- Отчего же? Лишить можно. Дело хозяйское. Согласно общей теории относительности... - тут ругательства пошли фонтаном. Шедшая по коридору женщина испуганно оглянулась, сказала "батюшки" и по-куриному заспешила вперед. Пьяного сильно качнуло и прибило к стене. Он ухватился за нее двумя руками.
- Нечего делать, пойдемте, Юрий Иванович, - сказал Ган. - Я не Макаренко.
На ходу Ган объяснял:
- Это Николай Федотович Картузов, единственные руки на весь отдел. И те далеко не золотые. Крылов, кажется, сказал: "По мне так лучше пей, а дело разумей". Этот и пьет, и дела не разумеет.
- А зачем вы его держите?
- Наивный вопрос! А где я найду другого? Других? Все умелые руки разбрелись по мастерским полукустарного типа, подторговывают запчастями, вообще промышляют "налево". У нас есть штатные места техников, механиков, лаборантов, а кто пойдет на такую зарплату? Это болезнь не только наша, но и других отраслей, здравоохранения, например... Дай мне право вместо двух техников взять одного, но заплатить ему вдвое - совсем бы другая была картина. А так - приходится мириться с Картузовым, быть ему благодарным, если он хоть раз в неделю возьмет в руки отвертку... Вообще-то научные работники у нас на самообслуживании: сами паяют, монтируют, чинят. Средние века. А что делать? Вы, надеюсь, не боитесь ручной работы?
- Меньше, чем умственной.
Кажется, дошли. Ган остановился у высокой двери:
- Сюда, пожалуйста. Только, если нетрудно, откройте сами.
Нешатов взялся за ручку. Мощный амортизатор неохотно поддался и, впустив вошедших, вернул дверь в исходное положение со злобной, явно излишней силой.
- Единственная техника, которую освоил Картузов, - это дверные пружины, - сказал Ган.
Нешатов огляделся. Картина обычная для скромных лабораторий, он их навидался на своем веку. Трещиноватые, пыльные поверху стены, распределительный щит, на кафельном полу - змеи проводов в оплетке. Отсвечивающие стекла шкафов; в одном из них сияло осенними красками отраженное дерево уличного пейзажа. Посреди помещения - массивный металлический шкаф с человека ростом, видимо, та самая машина, на которой работали. Передняя стенка была откинута; он заглянул внутрь и увидел привычные хитросплетения разноцветных проводничков, всегда напоминавшие ему кишочки животного, какого-нибудь крота... Общий вид машины был кустарно-домодельный; видимо, монтировали сами. Это ему понравилось: он, со своей отсталостью, вполне сюда вписывался. Современной светлой роскоши, знакомой по рекламным проспектам, он бы не вынес.
Поведя глазами дальше, он увидел в простенке между окнами световое табло, метра полтора на полтора, мелко выложенное сплошной мозаикой маленьких ламп. Лицом к табло, спиной к вошедшим стояла тонкая девушка в черной водолазке и косо-клетчатой юбке. По плечам у нее лежали пышные волосы медно-бронзового цвета. Когда вошедшие остановились за ее спиной, она резко обернулась и на миг показала глазастое, смуглое, недоброе лицо.
В углу у пульта стоял высокий, очень красивый молодой человек в наушниках, как будто сошедший (минус наушники) откуда-то с картины старинного мастера. Так и виделась на нем богатыми складками задрапированная тога. Нешатов отчужденно отметил нежно-розовое лицо, ровные дуги бровей и младенчески чистые, удлиненные голубые глаза.
В помещении был еще один человек, постарше, в очках, небрежно, но чисто одетый; он сидел на стуле, перекинув ногу на ногу и покачивая ею с непринужденным изяществом. Впечатления изящества не нарушал даже плохо натянутый хлопчатобумажный носок, свисавший с ноги и вздрагивавший в такт ее качаниям.
- Товарищи, - сказал Ган, - я привел нашего нового сотрудника Юрия Ивановича Нешатова. Будьте знакомы.
Девушка в водолазке сухо шагнула к Нешатову и подала узкую коричневую руку:
- Магда.
- Магдалина Васильевна Вишнякова, старший научный сотрудник, кандидат технических наук, - пояснил Ган.
- Для такого длинного названия объект маловат, - скупо усмехнувшись, сказала Магда.
И в самом деле она была мала ростом и плоска, почти безгруда. Прическа мальчика-пажа - спереди челка, сзади волосы до плеч - еще усиливала впечатление недозрелости. На лице всего заметнее были глаза - большие, чрезмерно светлые, зеленые с голубизной, глядевшие прямо и требовательно. "Прелестная женщина", - сказал о ней Ган. Ну нет. Красота, пожалуй, была - тонкая, собранная, смуглая; прелести не было. Должно быть, зла, как хорек, подумал Нешатов.
Человек постарше, сидевший на стуле, снял ногу с ноги, встал и, наклонив голову, представился:
- Игорь Константинович Полынин.
- Доктор технических наук, - подсказал высокий в углу.
- Скорее санитар технических наук. Даже ассенизатор.
Неостроумно, подумал Нешатов, но Магда и высокий засмеялись.
При ближайшем рассмотрении Полынин казался еще старше, чем на первый взгляд. Волосы, пестро-седые, росли какими-то кустиками. Лицо несвежее, помятое, почти стариковское, но глаза как раз молодые, блестевшие слюдяным блеском, который почему-то казался сосредоточенным не за очками, а впереди них. Поздоровавшись, он сел и возобновил качание ногой. Каждое его движение выдавало хорошо воспитанного человека, даже это качание, которое у другого выглядело бы хамством. "Черт его знает, как это достигается?" - с завистью подумал Нешатов, чувствуя себя самого невоспитанным в каждом движении.
Молодой человек в углу снял наушники и с приветливым поклоном произнес:
- Феликс Толбин, пока без отчества и без степени.
- Все в будущем, - с улыбкой пояснил Ган.
- Будущее темно, - ответил Толбин и тоже улыбнулся. Его приветливая улыбка вспыхивала и пропадала мгновенно, как мигающий световой сигнал. Что-то было в ней завораживающее, и все же Нешатов наблюдал ее с неприязнью. В этом быстром обмене улыбками и выражениями лиц он почуял намек на что-то ему неизвестное и потому неприятное.
- Очень рад, - сказал он, чтобы не молчать. На самом деле он не был рад, напротив, ему хотелось бежать отсюда, лучше всего на улицу, где так непосредственно и просто сияло дерево.
- Но мы помешали вам работать, - заметил Ган. - Прошу продолжать опыт.
- Магда, на место! - шутливо скомандовал Полынин.
Она пожала плечами - два уголка:
- Пожалуйста. Только все равно ничего не выйдет. При свидетелях никогда не выходит.
- Магда, - мягко сказал Ган, - опыт, который не может быть повторен при свидетелях, - не опыт.
- Знаю, - резко ответила она, - это не опыт, и именно потому я не хочу его демонстрировать.
- Я вас прошу, - сказал Ган.
- Как хотите.
Она снова стала лицом к табло. Толбин вернулся к пульту и надел наушники.
- Опыт восемьсот тридцать пять, - раздельно произнес он. - Внимание! Сигнал.
Секунда, и на световом табло последовательно, волной слева направо, начали вспыхивать оранжевые лампочки. Из них образовался прихотливо изрезанный знак - нечто вроде карлика с бородой и флагом.
- Интеграл, - сказала Магда.
Лампочки погасли.
- Ошибка, - сказал Толбин, - был подан не "интеграл", а "интервал".
- Ну, я так и знала! Опять он глотает концы. С таким диктором невозможно работать.
- А кто поручится, что в жизни вам не встретится диктор, глотающий концы? - спросил Полынин.
- Жизнь - это другое. Мы еще только пробуем. Неотлаженная аппаратура плюс косноязычный диктор...
- Святое косноязычие пророков и поэтов, - как бы про себя заметил Полынин.
- Позвольте продолжать? - спросил Толбин. - Опыт восемьсот тридцать шесть. Внимание! Сигнал.
Снова загорелись оранжевые лампочки. На этот раз узор был похож на слона. Магда заколебалась:
- Выставка? А может быть, вывеска? Нет, он меня сбил, ваш пророк или поэт. Дайте мне нормального человека.
- Не выставка и не вывеска, - сказал Толбин. - Просто выборка.
- Вот опять! - вскрикнула Магда и рывком повернула к ним узкое темное лицо. Длинная прядь волос откуда-то сзади упала ей на глаза. Она с досадой отгребла назад волосы и открыла беленький, даже голубоватый лоб. Стало видно, что ее смуглота - просто загар, что под ним она бледна, голубовата. "Может быть, когда сойдет загар, она будет лучше", - думал Нешатов. Сейчас она была просто нехороша.
Тут отворилась дверь, и вбежал коротенький человек с головой, похожей на свернутого ежа, - тот самый, которого еще в первый приход заприметил Нешатов. Вид у него был свирепый.
- Какого черта, заснули вы, что ли? - крикнул он, но, увидев постороннего, осекся.
- Знакомьтесь: Юрий Иванович Нешатов, - сказал Ган.
Коротыш взглянул на Нешатова с сердитым восторгом:
- Встреча с вами для меня событие. Малых.
Фамилия прозвучала отрывисто, как брань.
- Руслан Сергеевич, - с улыбкой подсказал высокий в углу.
- В тысячный раз прошу меня этой собачьей кличкой не звать. На тысячу первый - стреляю.
- Пророк или поэт в своем жанре, - сказал Полынин.
Магда рассмеялась. Малых сердито к ней повернулся:
- Хихоньки-хахоньки, а работа стоит. Сколько процентов сегодня?
- Еще не подбили. Судя по всему, меньше восьмидесяти.
- Дерьмо, - быстро отозвался Малых.
- Товарищи! - взмолился Ган. - При даме.
- Ничего, я привыкла.
- Прошу прощения, Юрий Иванович, - сказал Ган. - Вы можете о нас подумать бог знает что, там Картузов, тут Малых...
- Ничего, я тоже привык. Только я ничего не понял. Что здесь происходило?
- Магда, может быть, вы как автор работы объясните Юрию Ивановичу, что к чему?
- Вовсе я не автор. Это мы все...
- Скромность девичья, - заметил Полынин.