Иногда доходили слухи о подвигах в Афганистане и о "подвигах" на мирной ниве, особенно о драках с "ментами", но в училище этим подвигам не за что было зацепиться, чтобы стать легендарной традицией. Хотя драки на стороне поощрялись, ругали за то, что попались.
Юрий Иванович здесь был для всех примером. Кроме выгуливания Лариски, игры в карты, занятий боксом, он часто бывал в командировках. Но он был один на всё училище. Остальные ныли, либо сдуру делали совсем не то, что от них требовала Родина.
С лёгкой руки "Геббельса", чтобы совсем не загубить будущих защитников Отечества, командованием активно поощрялись культпоходы в медицинское и педагогическое училища. Это было разумно, жена офицера должна быть дурой, чтобы он так никогда и не начал думать. Но в то время даже "Геббельс" не знал, что у его выпускников ничего, кроме жён - дур, не будет. Ни денег, ни квартир, ни блеска, а это всё - финиш - "Перестройка". Но это всё будет в будущем. В настоящем же командование прикладывало массу усилий, чтобы все курсанты к выпуску были женаты и увезли своих счастливых жён–дур куда–нибудь подальше с их глаз, ибо ряды барышень осаждали КПП с утра и до глубокой ночи.
Все разговоры в казармах были только о женщинах. Здоровый образ жизни просто не давал думать ни о чём другом. В борьбе с "дурными" мыслями курсантов командование постоянно устраивало кроссы, спортивные праздники, трудовые повинности на благо города, но всё это только удваивало силы и желания. Хотя был один предмет курсантской среды, который полностью удовлетворял все потребности. Это была "машка" - здоровенная чугунная платформа с шарнирной ручкой и щётками внизу для натирания паркетных полов. Вес "машки" мог достигать 70 килограммов. В сочетании с бесконечными казарменными полами она давала совершенно поразительных эффект. Курсанты ей так "наигрывались", что другие Машки не снились даже во сне. Но в интимные отношения с "машкой" вступали только во время нарядов, а остальное время все думы возвращались к женщинам.
В училище всё было честно. Кормили, по большей части, отвратительно. В училищной столовой, видимо втихаря, проходили стажировку "тёмные силы" всего многовекового коллектива поваров общепита. Когда Сергей впервые увидел в своей тарелке кусок свиной кожи со щетиной, он испытал лёгкий испуг, такого блюда не подавали даже на его любимом заводе, боясь восстания пролетариата даже больше, чем его диктатуры. Здесь же его братья по оружию, думающие только "о бабах", быстро окрестили это блюдо "куском пиз–ти–ны" и нежно в течение пяти лет сдвигали его на край тарелки.
Все всё прекрасно понимали. И то, что мяса всем всё равно не хватит, и то, что на подсобном хозяйстве свиней разделывать некому, ну и про живой вес, и как его можно увеличивать и уменьшать тоже знали. Этому учили.
На всё, что касалось их будущей профессии, самими же курсантами было наложено табу на всякого рода возмущения.
Советская Армия была огромна, а инженерный факультет училища тыла один, и скоро он должен был эту армию обеспечивать. А в армии огромное количество разных "диких" военачальников, так зачем же раньше времени портить нервы. Кроме того, лёгкий голод был постоянным поводом сбегать в "самоход" к любимой - "поесть".
Был единственный случай прямого недовольства тылом в военном училище тыла. Внуку–курсанту какого–то очень заслуженного человека, говорили маршала, на вещевом складе выдали фуражку, которая ему сильно не нравилась. Внучек был так возмущён, что позвонил бабушке. Бабушка нажаловалась дедушке. Дедушка позвонил начальнику училища и задал ему простой вопрос: "Не слишком ли тяжелы погоны на твоих плечах?". Начальнику училища пришлось быстро соображать, по какому поводу такой наезд. Ну а дальше досталось всем. Крайним сделали прапорщика - начальника вещевого склада. Но и внука в скором времени бабушка с дедушкой, видимо поняв, что военного из него не выйдет, перевели в академию им. Плеханова. Не пропадать же кровиночке, тем более такой талантливой. Над этой историей смеялось всё училище, кроме, конечно, его начальника и несчастного прапорщика.
В училище тыла всё было правильно. Вся система обучения и воспитания должна была показать курсанту, что в человеческой иерархии надо быть чьим–то, что курсант - сын офицера на голову выше курсанта - сына рабочих и крестьян. Папа за него уже думает. Это называется династией.
Сергей ничего не имел против династий, но только заводских, когда папа лучший токарь, слесарь, металлург, и сын тянется за ним. Но в среде военных - позвольте. Он прекрасно знал, чьих детей привозят из Афганистана в цинковых гробах. Это часто приводило к конфликтам с "отцами–командирами" и, конечно, к нарушению воинской дисциплины. Если вы уж выращиваете элиту вооружённых сил, то будьте любезны кошмарить всех одинаково. А то даже из школьных учебников по истории так выходило, что после 1812 года ваши династии не выиграли ни одной войны, а, напротив, все их "просрали". Войны выигрывали отмобилизованные самородки из крестьян и рабочих ценой огромных жертв. Пока ваши династические щелкоперы впадали в полную прострацию от малейшей опасности.
Но это было училище тыла, и в нём было всё правильно. Даже не сильно умный взводный командир, вчерашний выпускник этого же училища, был подобран с большим смыслом. Во–первых, его оставили "по блату", а значит, через него сохранили или налаживали связи с внешним миром, необходимые для жизнеобеспечения училища и решения своих личных проблем. Во–вторых, будущие офицеры должны быть готовы к худшим представителям офицерского корпуса в качестве начальства над собой. Их ведь готовят не для яростного боя, а для его обеспечения.
Взводным офицером у Сергея был именно такой, подобранный для показа всей возможной армейской глупости, кадр. Его оставили потому, что его отец возглавлял военную кафедру одного из местных вузов. А так как у больших начальников родятся не только мальчики, но и девочки, стремящиеся к высшему образованию, то почему бы и не помочь хорошему человеку.
В училище никто не скрывал, что весь мир держится на личных связях. И если на весах свой дурак и чужой гений, предпочтение всегда будет отдано своему дураку, пусть и ценой гибели империи. На её обломках всё останется точно так же: свои дураки и чужие гении. Но выживать надо и гениям. И это понимание, что "надо", развивало мозги лучше всего. Здесь даже допускались протесты. Когда одних курсантов отпускали домой на несколько дней в увольнительные, а других не отпускали даже на КПП, протесты неизбежны. Оказалось, что и оценки на экзаменах ставят по такому же принципу: "свой, ничей, вообще чужой".
Табу было наложено только на проблемы с тыловым обеспечением. Курсанты терпели всё: воровство, небольшие задержки с выдачей обмундирования, почти всегда полусырое бельё, выдаваемое в банях, и его серый цвет, который по определению должен был быть белым. В этой части своей жизни курсанты терпели всё. Здесь они постигали, насколько трудно обеспечивать воинскую часть, если даже на самом верху "тыла", его высшем училище, так трудно навести порядок. Из того, почему трудно, секретов тоже не делали. Училище постоянно посещали высшие командные чины. Это походило на затяжной марш маразматиков. Перед этим "маршем" курсантов снимали с занятий на несколько дней, а то и недель. Они всё драили, красили, ремонтировали. Затем была "картина Репина "Приплыли". Приезжал какой–нибудь древний, давно желавший покоя генерал, а вместе с ним колонна поваров, массажисток, адъютантов и прочих нахлебников. Надо ублажать.
Поэтому всё то, что касалось "отцов–командиров", подвергалось критике постоянно, но, всё что касалось тыла - молчок.
Постигая науку командования тылом, Сергей часто ловил себя на мысли, что на весах Бога их замкомвзвода из числа курсантов, заслуживший в армии звание старшины, Вася Церуш значительно выше их комвзвода, старшего лейтенанта.
Вася прошёл и "Крым и Рым". Без Васи к третьему курсу взвод уже был бы неуправляем. А о взводнике открыто говорили: "Король говна, мочи и кала - его фамилия …" и совершенно его не уважали.
Оказалось, что глаженых сапог и бравого внешнего вида не достаточно для авторитета. Для авторитета необходимо иметь некоторые убеждения и что–то уметь делать самому, а не твердить, делайте, как я говорю. Вася не имел бравого вида. Он имел вид ровно такой, чтобы к нему не приставали на строевых смотрах. Вася являл собой пример мудрости. Все курсанты нутром чуяли, что если они пойдут в бой со своим взводным офицером, то "как один умрут", а он спрячется за них, а если с Васей, то уцелеют все. Знанием всей военной премудрости взвод Сергея был всецело обязан Васе Церушу.
Здесь, наверное, уместно заметить, что любые воспоминания штука "опасная", как палка о двух концах. Кого–то можно незаслуженно обидеть, а кого–то незаслуженно похвалить.
Среди офицеров много умных негодяев, которые, желая избавится от "строптивого" личного состава, готовы его просто погубить в бою или куда нибудь "сбагрить", полагая, что пополнение будет лучше и сговорчивее. Хорошо если такой негодяй сам храбр, тогда возможны варианты и даже взаимопонимание, а если трус?
Много и весьма жалких офицеров, не способных к наведению порядка. Это корень "дедовщины" и огромные пробелы в образовании, которое дают военные училища. Но это всё те "зазоры", которые ведут к поражениям в боях, к огромным потерям, а в итоге к придуманной негодяями поговорке: "Победителей не судят". Это сказано не о всей армии, а только о тех, кого другим негодяям надо оправдать.