Роман "В огне повенчанные" повествует о героизме воинов одной из московских ополченских дивизий, сформированных в июле 1941 года. Бойцы дивизии ведут под Вязьмой тяжелейшие бои, попадают в окружение и, прорвав его кольцо, продолжают сражаться с врагом на подступах к Москве.
Героями рассказов являются солдаты Великой Отечественной войны.
Книга рассчитана на массового читателя.
Содержание:
ПРОЛОГ 1
ГЛАВА I 2
ГЛАВА II 2
ГЛАВА III 4
ГЛАВА IV 5
ГЛАВА V 9
ГЛАВА VI 10
ГЛАВА VII 12
ГЛАВА VIII 14
ГЛАВА IX 16
ГЛАВА X 19
ГЛАВА XI 22
ГЛАВА XII 24
ГЛАВА XIII 25
ГЛАВА XIV 28
ГЛАВА XV 30
ГЛАВА XVI 33
ГЛАВА XVII 34
ГЛАВА XVIII 36
ГЛАВА XIX 39
ГЛАВА XX 44
ГЛАВА XXI 48
ГЛАВА XXII 50
ГЛАВА XXIII 53
ГЛАВА XXIV 57
ГЛАВА XXV 57
ГЛАВА XXVI 60
ГЛАВА XXVII 61
ГЛАВА XXVIII 63
ГЛАВА XXIX 64
ГЛАВА XXX 66
ГЛАВА XXXI 68
ГЛАВА ХХХII 70
ГЛАВА XXXIII 71
ГЛАВА XXXIV 72
ГЛАВА XXXV 75
РАССКАЗЫ 76
ЭСТАФЕТА МУЖЕСТВА - (о творчестве Ивана Лазутина) 103
Примечания 105
Иван Лазутин
В огне повенчанные
За красоту
Людей живущих,
За красоту времен грядущих
Мы заплатили красотой.ВАСИЛИЙ ФЕДОРОВ
ПРОЛОГ
Вторая половина марта в Петрограде стояла ветреная, холодная. Начавший было таять снег схватило морозцем, и он лежал на скованной льдом Неве грязной ноздреватой коркой. Из приземистых и широких окон военного госпиталя открывался вид на гранитную набережную, за которой расплывчатыми контурами прорисовывались на сером балтийском небе силуэты Александрийского столпа и купол Исаакиевского собора.
В седьмой палате хирургического отделения госпиталя умирал от тяжелых ран Илларион Дмитриевич Казаринов. Старый хирург после долгой и сложной операции сказал своему ассистенту:
- Конец будет таким же мучительным, как у Пушкина. Та же рана и тот же удивительно могучий организм. Со смертью будет бороться до последнего вздоха. - С минуту помолчав, хирург устало посмотрел на сестру: - С родными связались?
- Сообщили телеграммой сразу же, как только доставили к нам.
- Проследите. Больше двух дней не протянет. - Сказал и, сутулясь, вышел из операционной.
Ранен был Казаринов в ночь на семнадцатое марта 1921 года, когда по решению X съезда РКП (б) около трехсот делегатов съезда во главе с Климентом Ефремовичем Ворошиловым были брошены на ликвидацию Кронштадтского антисоветского мятежа. После артиллерийского обстрела крепости, в которой с пулеметами и пушками засели мятежники, со стороны Ораниенбаума по льду Финского залива повел свой полк на штурм крепости красный командир Илларион Казаринов.
И вот он умирает… Умирает в полном сознании надвигающегося конца. Чувствует, что осталось недолго. И все-таки надежда, этот спасительный островок человеческого бытия, нет-нет да еще возникала перед его затуманенным взором.
Илларион Казаринов до крови кусал губы, крепился, чтобы не закричать от нестерпимой боли.
А когда после большой дозы морфия боли поутихли, Казаринов подозвал медсестру и тихо спросил:
- А как красные курсанты?.. Они шли на Кронштадт с северных фортов… Дошли до крепости?
- Дошли, дошли, больной… все дошли.
- И штаб мятежников взяли?
- И штаб взяли. Я же вам газету читала. Вы не волнуйтесь, вам нельзя.
Умирающий обеспокоенно посмотрел сестре в глаза, словно пытаясь прочитать в них свою участь.
- Где мой съездовский мандат?
- Там, где все ваши документы, вместе с партбилетом, наганом и орденами в сейфе у начальника госпиталя.
- Жене и отцу сообщили, что я… тяжело ранен?
- Как же, еще вчера сообщили.
…Ночью Казаринову стало совсем плохо. Через раненого красноармейца, который проходил на костылях мимо его койки, он позвал дежурного врача, И когда тот пришел и склонился над изголовьем Казаринова, он, с трудом сдерживая стон, попросил:
- Доктор, помогите написать письмо… Домой… Боюсь, они меня не застанут…
Врач молча перенес на тумбочку Казаринова керосиновую лампу, стоявшую на столе у двери, достал из планшета тетрадь и, примостившись на краешке койки, в ногах у Казаринова, приготовился записывать.
- Адрес? - еле слышно спросил врач.
Размыкая и смыкая слипшиеся губы, Казаринов тихо, так, чтобы не слышали раненые на соседних койках, начал диктовать:
- Москва… Смоленский бульвар, дом шесть, квартира сорок восемь… Казариновой Наталье Павловне. - Илларион Дмитриевич вытянулся всем телом и, стиснув зубы, замолк. И только через какое-то время его спекшиеся губы разлиплись: - Написали?
- Написал, - глухо ответил врач.
- Пишите…
- Я слушаю вас.
- Дорогая Наташа… - Казаринов лежал на спине и смотрел в одну точку на темном потолке. - Письмо это диктую из военного госпиталя. Лежу с тяжелым ранением, которое получил во время атаки. Подробности тебе расскажут врачи и мои боевые друзья. А сейчас… хочу сказать тебе… - Казаринов глубоко вздохнул. - Если нам не суждено встретиться, то последняя моя к тебе просьба: береги себя и сына. - При упоминании о сыне глаза Казаринова наполнились слезами. - А когда вырастет - пусть знает, что я прожил жизнь честно. - Казаринов шершавой ладонью вытер слезу. - Жалей его… Вырасти из него честного человека…
- Больше ничего не хотите наказать? - глухо спросил врач, видя, что по лицу Казаринова начала разливаться предсмертная бледность.
- Напишите несколько слов отцу… Вложите записку в письмо. Жена передаст.
Врач перевернул страницу тетради.
Лицо Казаринова вдруг стало строгим и даже неожиданно мужественным.
- Отец!.. Вся твоя жизнь была для меня примером! Спасибо тебе…
Видя, что умирающий потерял сознание, врач встал и поспешно спрятал тетрадь в планшет.
…Умер Казаринов на рассвете, так и не придя в сознание.
А в десять часов утра с московским поездом в Петров град приехали по Запоздалой телеграмме отец Казаринова, академик Дмитрий Александрович Казаринов, жена скончавшегося командира полка и трехлетний сын Гриша.
Похоронили Иллариона Казаринова на Волковом кладбище в Петрограде. Проводить красного командира в последний путь пришли товарищи по партии и оружию.
Похоронили с почестями. Когда гроб опускали в могилу, взвод красноармейцев дал троекратный залп из винтовок. Военный оркестр исполнил "Интернационал".
Трехлетний Гриша, который, боязливо прижавшись к матери, не спускал глаз с посеревшего, чужого лица отца, одного не понимал: зачем два его ордена положили на красные бархатные подушечки и зачем, когда гроб опустили в могилу, все молча, с непокрытыми головами, поспешно, словно боясь опоздать, подходили к могиле, брали по горсти земли, бросали на крышку гроба и молча отходили.
Не поймет Гриша этого в древность уходящего обряда похорон и через два года, когда на Ваганьковском кладбище в Москве, подражая взрослым, он сам бросит горсть земли на крышку гроба матери, совсем еще молодой сошедшей в могилу от сыпного тифа.
Все это мальчик поймет позже, когда вырастет.
А он вырастет… Порукой тому были пророческие аккорды "Интернационала", в котором слова "Это есть наш последний и решительный бой" звучали как клятва и как символ приближения тех светлых далей, за которые сложил голову Илларион Казаринов.
Это было двадцатого марта 1921 года.