Аверченко Аркадий Тимофеевич - Волчьи ямы (сборник)

Содержание:

• Волчьи ямы 1

  • Специалист по военному делу - (Из жизни малой прессы) 1

  • Старческое 1

  • Корни в земле 2

  • Спиртная посуда 3

  • Четыре стороны Вильгельма 4

  • На большой дороге 4

  • Ужасы войны 5

  • Отцы и дети 6

  • Кандидат в венгерские короли 7

  • Карьера певицы Дусиной 8

  • Булавка против носорога 9

  • Счастье солдата Михеева 10

  • Язва 12

  • Тайна зеленого сундука 13

Аркадий Тимофеевич Аверченко
Волчьи ямы

Волчьи ямы

Специалист по военному делу
(Из жизни малой прессы)

Прежний "военный обозреватель" поссорился с редактором и ушел.

Он обиделся на редактора за то, что последний сказал ему:

- Какую вы написали странность: "Австрийцы беспрерывно стреляли в русских из блиндажей, направляя их в них". Что значит "их в них"?

- Что же тут непонятного? Направляя их в них, - значит, направляя блиндажи в русских?

- Да разве блиндаж можно направлять?

- Отчего же, - пожал плечами военный обозреватель, - ведь он же подвижен. Если из него нужно прицелиться, то он поворачивается в необходимую сторону.

- Вы, значит, думаете, что из блиндажа можно выстрельнуть?

- Отчего же… конечно, кто хочет - может выстрелить, а кто не хочет - может не стрелять.

- Спасибо. Значит, по-вашему, блиндаж - нечто вроде пушки?

- Не по-моему это, а по-военному! - вспылил обозреватель. - Что вы, издеваетесь надо мной, что ли? Во всякой газете встретите фразы: "Русские стреляли из блиндажей", "немцы стреляли из блиндажей"… Осел только не поймет, что такое блиндаж!

Редактор догадался, на кого намекает обозреватель, и обиделся.

- Не знаю, кто из нас осел. Почему же в "Военном Скакуне" обозреватель пишет такую фразу: "немцы прятались в блиндажах". Что ж они, значит, по-вашему, в пушках прятались, что ли?

- Почему же нет? Если орудие, скажем, восемнадцатидюймовое, а средний солдат, имея объем груди, согласно правилу воинского распорядка частей внутреннего согласования армий, которое… которое… Э, черт! Взял просто человек и залез в пушку.

- Сел в лужу наш военный обозреватель, - вступил и разговор корреспондент из Копенгагена. - Блиндаж - это нечто вроде солдатской галеты. Иностранное слово. Происходит с русинского. Блин даже. Так сказать, даже блин, и тот идет в ход. Я сам читал корреспонденцию, что немцы без блиндажа ни на шаг. Ясно - галеты. Любят, черти, покушать. Хотите, я сегодня из Копенгагена напишу об этом?

- Пожалуйста, - скривился военный обозреватель. - Если вы в военных вопросах понимаете больше меня, ведите сами военный отдел. А я вам больше не писарь.

Взял он свое пальто, шляпу, два рубля долгу из конторы и ушел.

Редактор привез нового военного обозревателя.

Все сотрудники высыпали смотреть на него. Поглядывали с тайным страхом - вдруг человек возьмет да и начнет стрелять в них. Все-таки военный обозреватель, имеющий дело с разными шрапнелями, мортирами и блиндажами.

Но новоприбывший военный обозреватель оказался на редкость милым, скромным человеком.

Улыбнулся всем, а молодому секретарю сказал даже комплимент:

- Какие у вас хорошие ботиночки!

- Да, - самодовольно согласился секретарь. - Почти новые. Второй год всего ношу.

- О чем будете писать нынче? - спросил редактор.

- Об Италии.

- Почему об Италии?

- Да давно хотелось написать. Тем более что она имеет на карте такую забавную форму.

Появилась статья военного обозревателя об Италии.

Она начиналась так:

"Италия имеет форму сапога. Капо-спартивенто - это его носок, Капо-С. Мария - его каблук. Средняя часть подметки образуется из залива Таренто. К сожалению, мы не можем точно обрисовать верхнюю часть сапога, так как верхушка голенища сливается с материком, а ушки должны быть где-нибудь между Сицилией и Венецией. Что же касается подъема этого сапога, то…" и т. д., и т. д.

Статья была очень оригинальная и в редакции произвела известное впечатление.

- А о чем вы нынче думаете? - спросил редактор.

- Написать о чем? Думаю написать статью о состоянии обуви во французской армии.

- Разве это такой важный вопрос?

- Обувь-то? Это - все. Обуйте солдата как следует, и он сделает чудеса.

На следующий день появилась новая статья нашего военного обозревателя.

Она начиналась словами:

"Многим, вероятно, интересно, как обута французская армия. Обувь французов состоит из…" и т. д., и т. д.

Эта статья оставила у всех какое-то странное впечатление узости освещения затронутого вопроса и поразила обилием специальных непонятных терминов. Впрочем, редактор утешил себя:

- Ничего не поделаешь, - специалист.

А вечером спросил:

- А завтра о чем будет?

- Думаю коснуться состояния обуви в австрийской армии.

- Что вы все обувь да обувь? - нервно возразил редактор. - Напишите что-нибудь другое.

- Именно? - пугливо спросил новый обозреватель, огорченный редакторской нервностью.

- Ну… например, напишите о расположении австрийской армии…

- Слушаю-с.

На следующий день появилась статья:

"Расположение австрийской армии".

Начиналась так:

"Австрийская армия расположена сейчас в виде дамского ботинка, причем левый фланг образует собой как бы носок, а правый как бы верх ботинка. N-й корпус стоит в виде высокого каблука, причем рантом его является…" и т. д., и т. д.

Прочтя эту статью, редактор рассвирепел. Долго кричал на военного обозревателя:

- Что вы всюду тычете ваши сапоги, туфли и башмаки? Что это за военные статьи, ни одна из которых не обходится без каблука, ранта, подъема и носка? На плане расположение австрийской армии похоже на кочергу, а вы всюду хватаетесь за свой излюбленный сапог. Понимаете? Кочерга, а не сапог!

- Извините! - обиженно возразил новый обозреватель. - Я не кухарка какая-нибудь, чтобы сравнивать положение армии с кочергой.

- Но и не сапожник же, - завизжал редактор, - чтобы сравнивать армии с сапогом!

- Извините, - угрюмо прошептал новый обозреватель, - как не сапожник? Мне своей профессии стыдиться нечего. Сейчас я, конечно, приглашен вами на пост военного обозревателя, но раньше я действительно работал подмастерьем у сапожного мастера Василия Хромоногого.

И когда он, получив расчет и собрав свои вещи (пучок дратвы, две колодки и коробку вару), уходил, - в глазах его читался короткий упрек:

"За что? Чем я хуже других?"

Старческое

Падают, падают желтые листья на серые, скользкие дорожки. Нехотя падают.

Оторвется лист и тихо, неуверенно колеблясь, цепляясь за каждую ветку, за каждый сук, падает, падает лист, потерявший все соки, свернувшийся, как согбенный старичок.

- Кхе-кхе…

Невеселую песню тянет тонким голосом запутавшийся среди черных голых ветвей ветер, тоже состарившийся с весны, когда было столько надежд и пышного ощущения своего бытия.

У черта на куличках теперь эти надежды и это пышное ощущение бытия!

Где та нарядная береза, которую он любил целовать в теплый задумчивый вечер, когда озеро гладко, как дорогое зеркало, а оттуда, где закат, доносится мирный, умилительный колокольный звон?

От березы остался грязный скелет, и сама она вместо гармоничного шелеста издает такой печальный скрип, что взять бы да и повеситься на ней от тоски и ужаса.

И еще упало несколько листьев. И еще…

- Кхе-кхе…

К вам, бедные старики человеки, обращаются мои взоры, и тоска давит сердце: ведь и я буду стариком.

Не хочется…

Как сухие листья, опадут мои нежные, шелковистые волосы - мои волосы! Как сучковатые ветви, станут мои гибкие сильные руки - мои руки! Уродливыми корнями уйдут в землю мои стройные ноги, каждый мускул которых напрягался и дрожал, когда несли они меня к любимой, - мои сильные ноги! Темная кора, вся в морщинах и царапинах, будет покрывать пригнувшееся к земле тело - мое тело, которое жадно целовали ненасытные женские губы.

Падайте листья, пригибайся ствол - к земле, к земле! Уходи в землю, старый дурак, нечего тебе шамкать о каких-то любимых и любящих женщинах, - кто тебя, корявую колоду, мог поцеловать?

- Да ведь целовали же! Целовали! Ну, вот еще, ей-богу, целовали… И как!

Бедные старики.

Не старик я, а буду стариком.