел и не знал. Старшина, назначенный из отличников Советской Армии, Костя Сорокин, командовал: "Песня "Прожектор". За–пе–вай". И все запевали, оглашая лес звонкими голосами: "Прожектор шарит осторожно по пригорку, и жизнь от этого становится светлей…". "Куда уж светлей?", - думал Сергей. Но выдерживали эти санаторные условия не все. Некоторых, после слёз и соплей, родители всё–таки забирали. Были и такие, о которых была проявлена особая забота и которых освободили от курса молодого бойца.
Трудность была одна единственная. Лето было холодное и дождливое. Но во взводе, куда попал Сергей, оказались ребята, уже имевшие опыт выживания и в холоде, и сырости. В одной с Сергеем палатке оказались Володя Долголёв и Юра Ермолаев. Оба уже окончили техникумы, у обоих был туристический опыт. А Юра, кроме того, прошёл со своим отцом ещё и "севера". Перед сном он всем рассказывал о ненецком туалете, когда одну палку втыкаешь в сугроб, чтобы не сдуло, а другой отбиваешься от волков, чтобы не съели. Но самое занятное в его рассказе было не это. Это мы ещё могли понять. Самым непонятным было то, что при этом, тот, кто оправляется, кальсоны не снимает, так как очень холодно.
Сергей писал в дневнике: "Мы строили догадки, типа когда подмёрзнет, тогда и вытряхивают, но напрямую спрашивать стеснялись, боясь показать свою полную бестолковость. Я всё–таки не выдержал и спросил. Оказалось всё просто. В кальсонах была дыра, её делали специально".
Спали курсанты бок о бок, укрывшись всеми одеялами сразу, форму и портянки сушили под простынями, на которых спали. Утром выбегали на зарядку сухие и выспавшиеся.
Повезло и с командиром, капитаном Колбеневым Н. М. Все курсанты знали, что офицеры всю ночь "режутся" в карты. Кто проигрывает, тот поднимает свою роту по тревоге. Их роту не поднимали ни разу.
Среда, в которой Сергей оказался, его вполне устраивала. В друзья никто не набивался, но и в помощи друг другу никто не отказывал. Последнее было особенно приятно.
Время шло, закончился курс молодого бойца. Дальше начался вообще рай. Всё по распорядку. Что может быть лучше жизни в очерченных рамках, причём рамках здоровых. Но к хорошему быстро привыкаешь и начинаешь присматриваться.
Сергей быстро выяснил, что из всех офицеров училища достойными можно считать только офицеров, окончивших Московское училище им. Верховного Совета, или как его называли "Верховку". Такой подготовке можно было только завидовать. Они всё знали, никогда не ныли и не уставали. Это были настоящие педагоги. Но их было очень мало. В основном все места в училище занимали офицеры "по блату", часто выпускники этого же училища, совершенно не обученные ни приёмам воспитания, ни приёмам иным. Кастовых офицеров была маленькая горстка. К училищу тыла, как и к его курсантам, они относились с иронией, не понимая, как такое училище вообще могло возникнуть, и что им, военным аксакалам, надо здесь делать. В училище не учили ни стрелять, ни водить боевую технику, ни прыгать с парашютом, ни выживать в любых суровых условиях. Но Сергей и не стремился в "боевики". Он познавал жизнь. А это знание училище тыла давало в избытке.
Преподаватели в основном были нытиками. Готовых в любой момент пасть за Родину не было. Хотя один всё–таки был. Его звали Юрий Иванович. Он был единственным источником вдохновения и подражания для курсантов всего училища. Каждое утро он пересекал плац, ведя за собой на поводке маленькую лопоухую и необычайно длинную суку - таксу, по кличке Лариска, приводя всех, особенно первокурсников, в восторг. Он знал, что делал. Нытики - офицеры вечно скулили о священности плаца и устраивали целые расследования, если кто–то из курсантов пересекал плац в одиночку и шагом.
А тут, у них под носом, изо дня в день прогулка с сучкой. "Голубая" кровь Юрия Ивановича раздражала многих. Кроме того, он никого и ничего не боялся. Жил весело и был так предан Советскому Союзу, что даже начальник училища, прозванный курсантами за маленький рост и громкий голос "Метр злости", рядом с ним был "врагом народа", не говоря уже о начальнике политотдела, по прозвищу "Геббельс".
Офицеров - дураков было меньше, чем нытиков, но им было отдано "на откуп" командование училищем. Теперь представьте себе: на занятиях, вместо обучения очередной нытик рассказывает, как хорошо он служил, но потом от него избавились и сослали на преподавательскую работу, на этот жалкий оклад. А в казарме офицер–дурак являет собой пример этой самой "хорошей" службы. И больше никаких примеров от старших "товарищей". Возможно, что слово "дурак" не совсем подходяще, но страна - то рухнула.